Тайна Высокого Замка - Златослава Каменкович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Уж постараюсь. Удачи, удачи вам, орлы!
И, одёрнув на ремне автомат, юный сержант, не оглядываясь, побежал к танку.
Рассвет застал экипаж «Гвардия» недалеко от кирпичного завода, в предместье города. Отсюда уже хорошо был виден весь Львов, дремавший в низине, и особенно отчётливо вырисовывалась Княжья гора на сером фоне зари.
У Юры, сидящего на брони танка, захватило дыхание. Ведь с этой горой столько связано в его жизни! И теперь он уже непрестанно думал о Стефе, Петрике и друзьях, радуясь скорой встрече с ними.
— Странно, почему немцы молчат? — удивлённо пожал плечами Папаша. Он, как всегда, сидел на своём любимом месте слева за башней, около Юры.
— Может быть, они уже оставили окраину и отступили к центру?.. Папаша, сзади нас танки… — привстав, показал Юра.
— То наши догоняют. Один Кулешова, а другой Лопахина.
Фёдор Сурков вёл танк на малой скорости. Около тенистого дуба, напротив особняка, увитого серебристым плющом, он остановил машину. И в тот же миг, казалось, мёртвые, наглухо закрытые окна домов низвергнули потоки пулемётного огня.
— За мной, орлы! — скомандовал Папаша.
Автоматчики попрыгали на землю и залегли в канаве.
Задание у «Гвардии» было как можно скорее проникнуть в город, не завязывая с врагом боя. Поэтому юный командир танка дал сигнал отойти машине снова к кирпичному заводу. А тем временем танки Кулешова и Лопахина дали бой.
— Ах, вот где ты, сынок, — крикнул Папаша, подползая и высвобождая Юру из-под присыпавшей его земли. — Испугался?
— Не так чтобы очень, — хрипло ответил Юра, хотя лихорадочная дрожь выдала его.
— Ничего, то бывает, — подмигнул бородатый друг, — ну давай, ползи за мной. Эх, жаль, сынок, что приказ не марать руки об эту нечисть, а то бы мы им устроили пекло.
При этих словах Папаша так громко расхохотался, словно они сидели где-нибудь в лесной чаще на отдыхе, а не под огневым дождём взбесившихся гитлеровцев.
— Ну, веселей, веселей, — подбадривал Папаша юного сержанта.
Была у Папаши замечательная черта: когда он попадал в тяжёлое положение, вроде настоящего, бывалый солдат никогда не терялся, не падал духом и — главное — всегда вырывал из когтей смерти своих боевых товарищей. Папаша любил говорить: «У меня, брат, русский характер! И в воде мы не утонем, и в огне мы не сгорим!»
— Что… отступаем?.. — боясь поверить в это, прошептал Юра.
Но вместо ответа Папаша внезапно прикрыл собой юношу. Над самой их головой прошуршал снаряд и ухнул где-то недалеко, расшвыряв вокруг куски сырой земли.
Встав во весь рост, они побежали к танку, прижатому к заводской кирпичной стене.
— Все собрались? — спросил Папаша, окидывая всёзамечающими глазами своих автоматчиков.
— Все, товарищ гвардии сержант!
Через открытый люк танка Юра видел, как Александр Марченко, с наушниками на голове, склонился у рации.
— В этом месте нам не пройти, — озадаченно сказал Фёдор Сурков. — Надо попробовать другой дорогой.
— Вперёд! — приказал командир танка.
— По местам! — скомандовал автоматчикам Папаша.
Танк повернул в узкую, кривую улицу, где меньше всего можно было ожидать вражеской засады.
Однако и здесь их намеревались зажать в огненном коридоре.
— Без боя не пройдём, — заметил Папаша, заслоняя собой Юру.
Приоткрылся люк, и Додонов крикнул:
— Держитесь, товарищи, крепче! Ведите всё время огонь, хочу прорваться.
— Правильно, командир! — отозвался Папаша и дал подряд несколько автоматных очередей.
Юра, лёжа на броне машины около бородатого друга, с ожесточением стрелял по огневым гнёздам врага.
— Проскочили! — облегчённо вздохнули все, когда танк вырвался из запутанного лабиринта полутёмных переулков и, как ветер, помчался по широкой улице.
— Здорово, орлы! — сиял Папаша, поглядывая на своих автоматчиков, озарённых лучами раннего солнца. Запылённые, чёрные от копоти, они казались командиру прекраснее, чем когда-либо.
— Слышите, Лопахин и Кулешов крепко сцепились, — сказал кто-то из автоматчиков.
— Да, — хмуря лоб, отозвался Папаша. — Трудненько им, они ведь нас прикрывают…
Уже свернули на другую улицу, когда вдруг танк резко затормозил.
— «Пантеры»! — первый показал Юра.
Четыре бронированных хищника и автомашина с немецкой пехотой преградили «Гвардии» путь.
— Заметили нас! — крикнул Папаша.
Но тут произошло нечто неожиданное. Командир «Гвардии» ударил из пушки по передней «пантере», которая тотчас же загорелась. Ещё выстрел. Ещё запылал один вражеский танк. Припав к лобовому пулемёту, Александр Марченко поливал огнём автомашину с гитлеровцами. Трудно передать, какая там поднялась паника. Только очень немногим удалось спрыгнуть на мостовую, но меткие пули Папаши косили их тут же на месте.
Две уцелевших «пантеры» заметались между горящими танками.
— Верно, что «пантеры»! Глядите, как они лезут друг на друга! Настоящие звери! — крикнул Юра, швырнув изо всей силы противотанковую гранату.
Вскоре все четыре «пантеры» горели, а вокруг валялись «непобедимые» гитлеровские вояки.
Лица танкистов светились такими улыбками, каких давно уже не видел Юра.
— Как видите, верно, что не так страшен чёрт, как его малюют! А, сержант? — подмигнул Папаша Юре.
— И в воде мы не утонем, и в огне мы не сгорим! — задорно отозвался юноша.
Танк мчался дальше к центру.
— Это Зелёная улица, — сразу узнал Юра, хотя все вывески и рекламы были на немецком языке. — Уже недалеко и ратуша.
Мальчик почувствовал, как крепко стиснул его руку Папаша. И юный сержант без снов понял, что это означало: «Держись, теперь самое главное впереди!»
О, если бы Петрик и хлопцы, стоявшие на крыше, могли знать, кто промчался на танке по их улице. Стефа, пытавшаяся водворить на чердак непосед, только успела вслух прочитать на брони танка: «Гвардия».
— Советский танк, Ганнуся! — крикнула Стефа, влетая на чердак.
— Иди, я тебя поцелую, родная, за добрую весточку, — бросилась к подруге девушка. Стефа ещё вчера незаметно прокралась к друзьям с медикаментами и продуктами, которые ей дал доктор для раненого лётчика.
Между тем, Александр Марченко передал по радио в штаб бригады, что «Гвардия» прорвалась к центру города и подходит к ратуше.
— Юра! — позвал Додонов, выглянув из люка.
— Слушаю, товарищ командир!
— Пойдёшь с Марченком, разведаете улицы, а мы за вами.
— Есть!
Марченко вылез из танка, проверил пистолет. Юра сменил в автомате диск. И они осторожно пошли по пустынной улице в сопровождении Папаши и ещё двух автоматчиков.
— Красивый памятник! — заметил Папаша.
— Это польскому поэту Адаму Мицкевичу, — сказал Юра. — А вот за этими домами и ратуша.
За серым гранитным выступом Кафедрального костёла им пришлось остановиться. Впереди слышалась стрельба.
— С того окна стреляют, — показал рукой Юра и дал автоматную очередь по открытому окну. Стрельба тотчас же прекратилась.
Около ратуши строчили из пулемёта. Было ясно, что открыто добежать к подъезду не удастся. Тем временем подоспел танк. Фёдор Сурков остановил машину и передал командиру:
— Саша говорит, что в подъезде, между двумя каменными львами, можно укрыться танку…
— Всем на танк! — коротко приказал Додонов.
И когда автоматчики укрылись за башней, танк заревел и ринулся к каменным львам у главного входа в ратушу.
Оторопевшие немцы, не ожидая такой дерзости, на короткое время перестали стрелять. Когда же они спохватились, танкисты уже были в подъезде, прикрытые танком.
— Ну, друзья, я иду, — сказал Марченко, прижимая знамя к груди.
Все попрощались с ним, а Фёдор Сурков обнял друга и поцеловал.
Марченко быстро побежал вверх по лестнице, освещённой только одним окном. За ним Папаша и автоматчики.
Вот уже третий этаж. Здесь разлёт коридоров шире, светлее.
Папаша остановился, прислушиваясь к гулким удаляющимся шагам Марченко и Юры.
Вдруг из дверей, оббитых чёрной кожей, выскочили заспанный немецкий офицер и ещё два солдата.
Признаться, от неожиданности Папаша даже не выстрелил сразу. Этим успели воспользоваться гитлеровцы. Но, к счастью, их пули никого не задели.
Папаша, сверкая глазами, яростно кинулся на офицера.
— Хлопцы, бей их, гадов!
Тем временем Марченко, задыхаясь от быстрого бега, остановился у старинной чугунной двери, ведущей на башню.
— Смотри в оба, — озираясь по сторонам, прошептал Марченко.
— Есть, смотреть в оба! — тихо ответил юноша.
Они поднимались по скрипучей деревянной лестнице, густо увитой паутиной, ожидая на каждом шагу засады. Было тяжело дышать от пыли и сильно бьющего в нос запаха плесени. Каменные стены в замшелой прозелени блестели от сырости. В неровном полумраке то и дело они натыкались на какие-то ящики, бочки.