Голубой Марс - Ким Робинсон

Оглянувшись, она увидела, что медведь теперь тоже припустил, волоча лапы в неуклюжем подобии галопа. Он быстро преодолевал расстояние, встречая препятствия лишь в виде невысоких стен каньонов, которые перемахивал, подобно белому кошмару, изящному и пугающему, с его упругой массой мышц под плотным желтоватым мехом. Все это она увидела в одно мгновение и с предельной отчетливостью, и все в ее поле зрения казалось таким острым и ярким, точно подсвечивалось изнутри. Даже при том, что она бежала изо всех сил, глядя под ноги, чтобы ни на что не наскочить, Энн все равно видела медведя над красным склоном – будто это было остаточное изображение. Он тяжело мчался, как в каком-то каменном подобии балета, он был быстр, но и Энн тоже все-таки была зверем. Она тоже провела долгие годы в дикой марсианской местности – даже гораздо дольше этого молодого медведя – и умела бегать. Как горная коза – с коренной породы на валун, оттуда на песок, а потом на щебень, сохраняя идеальное равновесие, контролируя энергию и таким образом спасая себе жизнь. Тем более марсоход был уже близко. Оставалось только взобраться на последнюю стену каньона, преодолеть небольшой склон, и вот он. Она чуть не врезалась в него, но успела затормозить, и с силой, торжествующе стукнула по его изогнутому металлическому боку, будто это была медвежья морда, а еще через секунду – нанеся более прицельный удар по консоли шлюза, оказалась внутри. Внутри! Дверь внешнего шлюза закрылась за ее спиной.

Она поспешила по лестнице, чтобы оказаться в верхнем водительском «гнезде» и оглянуться. Сквозь стекло Энн увидела, что медведь был там и с почтительного расстояния осматривал ее машину. Стоя вне пределов досягаемости транквилизатора, он задумчиво принюхивался. Энн обильно потела, все еще задыхаясь, снова и снова вдыхая и выдыхая – подумать только, какие испытания была способна выдерживать грудная клетка! И все-таки теперь она сидела себе на водительском сиденье в полной безопасности! Но стоило закрыть глаза – и она видела медведя, одолевающего уступ за уступом. Зато открыв их, она увидела лишь блестящую приборную доску, яркую, вычурную и такую знакомую. О, как это было странно!

Пару дней спустя она все еще не оправилась от потрясения и, закрывая глаза, снова и снова видела этого полярного медведя. По ночам лед в бухте гудел и время от времени трещал, а ей снилось нападение на Шеффилд, отчего она и сама стонала во сне. Дни же Энн проводила в дороге, но вела марсоход так небрежно, что приходилось включать автопилот, задавая ему команду продолжать путь вдоль берега кратерной бухты.

И пока марсоход двигался дальше, она слонялась по водительскому отсеку, лихорадочно размышляя, потеряв контроль над разумом. Ей оставалось лишь нервно смеяться и терпеть. Медведь остался в прошлом, но нет, он еще был здесь. Она вглянула на консоль: Ursus maritimus, белый медведь; эскимосы называли его «торнасук», что значит «дающий силу». Это было похоже на обвал, что чуть не стоил ей жизни в каньоне Мелас, а теперь навечно стал частью ее. Тогда, при виде обвала, у нее не дрогнул ни один мускул, сейчас же ей пришлось бежать со всех ног. Марс мог убить ее и, несомненно, когда-нибудь так и случится, но ни один зверь из зоопарка с Земли этого сделать не мог – во всяком случае, если в ее силах было этого избежать. Не то чтобы она так любила жизнь, вовсе нет, но человек был волен сам выбирать, как ему умереть. И ей уже приходилось делать такой выбор – по меньшей мере дважды. Но сначала Саймон, а потом Сакс – как миниатюрные бурые медведи – забрали у Энн ее смерть. И она до сих пор не знала, как с этим быть, что чувствовать по этому поводу. Ее мысли метались с огромной скоростью. Она ухватилась за спинку водительского сиденья. Затем, наконец, смогла протянуть руку и набрать на сенсорной клавиатуре марсохода номер Сакса времен первой сотни, XY23, и подождала, пока искин доставит сигнал до шаттла, которым Сакс вместе с остальными возвращался на Марс. И спустя какое-то время он возник перед ней: его новое лицо пристально смотрело на экран.

– Зачем ты это сделал? – вскричала она. – Это моя смерть, и я могу выбирать ее такую, какую хочу!

Она подождала, пока сообщение дойдет до него. Когда это случилось, он отпрянул и изображение покачнулось.

– Потому что… – проговорил он и умолк.

По спине Энн пробежал холодок. Именно это сказал ей Саймон, когда вытащил ее из хаоса. У них никогда не было причины – только это идиотское «потому что».

Затем Сакс продолжил:

– Я не хотел… это казалось такой большой и бесполезной утратой… Как это неожиданно – тебя слышать. Я рад.

– Ну и черт с ним, – бросила Энн.

Она уже собиралась завершить звонок, но он заговорил снова: теперь они передавали сообщения одновременно.

– Я сделал это, чтобы я мог говорить с тобой. То есть сделал для себя… Я не хотел тебя терять. Хотел, чтобы ты меня простила. Хотел снова спорить с тобой… и показать тебе, почему я сделал то, что сделал.

Его болтовня прекратилась так же внезапно, как и началась, и затем он растерялся и даже будто испугался. Наверное, он как раз услышал ее «Ну и черт с ним». Она могла напустить на него страху, это точно.

– Что за ахинея? – ответила она.

И спустя некоторое время услышала:

– Да. Э-э… Как у тебя дела? Ты выглядишь…

Она оборвала соединение. «Я только что сбежала от полярного медведя! – мысленно прокричала она. – Меня чуть не сожрали твои дурацкие игрушки!»

Нет. Этого она ему не скажет. Вот надоеда. Ему нужен был хороший поручитель для его материалов в «Метажурнал истории Марса» – вот в чем все дело. Ради того, чтобы его научную работу как следует отрецензировали, он готов был влезть в чужое сокровенное желание, в ее фундаментальную свободу выбора между жизнью и смертью, свободу быть или не быть человеком!

Хорошо, он хотя бы не пытался лгать на этот счет.

И… ладно, она была жива. Ярость, беспричинные угрызения совести, безотчетная душевная боль, странная болезненная веселость – все это переполняло ее одновременно. Лимбическая система бешено вибрировала, пронзая каждую мысль безумными противоречивыми эмоциями, выпадающими из их контекста: Сакс ее спас, она его ненавидела, ощущала лютую радость, Касэй был мертв, Питер жив, ни один медведь не мог ее убить и так далее и тому подобное. О, как это было странно!

Она заметила небольшой зеленый марсоход, забравшийся высоко на утес над ледяной бухтой. Словно по наитию она вывернула руль и поехала к нему. Кто-то выглянул: она помахала сквозь лобовое стекло. Черные глаза… очки… лысина… Прямо как ее отчим. Она припарковала свой марсоход рядом. Мужчина рукой, держащей деревянную ложку, пригласил ее подняться к нему. Он выглядел слегка отвлеченным, словно еще витал в своих мыслях.

Энн надела пуховик и, спустившись к шлюзу, прошла между машинами, ощущая холодный воздух так сильно, как если бы попала под ледяной душ. Приятно было ходить из одного марсохода в другой, не надевая прогулочника и не рискуя при этом жизнью. Было даже удивительно, что люди, как правило, не погибали по небрежности или из-за заклинивших шлюзов. Хотя такие жертвы, конечно, случались. Может, даже десятки, если их подсчитать. Сейчас же ей грозили лишь порывы морозного воздуха.

Лысый мужчина открыл ей внутренний шлюз.

– Здравствуйте! – поздоровался он и протянул ей руку.

– Здравствуйте, – Энн пожала ее. – Я Энн.

– Гарри. Гарри Уайтбук.

– А, я о тебе слышала. Ты создаешь животных.

Он кротко улыбнулся.

– Да. – Он не показывал ни стыда, ни попытки защититься.

– За мной недавно гнался твой полярный медведь.

– Ух ты! – Он округлил глаза. – Они же довольно быстрые!

– Быстрые. Но это же не просто полярные медведи, верно?

– У них есть немного генов гризли – чтобы переносили такую высоту. Но в основном это обычные Ursus maritimus. Весьма суровые создания.

– Не они одни такие суровые.

– Да, и разве это не чудесно? Ой, прости, ты голодна? Хочешь супа? Я как раз себе приготовил, с луком-пореем – хотя это, наверное, ты уже почувствовала.

Она почувствовала.

– Давай, – сказала она.

Получив тарелку супа с хлебом, она расспросила его о медведе.

– Здесь же, конечно, не может быть пищевых цепочек, которые удовлетворили бы таких здоровых зверей?

– О, еще как может! В этом районе может. Этим он и известен – как первый биорегион, способный обеспечить жизнеспособность для медведей. Видишь ли, на дне бухты вода в жидком состоянии. Мохол Эп находится в центре кратера, так что озеро это бездонное. Зимой оно, конечно, замерзает, но медведи привыкли к подобному еще в Арктике.

– Только зимы здесь долгие.

– Да. Самки устраивают в снегу берлоги, возле пещер в местах обнажения пород к западу отсюда. Они не впадают в настоящую спячку, температура тела у них падает всего на несколько градусов, и если они почувствуют, что берлогу следует утеплить, то просыпаются за одну-две минуты. Так что они устраиваются там по возможности на всю зиму и спят до самой весны, время от времени выходя кормиться. Затем весной мы буксируем льдины через устье залива в море, чтобы там начинали развиваться организмы – от низших к высшим. Основные пищевые цепочки в воде – антарктические, на суше – арктические. Планктон, криль, рыба и кальмары, тюлени Уэддела, на суше – зайцы, кролики, лемминги, сурки, мыши, рыси. И медведи. Стараемся, чтобы прижились карибу, северные олени и волки, но пока не хватает кормовых растений для копытных. Медведи появились всего несколько лет назад, и давление только-только стало для них приемлемым. Но все равно здесь оно такое же, как на высоте четыре тысячи метров, а они вполне хорошо его переносят, как мы заметили. Они очень быстро приспосабливаются.