На пути в Дамаск. Опыт строительства православного мировоззрения - Сергей Юрьевич Катканов

То, что я тогда написал, в принципе правильно, но это голая схема, множество жизненных фактов в нее не укладываются. Готовы ли мы принять реальность такой, какая она есть, или так и будем прятаться от жизни в идеальном мирке теоретических схем?

17.12.95

Плохо, что массы людей далеки от Православия. И как же быть? Нам говорят, что надо пододвинуть Православие к людям. А мы говорим, что необходимо пододвинуть людей к Православию. И в ответ видим плутовато-скорбную мину, по которой читаем: это одного пододвинуть, потом сотого, тысячного – с ума сойти можно. А тут взял Православие, один раз пододвинул и никаких больше проблем. Они же просто работать не хотят. А если серьезно, то вариантов нет. То, что вы пододвинете к людям, уже не будет Православием.

06.04.96

Слушая проповедников, представляющих современные самодельные "вероучения", я иногда думал: а ведь у современных людей сегодня едва ли не столько же оснований согласиться с "белыми братьями", сколько в свое время со Христом. Да, "закон и пророки" говорили именно о Христе, сегодня мы несомненно это знаем. Но в свое время приняли Христа безграмотные рыбаки, а знатоки Писания не приняли. То есть основанием для принятия были отнюдь не свидетельства Писания. Народ Израиля ждал мессию, но приходили и другие, называвшие себя этим именем.

И вот, когда несколько лет назад бесстыжий Юоанн верещал, что "Писание говорит обо мне", неспособные доказать абсурдность этого утверждения, получается, что вынуждены были верить? Христиане предостерегали от "белых братьев", но и фарисеи предостерегали от Христа. Христос говорил, что последовавшие за Ним, сохраняют верность религии Авраама. Но и Мун говорил, что принявшие его сохраняют верность христианству. Христос говорил правду, Мун лгал, но как могли в этом разобраться простые люди, отнюдь не знатоки Писания?

Сейчас, мне кажется, я понял в чем дело. Знанием Писания, богословием можно доказать, что Христос – Бог, а Мун и Юоанн – самозванцы. Но это путь единиц. Что же касается просто народа, то спасение или погибель приходят по принципу: "Подобное тянется к подобному". Чистые души тянулись ко Христу, мутные души – к мутным лжеучениям. Господь не попустит погибнуть искренне жаждущим правды, ибо сказано, что они блаженны.

***

Ощутишь, что человек не родной по крови – брат, когда ощутишь, что у вас один Отец Небесный, Который заботится о вас обоих. Костя рассказывал о поездке в Лавру, а я чувствовал, что Господь о нем заботился так же, как и обо мне в других ситуациях. И я чувствовал, что мы с Костей – братья.

Публикации разных лет

Словесная икона

Почему в Русской Православной Церкви богослужения до сих пор совершаются на славянском языке? Ведь славянский язык – мертвый. Почему не перейти на живой русский язык? Разве в Православной Церкви запрещено служить на современном языке? Многим, наверное, приходилось слышать подобные вопросы.

Начнем с того, что славить Бога действительно можно на любом языке. Это не противоречит церковным догматам и канонам. Значит, и на русском служить можно. Остается выяснить, лучше ли это?

Опыт перевода богослужения на современные языки уже есть. Например, украинские раскольники перешли на родную "мову". Знаете, как у них звучит именование Богородицы "Невесто неневестная"? "Дивка непросватана". Когда я впервые услышал эти слова в раскольничьем Владимирском соборе Киева, ухо резануло, как от мерзкого кощунства. Тогда еще подумал: а почему бы в тюремных храмах не служить на блатной "фене"? Ведь запретов нет. И зеков это может привлечь понятностью, близостью к их жизни…

Разговорный язык – это язык улиц и площадей. Если мы перенесем его в храм, богослужение затопят стихии мира сего. Любому человеку, имеющему хотя бы самый небольшой молитвенный опыт, известно, как трудно заставить себя сосредоточиться во время службы и не "уноситься мыслию далече" – к житейским делам и заботам. А мирской язык, на котором ведутся житейские разговоры, поневоле будет приводить на память мирские мысли, то есть во время молитвы в храме мы станем еще рассеяннее.

Содержание всегда пропитывает собой форму. Содержание создает форму, а форма хранит содержание. Возвышенные и величественные формулы церковнославянского языка уже сами по себе настраивают душу на мысли о духовном. Священный богослужебный язык соответствует понятию о Церкви, как о Царстве не от мира сего, свидетельствует об инородности происходящего в храме и за его пределами.

Есть такое понятие: намоленая икона. Это икона, перед которой молились, может быть, на протяжении веков, а потому она сама уже стала ретранслятором Божественных энергий. Так же и славянский язык – намоленый, потому что на нем православные молятся уже вторую тысячу лет. Этот язык стал средой Богообщения, его называют словесной иконой, иконописцем которой является Дух Святой.

Догматически почитание церковнославянского языка можно было бы обосновать так же, как и иконопочитание: как там мы поклоняемся не доскам и краскам, а в видимом образе почитаем невидимый первообраз, так и тут мы чтим не звуки и грамматические формы, а в слышимом образе почитаем неслышный первообраз.

Говорят, что ведь нет же славянского языка, например, в Элладской или Грузинской Церквях. Так ведь там и Троице-Сергиевой Лавры нет, и Владимирской иконы Пресвятой Богородицы, и святых мощей преподобного Серафима Саровского. Слава Богу, что у нас, русских, все это есть. Слава Богу, что у нас есть церковнославянский язык, которого нет у других. Этот язык вполне может считаться местночтимой святыней Русской Православной Церкви.

Впрочем, во многих других Поместных Церквях так же существует двуязычие. В византийской культуре языком Библии служил особый восточногреческий диалект "кини". Текст Ветхого Завета, труднопонятный для современного грека, используется в Богослужении. Так же текст Нового Завета малопонятен среднестатистическому прихожанину Элладской Церкви.

Древнегрузинский при всем своем большом отличии от современного грузинского, в Богослужении сохраняется. И в Армении древнеармянский язык так же сохраняется именно как язык Литургии, язык священный. В Эфиопии Богослужение совершается не на современном языке амхарэ, а на древнем священном языке геэз. В Египте арабский язык в повседневном употреблении полностью вытеснил коптский уже в начале второго тысячелетия, тем не менее египетские христиане сохранили свой язык, как язык Писания и Богослужения.

Но славянский язык стоит еще выше приведенных примеров. Дело в том, что это язык отнюдь не мертвый, а искусственный, созданный специально для перевода священных книг и Богослужения равноапостольными Кириллом и Мефодием. Поэтому, когда говорят, что ведь в свое-то время славянский язык был для всех понятным, поэтому и сейчас надо служить на всем понятном языке, это неправда. Церковнославянский язык и тысячу лет назад не был полностью понятен носителям живого древнеславянского языка.

Возникнув в Римской империи, Церковь приняла, как свой язык не народно-разговорный, а книжно-литературный, который сильно отличался