Святые наших дней - Митрополит Иларион
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Об этом же он расскажет в одной из бесед начала 1990-х годов:
– Когда я был живописцем и стремился к настоящему искусству, которое трансцендирует видимый мир и предчувствует другой мир – умный, не зримый глазами – то напряжение становилось непрестанным и днем, и ночью. Для человека тогда каждое слово, каждая мысль, каждое движение его говорят о присутствии Бога. Живущие вне Бога не могут созерцать эту красоту. Собственно, с великой силой созерцается эта красота, когда нисходит на нас Нетварный Свет Божества.
Занятие живописью было для него предчувствием того откровения, которое он получил, когда увидел Божественный Свет. Но, увидев его, он уже не мог возвращаться к живописи и начал искать возможность погрузиться в глубины духовной жизни. Несколько лет спустя он так расскажет об этом периоде своего пребывания в Париже: «Бывали случаи, иду из церкви домой, и так хочется пойти куда-нибудь к знакомым, поговорить, развлечься, что нет сил, кажется, вернуться к себе домой и быть там одному. Но все-таки крайним напряжением воли прихожу к себе в комнату и тогда почти падаю на землю в изнеможении от тоски и уныния, готовый землю скрести ногтями. От боли сердечной готов плакать, да и плакал. И только молитва спасала и водворяла мир в сердце. Зато такой мир, которого раньше и не подозревал возможным, какой на сердце мое не приходил дотоле. Бывали многократно такие случаи. Иду откуда-нибудь домой. Хочется зайти в café, но я борюсь с этим желанием. И что же? Вдруг как-то непонятным для меня самого образом чувствую себя как бы потерявшим волю, и положительно, как скотину на веревке, кто-то невидимый ведет меня в сторону café какого-нибудь. Даже жутко становилось. Только Господь знает да пережившие подобные же искушения, с какой болезнию, с каким невероятным трудом приходилось побеждать эти бессловесные желания. Или, помню, с такою же силою влечет куда-нибудь в кинематограф, или еще куда-нибудь, в такие места, которые меня, по существу говоря, никогда не удовлетворяли. Но зато, когда приходишь домой, то, если никуда не зашел, молитва бывает, как огонь».
В книге «О молитве» отец Софроний рассказывает о том, как, живя в Париже, он в течение целой ночи молился Богу: «Найди средства спасать мир; всех нас – развращенных и жестоких». К концу ночи он на время потерял молитву из-за того, что ему пришла мысль: «Если я так, всею силою моего сердца, сострадаю человечеству, то как понять Бога, безучастно смотрящего на злострадания многих миллионов созданных Им же Самим людей? Почему Он допускает неисчислимые насилия одних над другими?» И он обратился к Богу с вопросом: «Где Ты?» И получил в сердце немедленный ответ: «Разве ты распялся за них?»
Это был ответ Самого Христа, который стал откровением для горячо молившегося Ему молодого человека. Вопрос о смысле страданий задают многие люди: «Где Бог? почему он допускает страдания невинных?» Ответом на этот вопрос является крестная смерть Христа. Он пострадал и умер на Кресте, чтобы всякий страдающий знал, что Он рядом с ним. В своем страдании человек не одинок с тех пор, как Сам Бог пришел, чтобы разделить его страдания.
Ответ от Самого Христа, полученный во время молитвы, стал откровением для Сергея Сахарова. Он подумал: «Если Бог такой, каким явил Его распятый Христос, то все мы и только мы повинны во всяком зле, наполняющем всю историю человечества. Бог явил Себя в нашей плоти, какой Он есть. Но мы не просто отвергли Его: мы убили Его позорною смертью». Он увидел, что «не отсутствие сострадания к нам в Боге причина людских терзаний, но исключительно злоупотребление человеком даром свободы».
В другой раз, размышляя в молитве о войнах, виновниками которых становятся созданные Богом люди, отец Софроний «вторично боролся с Богом», поставив перед Ним вопрос о Его ответственности за зло, царящее на земле: «Если Ты создал все, что существует, если без Тебя ничто не начало быть, то все эти гнусные преступники, способные проливать кровь миллионов и миллионов людей… – не они повинны суду и не они ответственны… Ты, как Творец всего, единственный виновник неисчетного горя земли». И опять в ответ на отчаянный вопль он ощутил прикосновение мира Божия, и его посетила мысль: «Отец послал Сына Своего, чтобы спасти мир; и Его они убили. Но вот Он воскрес как Победитель смерти и уже как Царь вечности “совершит суд Свой над народами по правоте”».
Свято-Сергиевский богословский институт, Париж
Желая получить ответы на основные вопросы бытия и глубже узнать православную веру, Сергей Сахаров решил поступить в только что открывшийся в Париже русский Богословский институт. Это учебное заведение было создано весной 1925 года трудами выдающихся представителей русской интеллектуальной элиты, осевшей во Франции. 30 апреля был совершен молебен на открытие института, и состоялся торжественный акт, на котором профессор А. В. Карташев, бывший обер-прокурор Святейшего Синода и министр исповеданий при Временном правительстве, прочитал лекцию, посвященную критике летописных повествований о миссионерской деятельности апостола Андрея Первозванного на Руси. И, хотя до начала учебного года оставалось еще несколько месяцев, решено было начать чтение подготовительных лекций.
Среди преподавателей института были выдающиеся богословы, историки Церкви, патрологи, литургисты и литературоведы, в том числе протоиереи Сергий Булгаков, Георгий Флоровский, Василий Зеньковский, Николай Афанасьев, архимандрит Киприан (Керн), игумен, впоследствии епископ Кассиан (Безобразов), профессора Георгий Федотов, Борис Вышеславцев, Владимир Ильин, Константин Мочульский. Все они в дальнейшем создадут ученые труды, благодаря которым русское Православие станет широко известным на Западе. Чтение лекций этими блестящими, широко эрудированными людьми должно было представлять собой подлинный духовно-интеллектуальный пир.
Преподаватели и студенты Свято-Сергиевского православного богословского института в Париже. Слева направо: П. Б. Чеснаков, К. А. Ельчанинов, шестой слева – Ф. Г. Спасский, далее – архим. Киприан (Керн), Б. А. Бобринский, А. В. Карташев, И. Ф. Мейендорф; справа налево: прот. Василий Зеньковский, иером. Николай (Еременко), А. Т. Буткевич, шестой справа – С. С. Верховский, далее – К. Е. Андроников, А. Д. Шмеман, В. В. Вейдле, иеросхим. Савватий.
Париж, 1945 г.
Сергей Сахаров начал заниматься в Богословском институте, однако быстро понял, что не этого желала его душа и не ради академических богословских штудий он оставил живопись. А потому обучение в институте долго не продлилось:
– Пребывая там, я не нашел того, что искал: я узнавал имена, даты, кто что говорил, узнавал об исторических трудностях Церкви и так далее, а мне хотелось слышать только о том, как достигнуть вечности, – рассказывал он впоследствии.
В книге «О молитве» он более подробно изложил причины, по которым оставил Богословский институт: «Многие выдающиеся представители русской культуры – духовной и гуманистической – не без пафоса говорили, что мир вступил в трагическую эпоху; все, ответственно живущие, должны понять нравственную необходимость включиться в этот трагизм, охватывающий всю вселенную, – разделить его, – содействовать в меру сил нахождению благоприятного исхода, и подобное. Я с глубоким уважением слушал этих замечательных людей, но не мог последовать им: внутренний голос говорил мне о моей
