Но кому уподоблю род сей? - Евгений Поляков

Но в том-то и дело, что Иисус отвечает без тени сомнения: «не согрешил он». То есть человек тот, хотя бы отчасти, должен был быть связан с некой средой, допускающей возможность греха, пусть даже и не пользуясь этой возможностью. Так или иначе, но проанализированный нами отрывок вновь с неизбежностью ставит вопрос о такой среде, о некой пред жизни.

Хотя термины «перевоплощение» или «воплощение» (ср. соответственно англ, «реинкарнация» или «инкарнация») и не являются достаточно точными и удачными, и именно по этой причине отсутствуют в Библии, мы все-же будем за неимением лучших временно пользоваться ими, так же, как человек, знающий, что не солнце вращается вокруг земли, а земля вокруг солнца, тем не менее, даже будучи дипломированным астрономом, говорит о восходе и заходе солнца.

Сделав это замечание, скажем, что учение о «перевоплощениях», где средой названного возможного преджизненного греха, сей преджизнью, является просто предыдущее «воплощение» того же духа, или, вернее говоря, вся цепь предыдущих «воплощений», представляет собой единственную естественную концепцию, просто и логично увязывающую все проблемы пути, греха, кары, воздаяния, судьбы, предопределения и, забегая вперед, благодати. Становится понятно, что даже на фоне так называемой свободы воли человека, люди рождаются с разными склонностями, разными способностями, разными физическими кондициями, — то есть с разными талантами в прямом и переносном смысле этого слова.

Притча о господине и рабах его принимает реальный смысл и вместе с сим новым смыслом качественно меняется вопрос об отчете человека пред Богом за свою жизнь: «От всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше и спросится.» (Лк 12:48). Заметим попутно, что и в этом фрагменте Луки в явной форме говорится о неравном распределении — раз кому-то дано много, то кому-то дано мало. И теперь мы уже близки к тому, чтобы суметь ответить на вопрос, почему происходит так.

Отметим еще раз, что трудно и допустить, чтобы ученики Иисуса не были посвящены в тайну учения о «перевоплощении», ведущего от смерти к новому рождению человека как продолжении развития единого начала в разных формах. Попробуем со вниманием почитать Павла: «Но скажет кто-нибудь: как воскреснут мертвые? и в каком теле придут? Безрассудный! то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет.» (1 Кор 15:35,36). Последнее означает, что для того, чтобы родиться, человеку неизбежно нужно умереть в чем-то. Не связано ли сие нечто, умирающее, для того чтобы родилась новая жизнь, с темой нашего исследования?

Пообещав читателю вернуться к этому вопросу в ближайшем будущем, вспомним, что Новый Завет содержит книгу, целиком написанную языком символа. Приведем из нее пока только две выдержки, могущие пролить свет на наш вопрос: «Имеющий ухо слышать да слышит... побеждающий не потерпит вреда от второй смерти.» (Отк 2:11; 20:14; 21:8). Еще не углубляясь в контекст, в котором встречаются упоминания о второй смерти, можно заметить, что подразумевается — если побеждающий не потерпит вреда от второй смерти, то непобеждающий от нее вред терпит, — так или иначе, но есть и вторая смерть. Отвлекшись от Откровения заметим, что о дважды умерших говорится и в послании Иуды (Иуд 12).

Взглянем еще на один отрывок, говорящий о второй смерти: «Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом: над ним смерть вторая не имеет власти.» (Отк 20:6). Тут главное внимание сосредоточено уже даже не на числе смертей, а на числе воскресений, ибо, если бы воскресение было единственно, то бессмысленно было бы говорить о первом воскресении. То есть только что приведенное подразумевает наличие как самое меньшее и второго воскресения, о коем, правда, каноническое Писание хранит молчание.

В рамках христианской ортодоксии существование второй смерти, не говоря уже о втором воскресении, заставляет домысливать слова Писания, но мы зададим вопрос: не смерть ли это того, о чем мы говорили в связи с фрагментом Павла? не та ли это смерть, которая предваряет появление на свет человека? Не та ли это смерть, из-за которой человек как бы теряет память «предыдущих жизней», обретая вместо того иллюзию однократности своего пребывания в сем мире?

Здесь мы можем отдать читателю один из долгов, накопившихся при рассмотрении символов. Итак, вернемся к положению о смертности чрева. Тогда мы обратили внимание: «пища для чрева и чрево для пищи, но Бог уничтожит и то и другое.» (1 Кор 6:13). На самом деле это положение вполне понятно и объясняет, например, почему человек не сохраняет памяти «предыдущих жизней», почему новорожденные младенцы вынуждены набираться разума, не имея, как правило, в своей памяти даже следов такого разума. Не иное ли понимание обретаем мы и в таких словах: «Еще ли не понимаете, что все, входящее в уста, проходит в чрево и извергается вон?» (Мф 15.17).

Мы считаем необходимым предостеречь читателя от опасности соблазна превратного истолкования смысла второй смерти. Ибо тот побеждающий, о котором говорит Иоанн в Откровении (Отк 2:11), ни в коей мере не избавляется от второй смерти, он остается должен претерпеть ее, хотя и не терпит от нее вреда в итоге. Тайну вреда и пользы второй смерти нам еще предстоит открыть, но уже сейчас мы должны в определенной мере разочаровать тех, кто считает, что побеждающий, о коем говорится в упомянутом стихе Откровения Иоанна Богослова, уже обретает жизнь вечную. И пример этого явлен Илией, несомненно победившем в том смысле, о котором говорится в Откровении, но все-таки претерпевшем, хоть и без вреда, вторую смерть, обусловившую отсутствие у Иоанна Крестителя памяти жизни Илии.

В апокрифе Филиппа есть замечательный по изяществу образ: «Сосуды стеклянные и сосуды глиняные появляются с помощью огня. Но сосуды стеклянные, если разбиваются, создаются снова, ибо они появляются от дуновения. Сосуды же глиняные, если разбиваются, уничтожаются, ибо появляются без дуновения.» (Филипп 51). Говоря упрощенно, дух человека, происходящий от дуновения, вновь рождается к жизни в физической форме — в теле из глины (как тут не вспомнить Адама — символика та же), и эти-то глиняные сосуды уничтожаются, ибо появляются без дуновения.

Современное богословие учит, что для каждого рождающегося младенца Господь создает душу и вдувает ее при рождении в тело. Сие учение наивно, чтобы не сказать анекдотично, поэтому даже аргументы против такого взгляда мы просим считать шуткой, курьезом. Все дело в том, что, как то следует чуть ли не из первых строк Библии, Создатель, пусть даже и символически, также нуждается в отдыхе: «И почил [Бог] в день седьмой от всех дел Своих, которые делал.» (Быт 2:2). Однако младенцы рождаются независимо от календаря и в будни, и в седьмой день. Пожалеть ли нам Творца за то, что традиционное христианство оставило Его без выходных уже многие тысячи лет?!

У читателя может сложиться впечатление, что все свидетельства, имеющие отношение к теме множественности жизни, принадлежат лишь Новому Завету. Наша аргументация в защиту учения о «перевоплощении» действительно основывается пока только на новозаветном материале, но неужели же в Завете Ветхом совсем нет указаний по интересующему нас вопросу? Открываем книгу Екклесиаста: «Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь.» (Ек 1:5-7).

Трудно не заметить главную мысль, главный принцип, заключенный в сем фрагменте — цикличность, круговорот возвращения «на круги свои». Чуть далее Екклесиаст приводит более чем подробное разъяснение по поводу того, к чему применим принцип повторяемости в сем круговороте: «Время насаждать, и время вырывать посаженное. Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; Время плакать и время смеяться; время сетовать, и время плясать; Время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; Время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; Время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; Время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.» (Ек 3:2-8). Внимательное прочтение этого отрывка не дает возможности обнаружить хотя бы одно действие, не могущее быть циклично повторяемо, и даже более того, во всеобщем масштабе ни одно из этих действий не может не быть повторяемо.

Теперь обратим внимание читателя на то, что при цитировании последнего фрагмента мы намеренно допустили неточность, могущую быть расцененной как грубая ошибка или даже спекуляция. А именно, мы опустили целую фразу сего отрывка, которая является одной единственной, могущей показаться выпадающей из ряда отмеченной закономерности: «Время рождаться, и время умирать...» (Ек 3:2). Но так ли уж сия фраза выпадает из общего тона? И случайно ли, что именно с нее начато перечисление того, что подчинено закону цикличного движения? При иных обстоятельствах — в отсутствие свидетельств Нового Завета — негативные ответы на эти вопросы представлялись бы небесспорными, однако новозаветные свидетельства позволяют принципиально иначе воспринимать это, имея в виду несомненную повторяемость, множественность актов рождения и умирания.