Родина - Анна Караваева

Артем не любил говорить напрасно, и Чувилев ждал сегодня тяжелого разговора. Когда началась смена, Артем подошел было к чувилевскому участку, но вдруг повернул обратно.

«Со мной одним будет говорить», — подумал Игорь.

После обеда Артем поманил его к себе в будку. Игорь вошел. Сердце в нем тоскливо заныло.

— Вы меня звали, Артем Иваныч?

— Да. Садись, — сухо сказал инженер и начал разбирать бумаги на столе. — Вот итог выработки твоей бригады за июнь месяц сорок второго года, — ровно и холодно отчеканивая слова, произнес Артем и подал Чувилеву лист желтоватой бумаги с цифрами и пометками. — Твоя бригада по сравнению с прошлым месяцем недодала тридцать пять процентов.

— Артем Иваныч, у меня двое новеньких в бригаде, — бледнея, заговорил Игорь. — А они еще…

— …не все освоили, — тем же неподкупным топом продолжал Артем. — А кто мешал тебе их обучить?

— Никто не мешал. Игорь-севастополец кое-чему научился, а вот женщина… эта самая Шанина… с ней никак не сговоришься! Она такая ленивая.

— Самое простое — сваливать все на других. Мне, в конце концов, нет дела до того, какие склонности и характеры имеются в твоей бригаде. На то ведь ты и бригадир, вожак на своем участке, чтобы поднимать людей.

— А если я кого-нибудь не могу поднять?

— Ну, изворачивайся как-нибудь. Но доверия к себе не роняй, помни это.

На участок Чувилев вернулся бледный, измученный и, как всегда в неприятные минуты, наблюдал за собой как бы со стороны, видел себя маленьким, жалким «коротышкой». Перед началом работы после перерыва он сказал глухим, ломким голосом:

— Наша бригада опозорилась. Мы недодали тридцать пять процентов.

— А я уж, кажется, работала, даже ногти вот все обломала! — вызывающе произнесла Ольга Петровна, бросив взгляд на свои пальцы.

«Да, да, это все из-за тебя! — с ненавистью размышлял Чувилев. — Влезла к нам, как чертополох, и вот засорила все!..»

После смены Чувилев, по-хозяйски строго оглядев свой участок, попросил всех остаться на несколько минут, а потом глухо и решительно произнес:

— Мы снизили выработку на тридцать пять процентов. Это позор. Загладить его можно только делом. Предлагаю: в июле вместо этих тридцати пяти недоданных вернуть родине семьдесят процентов… понятно? Тогда мы сможем сказать, что вины на нас нет. Все должны крепко подтянуться, а кто не хочет работать, тот пусть лучше уходит. Да, лучше пусть уходит!

— Это намек на меня? — угрожающе вспыхнула Ольга Петровна.

— Да, это я о вас сказал, — подтвердил Игорь.

Лицо женщины побагровело от злости.

— Ну и уйду в другую бригаду! Нынче людей везде прямо хватают: «Пожалуйста, очень рады…»

Уже миновав проходную, Ольга Петровна все еще продолжала свое глупое бормотание. Придя к себе в барак, она вдруг притихла. Простая мысль ее сразила: ведь ее «выставили» из бригады!

Ольга Петровна села на свою кое-как прибранную постель и горько задумалась. Так застала ее Юля.

— Тетя, что с вами?

Ольга Петровна уныло рассказала племяннице, что произошло на участке.

— Вам в чувилевскую бригаду уже не вернуться, там вас не хотят, — простодушно сказала Юля.

— Ах, мне все равно! — оскорбленно вскрикнула Ольга Петровна. — Здесь все грубые, только и говорят о процентах выработки.

— Потому что здесь танки делают, — покорно договорила за нее Юля.

— Не учи меня… девчонка! — горестно воскликнула Ольга Петровна. — Уходи, уходи, не раздражай меня!

ГЛАВА ПЯТАЯ

ИГОРЬ-СЕВАСТОПОЛЕЦ

На другой день на своем участке Игорь Чувилев увидел двух ребят, о которых вчера договорился с Артемом. Подростки оказались ремесленниками одного из южных училищ, с заводской обстановкой были знакомы, объяснения бригадира выслушали внимательно и уверенно принялись готовить свои рабочие места.

«Ничего ребята», — подумал Чувилев и повеселел.

В цехе гуляло утреннее щедрое солнце, в широких его потоках серебристо голубела пыль, живая, как миллионы сверкающей мошкары. Отовсюду вливался торопливый шумок: утренняя смена заступала ночную. Вдруг Чувилеву послышалось, что кто-то вскрикнул. И только он успел опросить: «А где же Игорь Семенов?», — как тот вышел из-за поворота.

— Ты что, Игорь? — громко спросил Чувилев, заметив что-то странное в походке своего тезки.

Тот шел неровным шагом, чуть не натыкаясь на станки, будто видел тяжкий сон. Дойдя до своего места, Игорь Семенов с трудом разжал бескровные губы:

— Наши… оставили Севастополь… — сказал он и вдруг упал навзничь.

Чувилев бросился поднимать его.

— Да помогите же! — отчаянно позвал он.

Севастопольца подняли на руки.

У выхода из цеха маленькое шествие встретил Артем Сбоев.

— Что случилось? — удивился он. — Игорь Семенов в этаком виде?

— В обмороке он. И без ушиба бывает — человека так за сердце схватит, что и на ногах не устоишь, — сказал чей-то строгий голос.

— Несите, несите его в амбулаторию, там доктор разберется! — озабоченно заторопил Артем. — Слушай, Чувилев, ты там не задерживайся…

На чувилевском участке Артем увидел только двух новичков.

«Наделал шуму этот Игорь Семенов!» — со смесью досады и сочувствия подумал Артем.

Идя дальше по широкому главному пролету, он уже подозрительно вглядывался во все участки — и действительно еще кое-кого не досчитался. «Неужели обморок Игоря Семенова произвел такое впечатление на людей?» — подумал он.

Несколько минут спустя Артем спросил Чувилева.

— Ну… как у вас там?

— Ничего, пришел в чувство, — ответил Чувилев.

— А где же те двое новичков?

— Я их отправил Игоря до общежития проводить.

— Да ведь на это сестра есть в амбулатории.

— Сестра за медикаментами поехала, а доктор с поста не может уйти.

— А ты, а те двое, значит, можете с поста уйти?

— Так ведь мы же товарищи его, Артем Иваныч, как же нам в горе человека бросить?

Но Артем, не слушая больше, только отмахнулся и отошел.

«И мне вот горе будет… — мрачно подумал он, — Дернула же меня нелегкая согласиться перейти сюда, в механический! «Надо тебя выдвинуть, Артем!» Подумаешь, гонюсь я за этими выдвижениями! Хорошее было времечко в ремонтной бригаде! Знал я свое конкретное задание, своих бригадных ребят, учил их, и жили мы душа в душу. А тут какие-то слабонервные будут в обмороки падать, волновать окружающих, а ты, как неприкаянный, считай, сколько человек ушло происшествие наблюдать и сколько процентов выполнения плана пропало из-за этого происшествия!»

Телефонный звонок прервал размышления Артема. Голос парторга сказал в трубке:

— Здравствуй, товарищ Сбоев. Зайди ко мне в перерыв, надо поговорить. — И Пластунов повесил трубку.

— Ну ясно… ему все известно, — буркнул про себя Артем.

В перерыв он зашел к Пластунову.

— А, вот хорошо, — сказал парторг, складывая газету.

По тому, как его небольшая энергичная рука обстоятельным движением положила на стопку газет большой кристалл уральского кварца, по яркому блеску живых карих глаз, которые словно вторили серьезной его улыбке, Артем понял, что предстоит важный разговор. Расспросив Артема обо всем, что касалось Игоря-севастопольца, Пластунов спросил:

— А известно тебе, Артем Иваныч, что наши молодые рабочие думают о войне?

— О войне? — повторил Артем, изумившись этому до странности простому вопросу. — Что ж тут особенного думать-то, Дмитрий Никитич! Ведь все знают: на нас вероломно напали, Родину надо защищать, немецко-фашистских захватчиков надо бить до полного разгрома…

— Человек знает не только то, что все знают, но и знает  с в о е, выстраданное, неповторимое… Ты когда-нибудь задумывался об этом?

— Конечно, Дмитрий Никитич.

— А задумывался ты о том, что наш завтрашний день, то есть новое поколение нашего рабочего класса и нашей технической интеллигенции, входит в жизнь под тяжким ярмом испытаний? Плечи этого поколения — еще совсем мальчишечьи плечи. Но Родина сказала этой зеленой молодежи: «Помоги, мне трудно!..» И они пошли, ибо эта война — война всех поколений.

— Все вынесем, Дмитрий Никитич!

— Кто в этом сомневается? Смерть на нас не впервой лезет, а мы все на жизнь повертываем. Но вынести войну это еще не все. Пусть это самое молодое поколение войдет в мирную эпоху окрепшим, широкоплечим, закаленным. Тогда это будут великолепные кадры, Артем!.. Я им в отцы гожусь, а ты — в старшие братья.

— Понятно, мы за них отвечаем, Дмитрий Никитич.

— Да, без нашей руки им этого груза войны не осилить. Вот тут-то и нужен наш, партийный подход к человеку!.. А ты задумывался над этим, Артем?

«Он мне сегодня словно загадки задает», — подумал Артем и ответил смущенно: