Мадам Марракеш - Маргот Бленд

– Милый, не сердись на меня. Я люблю тебя. Всегда любила.

– И вышла замуж за другого? Она тихонько рассмеялась.

– Да, дорогой. Может быть, это звучит сейчас несколько старомодно, но я была беременна. У меня никогда не было ребенка – наверное, единственное, что я себе не позволяла. И я решила завести себе ребенка. Просто так, для интереса.

Он окинул взглядом ее стройную фигуру и плоский живот.

– Ну и что… Что было потом? Она пожала плечами.

– Но я же не знала, как это все будет противно. Начала себя по утрам плохо чувствовать, тошнота, ну и все остальное. Чем дальше, тем хуже. Короче, я избавилась от этой обузы. Но венчание в соборе было потрясающим. Жаль, что тебя там не было.

Джереми смотрел в окно и ничего не видел. Это не та Макси, которую я знал, которую любил все это время. Значит, она ломала комедию, чтобы прикрыть беременность. А потом пошла на этот жестокий акт. Что же это было? Аборт? Выкидыш? А ей, хоть бы что. Потеряла ребенка, и хоть бы что.

А Макси в это время уже опустилась на диван и вытянула ноги на шелковом покрывале. Выгнула спину так, что твердые острия ее сосков были направлены прямо в потолок. Протянула к нему руки.

– Ну, Джереми, милый… милый… – шептала она с придыханием.

Он нерешительно шагнул вперед, но уже в следующее мгновение рухнул на диван рядом с ней. Захватив рукой за плечо, она перевернула его на себя и подняла голову, пока губы ее не коснулись его.

Из его горла вырвался хрипловатый стон. Он жадно приник к ней, вдавив в диван. Гибкое подвижное тело ее затрепетало под ним. Тяжело дыша, он отвел от нее голову.

– Макси, ради Бога… мы не должны этого делать.

Глаза ее сверкнули из-под прикрытых ресниц. Руки еще крепче сжали его плечи, а бедра заходили из стороны в сторону. Она прошептала, хрипло дыша полуоткрытым ртом.

– Ну, возьми меня, ты, моралист поганый! Возьми меня!

Он закрыл глаза и проглотил слюну. Дыхания ему не хватало. Приблизив к ней лицо, он шепнул:

– Макси… только не здесь. Ведь сюда в любую минуту могут войти… слуги…

Она замотала головой.

– Все в порядке. Сюда никто не придет. Я точно знаю.

Он слегка отстранился, пытаясь разглядеть ее прекрасное, разгоряченное желанием лицо. Волосы были разбросаны по подушке, они напоминали шелковый ковер. Где-то внутри холодком шевельнулось неприятное подозрение.

– Ты уже была здесь? Ты занималась здесь любовью прошлой ночью?

Не раскрывая глаз, она облизнула языком полураскрытые губы.

– Ну и что? – голос ее дрожал от нетерпения. – А теперь я хочу тебя. Теперь.

Руки ее вцепились ему в плечи, пальцы мяли его мускулы. Она пыталась натянуть его на себя. Он убрал ее руки и с пустым лицом, совершенно ошеломленный сел. И застыл, глядя перед собой.

Она задышала ровнее и открыла глаза. Ее губки, припухшие от поцелуев, скривились в насмешливой улыбке.

– Бедный милый Джереми. Тебе не надо бояться слуг-арабов, даже если они сюда войдут. Ну войдут? Ну и что? Так даже интереснее.

Она села и обвила его шею руками.

– Ты такой у меня стыдливый и скромный. Приходи ко мне ночью. Хосе Карлос в любом случае нам не помеха. Он, правда, не курит все больше ударяет по спиртному. Но после двух Перно вырубается. А если и не вырубится, то тоже ничего страшного – пусть посмотрит. Он любит смотреть, хлебом не корми.

Спина Джереми окаменела. Он слышал слова, но их смысл до него не доходил. Вернее доходил, но он отказывался верить им. Внезапно к горлу подступила острая жгучая желчь. Он почувствовал, что еще немного, и может случиться что-то страшное. Ему захотелось схватить и задушить ее. А задушив, еще бить и бить по щекам. Надо отсюда бежать. Немедленно бежать и вымыть где-нибудь руки. И эту женщину я любил? Нет, не ее, не эту женщину, не эту моральную уродину. Я любил не ее, а свою мечту о ней. Я любил выдуманную ее. О Боже, что было бы, если б я на ней женился! На ней, на этой… этой… Нет, не могу найти слов. Надо бежать, пока я ее не прибил.

Он сбросил ее руки со своих плеч и рывком встал. С минуту она рассматривала его, но при слабом свете ничего особенного увидеть не смогла. Улыбнувшись, она натянула подол на колени и спустила ноги на пол. Оперлась на его руку, встала и еще раз с минуту потерлась о него, как кошка. После этого двинулась к лестнице.

– Наш номер – первый в ряду с выходом в сад. Я оставлю дверь незапертой. Для тебя, дорогой. А завтра мы поедем в Танжер и будем проводить все ночи вместе. За это время я узнала пару новых поз.

Не проронив ни слова, Джереми последовал за ней вниз.

Глава двадцать четвертая

Джереми выглянул из своего окна. Сад внизу при ясном утреннем солнце выглядел особенно свежим. Подавшись немного вперед, он заметил длинные пальцы загорелой руки на оконной раме в соседней комнате. Значит, Карлотта уже встала. Он поспешно ретировался от окна. Надо было бы, конечно, поздороваться с ней. Приятно услышать ее милый голос, но сейчас ему ни с кем не хотелось разговаривать, даже с ней.

Он продолжал смотреть на сад. Высокая стеклянная дверь лоджии первого этажа была открыта. Это, наверное, дверь в спальню Макси и ее мужа. Открыта еще с ночи? Похоже, она так ничего и не поняла, не заметила, как переменились мои чувства к ней. Она не способна понять, что у нормального мужчины ничего, кроме отвращения и брезгливости, она вызвать не может. Разумеется, если бы я считал ее проституткой, тогда другое дело. Но я же любил ее. Она, наверное, подумала, что я вчера ушел из бара так рано только потому, что хотел побыстрее пробраться к ней спальню и заняться любовью. А рядом ее пьяный муж наблюдал бы за нами. О Боже!

Большую часть ночи он провел сидя в кресле, куря сигарету за сигаретой, потягивая виски, все пытаясь прогнать подступившую снизу желчь. В конце концов он забылся крепким сном без сновидений. Наутро, как ни странно, он почувствовал себя ожившим, свежим и… свободным. Такого ощущения у него не было уже очень давно, многие месяцы. Было как-то очень легко, словно ему удалось наконец освободиться от тяжелой кабальной зависимости, которая долгое время не давала ему свободно дышать.

Должен признаться, что в глубине души я всегда чувствовал, что Макси – никчемная бабенка, без всяких моральных принципов. Но я все время на что-то надеялся, был загипнотизирован ее красотой и сексуальностью, поэтому не давал себе труда задуматься над всем этим. Если копнуть глубже, то можно обнаружить, что я – опять же в глубине души – немного презирал себя за это неумение (и нежелание) противостоять искушению. Но теперь ее власть надо мной кончилась. Она сама разрушила ее. И я свободен, свободен и могу снова начать достойную жизнь.