Неизвестный Лангемак. Конструктор «катюш» - Александр Глушко

В то же время он познакомиться с Тамарой Саркисовой, двоюродной сестрой жены Б.С. Петропавловского. В марте 1938 г., за неделю до ареста, она родит ему дочь, а потом откажется от него в трудную минуту. Когда же он получит назначение в Казань, то поедет за ним, думая, что он не узнает о ее предательстве и будет с ней. Но он все знал и в дальнейшем поддерживал с Тамарой отношения только из-за дочери.

Условия, в которых он рос, заставили его всего добиваться своим трудом и тем закалили волю. На протяжении многих лет каждое утро делал зарядку и поминутно расписывал свое время, стараясь не тратить его на ненужные вещи. Уже в то время про него можно было сказать, что «он был человеком, ходившим с широко развернутыми плечами». Этим они с Г.Э. Лангемаком были похожи. Его кумир и самый близкий друг за всю его долгую жизнь – Георгий Эрихович Лангемак, выросший без отца, прошедший две войны, дважды арестованный, приговоренный к смерти. Переживший и голод, и холод. Как и Валентин Глушко, прошедший Одессу, был не только образцом для подражания, но и точной копией своего молодого друга, он тоже, вопреки всем, всего добивался своим трудом. Это тоже их объединяло. Они радовались успехам друг друга и чувствовали ответственность. Им нечего было делить. Их окрыляла возможность вместе создавать что-то новое и до них неизвестное.

Когда ждали приезда К.Э. Циолковского, Глушко не знал, куда деваться от стыда. Он должен был приехать в 1932 г., но заболел и не смог. Валентин вздохнул с облегчением, однако чувство вины его уже не оставляло. В этом же году он впервые познакомился с молодым энтузиастом из Москвы С.П. Королёвым. Деятельный, способный, энергичный. И Лангемак, и Глушко вместе обратили на него внимание.

После второго визита они окончательно сошлись и решили дальше все делать вместе. Пообещали друг другу поддержку во всем. Они сдержали свое обещание и помогали друг другу по мере возможности.

В декабре 1932 г. на пост начальника ГДЛ приходит И.Т. Клеймёнов. Познакомившись с В.П. Глушко, Иван Терентьевич отмечает для себя один момент: он настолько одержим идеей спасения цивилизации, что сделает все от него зависящее, для ее реализации. Об этом же ему говорил и конструктор по фамилии Лангемак. Клеймёнову понравилось, что оба таланта, «стояли горой» друг за друга и в разговоре с ним говорили не о себе, а друг о друге. Эти разговоры помогли И.Т. Клеймёнову успокоиться и до конца своего директорства (уже в РНИИ) быть уверенным, что эти двое его не подведут. И они действительно не подвели.

Я очень хорошо помню, как вдова И.Т. Клеймёнова М.К. Левицкая рассказывала мне о том, как ее муж, приходя с работы, расписывал В.П. Глушко, называя его одним из самых талантливых изобретателей ГДЛ, а потом и РНИИ, восхищался им и делал на него большую ставку, говоря, что у него великое будущее.

Пока И.Т. Клеймёнов занимался подготовкой базы для переезда ГДЛ (ставшего в сентябре 1933 г. Ленинградским отделением РНИИ) и спорил с С.П. Королёвым о приоритетах в распределении тематик в плане работ на новый 1934 г., Глушко и Лангемак продолжали начатые ранее работы.

В ноябре 1933 г. московской половине РНИИ потребовалась азотная кислота для показательного старта гирдовской ракеты. В Москве ее нужного количества не оказалось, и решили вести из Ленинграда. Проводив Валентина с двумя помощниками, Лангемак уехал домой, а тем временем принесенная с мороза в теплый вагон бутыль треснула, и кислота залила весь вагон. Все виновники этого были тут же арестованы и препровождены в линейный отдел милиции. В этом же поезде должен был ехать С.М. Киров, и эту случайность пытались выставить как вредительство. Тем временем Лангемак уже успел лечь в постель, когда в его квартиру ворвались сотрудники милиции и потащили его на Московский вокзал.

Приехав туда, Георгий Эрихович сразу разобрался в ситуации и объяснил сотрудникам милиции и прибывшему огэпэушнику, что произошло на самом деле. В результате этого объяснения задержанных отпустили. Выяснения отношений между ними не было. Никому из них не могло и в голову прийти, что бутыль не выдержит такого перепада температуры.

Это происшествие прошло для них практически бесследно. Был суд, решением которого их оштрафовали и отпустили. Но этот суд никак не отразился на их дальнейшей карьере. Оштрафовали и забыли. И в этом заслуга М.Н. Тухачевского и И.Т. Клеймёнова.

Перед переездом в Москву перед В.П. Глушко встал очень серьезный выбор: чем ему заниматься в дальнейшем, ведь в ГДЛ он занимался не только разработкой ОРМ’ов (опытных ракетных моторов), но еще и ракетами РЛА-1, РЛА-2, РЛА-3, РЛА-100.

Сам он об этом позже писал: «Нужно было выбрать и я выбрал то, с чего начинается ракетная техника, то, что лежит в ее основе, определяет ее возможности и лицо – ракетное двигателестроение…»

Приехав в начале января 1934 г., ленинградцы сразу стали отмечать новоселье. Чтобы никому не было обидно, собрались в квартире холостого Глушко. Мебели еще не было, и сидели на полу на подушках. Потом были другие вечеринки, в которых принимали участие Лангемак, Королёв, Купреева (секретарь И.Т. Клеймёнова) и другие. Во время одной из вечеринок лопнула подушка, и перья разлетелись по всей комнате. Потом, во время допросов в НКВД, следователи проявят свою хорошую осведомленность о происходивших тогда событиях, в том числе и об этой подушке.

Что же касается В.П. Глушко, то, приехав в Москву, он в первую очередь продолжил работу по созданию более мощного ракетного двигателя, чем созданный в ГДЛ ОРМ-52. Теперь речь шла уже о двигателе, предназначенном для полета человека.

Работа над ним шла вплоть до 1937 г., когда он был премирован за ОРМ-65 и представлен к правительственной награде – ордену Трудового Красного Знамени, получить который не смог из-за своего ареста.

Валентин занимался азотно-кислотным направлением, но была еще одна группа, разрабатывавшая кислородные двигатели. В эту группу входили М.К. Тихонравов, Л.С. Душкин, А.Г. Костиков и другие. Результатов эта группа не добилась, только завела это направление в тупик. Поэтому единственным рабочим двигателем, бывшим тогда в РНИИ, был двигатель конструкции В.П. Глушко.

Однако вместе с московской половиной РНИИ в «наследство» И.Т. Клеймёнову достался и только что пришедший туда выпускник ВВА РККА имени профессора Н.Е. Жуковского военный инженер А.Г. Костиков. Этот человек сыграет зловещую роль в событиях 1937–1938 гг. Когда по его доносу будут арестованы И.Т. Клеймёнов и Г.Э. Лангемак, а В.П. Глушко будет затравлен до такой степени, что напишет заявление с просьбой о переводе его на преподавательскую работу в ВВА РККА. Тогда он подойдет к Валентину и попытается его заставить сказать что-нибудь отрицательное о своем друге, в ответ Глушко пошлет его в открытое море, на гнилом баркасе. Костиков не успокоится и организует два заседания НТС, на которых попытается затравить В.П. Глушко окончательно, но занятый своими мыслями конструктор будет лишь издеваться над выступающими. Его больше заботило состояние здоровья его ребенка и ее матери, а также вопросы, появившиеся в последнее время, а не разборки по типу «кто враг, кто друг». И именно с последнего заседания в народ пойдет его крылатая фраза: «Я не папа римский и свои ошибки признавать умею…» Он расскажет о своих действительных, а не мнимых ошибках, и снова ни одного плохого слова в адрес И.Т. Клеймёнова и Г.Э. Лангемака. Взбешённый Костиков позвонит в НКВД и даст ход заготовленному в те же дни ордеру на арест будущего академика.