Смерть от воды - Торкиль Дамхауг

Роар надел второй ботинок.

— Видимо, это происходило уже довольно долго, — добавил Викен. — Письмо заканчивается такой фразой: «Майлин Бьерке знала, что делается в соседнем кабинете».

28

Четверг, 8 января

Роар свернул в гараж Полицейского управления в четверть восьмого. Когда он заглушил двигатель, зазвонил телефон.

— Уже проснулся? — спросила Дженнифер и попыталась выразить удивление. — А я-то звоню тебя разбудить.

— Встал уже несколько часов назад, — заявил он. — Принял душ, поел и поработал. И все при том, что у меня была посетительница после полуночи. И никак было ее не выгнать.

— Ой-ой! Она, наверно, забыла укрыть тебя одеялом перед уходом?

Он представил себе ее улыбку, по лицу разбежались крошечные морщинки.

— Я, кстати, только что говорила с Викеном, — сказала она. — Я сообщила ему о предварительном ответе, который мог бы заинтересовать и тебя.

Собираясь рассказать о чем-то важном, она превращалась в гордую девчонку.

— Ты звонишь меня поддразнить? Или все-таки расскажешь?

Дженнифер засмеялась.

— Услышишь от Самого, — сказала она. — Мне просто захотелось с тобой поговорить. Убить двух зайцев. Речь идет о волосках, найденных на теле Майлин Бьерке. Мы послали их в специальную лабораторию в Австрии.

Она замолчала.

— Пожалуйста, ближе к делу, Дженни! Мне еще надо перелопатить тонну документов перед утренним совещанием.

— Хорошая новость — им удалось выделить ДНК, хотя корней волос не было.

— Неплохо. Это дает нам указание на личность?

— В этом плохая новость. Мы получили только митохондриальную ДНК.

— То есть?..

— Если повезет, мы сможем найти вариант ДНК, который имеется у небольшого числа населения.

Какая-то коллега Роара прошла мимо, помахав ему.

Дженнифер сказала:

— Кстати, вы знаете, что Бергер и отец Майлин Бьерке давние собутыльники?

— Это новость. Ты имеешь в виду отчима?

— Биологического отца. Которого никто из них не видел лет двадцать.

Информация заинтересовала Роара.

— Мы все еще пытаемся разыскать его в Канаде, — признался он. — По нескольким причинам. Откуда у тебя эта информация про Бергера?

— Рагнхильд Бьерке заходила ко мне во вторник.

— Какого черта ты мне не сказала об этом вчера?

Дженнифер помедлила:

— Ну, это был врачебный разговор. Не знаю, что мне следует рассказывать. Речь шла как раз об отце, но…

В стекло машины постучали. Снаружи стоял Викен. Роар вздрогнул, оборвал разговор и, отбросив мобильник на пассажирское сиденье, опустил стекло.

— Совещание перенесли на десять, — сообщил инспектор и внимательно посмотрел на подчиненного.

На секунду в мыслях Роара пронеслись образы прошлого: отец распахивает дверь в спальню, кричит, чтобы он встал с постели. Он стоит, голый, а Сара ежится под одеялом. Его отправляют в душ, а ее — домой.

Он не расслышал, что сказал Викен, что-то про набережную — он осматривал место убийства с какими-то криминалистами.

— Мы, кстати, получили предварительный ответ по волосам, — продолжил Викен.

— Уже слышал.

Брови инспектора столкнулись над переносицей.

— Слышал? От кого?

Роару захотелось спрятать голову под руль. Или завести машину и смыться. Он взял себя в руки и проговорил:

— Звонил Флатланду. По другому поводу. — Он взял мобильный, прихватил сумку и открыл дверцу. — В лучшем случае речь идет о редком ДНК. — Роар вышел из машины, оказавшись на полголовы выше инспектора.

— Читал? — Инспектор достал газету из внутреннего кармана, разгладил ее на крыше машины.

Роар прочитал: «Сдаст ли Бергер убийцу в сегодняшнем „Табу“»? Это просто кошмар!

— Метко сказано, — прокомментировал Викен. — После вчерашнего допроса наш друг не терял времени даром.

Он открыл газету и показал на строчки, подчеркнутые ручкой: «Бергер уже трижды был на допросах, в связи с тем что договорился о встрече с Майлин Бьерке в вечер ее исчезновения. Работа полиции его не сильно впечатляет. „Следователи, работающие в отделе убийств, создают впечатление, что Полицейское управление — очень ненапряжное место работы. Они вязнут в мелочах и не видят очевидного“. — „Значит ли это, что вы обладаете важной информацией по данному делу?“ Бергер от души смеется: „Если бы и обладал, ваша газета об этом не узнала бы. Я забочусь о собственной публике“. Таким образом, Бергер отказывается говорить что-либо конкретное по делу, но явно намекает, что хочет сообщить об этом в вечернем шоу „Табу“ на Канале-шесть. О чем там пойдет речь? Вот именно — о смерти».

Роар покачал головой:

— Не можем же мы сидеть и ждать телешоу. Он играет с нами.

Викен сунул газету обратно в карман пальто:

— Он поедет в студию через несколько часов. Какая у него аудитория? Семьсот тысяч? Девятьсот? Если мы допросим его еще раз и не узнаем ничего нового, как ты думаешь, что произойдет с его рейтингом?

Роару не нужно было отвечать на вопрос.

— Что вышло из вчерашнего допроса?

— Бергер утверждает, что шел пешком от улицы Вельхавена до студии в Нюдалене.

— В таком случае не сложно найти свидетелей. Этого человека трудно назвать неприметным.

— Он говорит, что шел вдоль реки, и довольно медленно. Предположительно в тот день он узнал какую-то новость, которую ему захотелось обдумать.

— И что за новость?

— Нас это не касается, утверждает он.

29

Посреди сеанса дверь широко распахнулась. Пол стоял в дверях, в покрасневших глазах сверкала ярость, на небритом лице блестели полосы от слез. Кажется, он не спал уже несколько суток.

— Надо поговорить.

Турюнн улыбнулась, извиняясь перед юной девушкой, сидевшей в кресле напротив. Полу она сказала:

— Я закончу через полчаса. Примерно. Поднимусь к тебе.

— Надо поговорить прямо сейчас.

Она заметила, что ему стоило больших усилий не закричать.

— Простите, — сказала она пациентке и встала. — Сейчас вернусь.

В приемной Пол схватил ее за руку и потащил за собой. Она попыталась вырваться.

— Не смей меня трогать, — сказала она как можно спокойнее.

Он отпустил ее руку и прошел в комнату отдыха. Войдя следом, Турюнн закрыла за собой дверь, зная, что может противопоставить его ярости свою, только еще большую.

— С какой стати ты врываешься ко мне посреди сеанса? Я больше не участвую в твоем говне.

Он сделал шаг к ней.

— Ты пытаешься разрушить мою жизнь? — зашипел он.

— Не стала бы тратить на это силы. Ты и сам прекрасно справляешься.

— Ты донесла на меня, чтобы оставить себе Уду?

Она придумала, что ответит, когда это всплывет.

Но его ярость застигла ее врасплох.

— Понятия не имею, о чем ты, — сказала она, отметая его нападки. — Кто донес, когда донес?

Пол смотрел на нее исподлобья. В глубине взгляда она разглядела намек на сомнение.

— Ты хочешь сказать, что ничего об этом не знаешь? — пробурчал он.

— Знаю о чем? Будь так добр, расскажи!

Наконец-то он выпрямился, взглянул на дверь:

— Я просидел на допросе все утро.

— На допросе?

Она услышала, как убедительно прозвучало ее удивление.

— Если ты мне лжешь… — начал он, но остановился. — Если я выясню, что в полицию ходила ты…

Турюнн заметила, что он говорит всерьез. Она знала его уже восемь лет. Четыре из них они прожили вместе. Она давно заметила, какой он вялый и ленивый, и дала ему понять, что знает это. Но теперь он был зажат в угол. Он мог потерять все, и он открылся ей с новой стороны. Она не сомневалась, что он может стать опасным, если давление на него усилится.

— Сядь, — сказала она решительно.

Пол опустился на стул.

— Дай мне пару минут отпустить пациентку.

Извинившись и сославшись на то, что случилось нечто серьезное, Турюнн выпроводила девушку и встала у окна. Каждую секунду с тех пор, как она получила письмо от адвоката, к которому ходил Пол, она испытывала к нему жуткую ненависть. Он принялся осуществлять угрозы, подал в суд, чтобы заполучить Уду. До нее дошло, что он доведет дело до конца, ее родительская ответственность будет оцениваться экспертами, и Пол воспользуется теми мелкими неприятностями, которые случались с Удой. Накопает какого-нибудь дерьма, которого на самом деле не было. Очень глупо с его стороны. Ее ничто не остановит, если придется выигрывать затеянную им войну. А Турюнн была в состоянии вести ее куда умнее.

Когда она вернулась в комнату отдыха, он все еще сидел неподвижно, уставившись в стол. Она думала отругать его за то, что он ворвался посреди сеанса, но поняла, что это будет лишним. Села с другой стороны стола, наклонилась к нему: