Круг Александра - Уильям Форсчен

Поддерживая Александра со всех сторон, воины помогли ему забраться в седло. Посмотрев сверху вниз на их лица, Александр словно бы в первый раз осознал, что большинство из них все еще безбородые юноши, испуганные, но в то же время захваченные диким безумием битвы. Один из них передал ему меч, и тут, после очередного града дротиков, большинство из них упало бездыханными на землю.

Горсточка окружающих его людей представляла собой только напоминание об отборных отрядах фаланги, которые когда-то первыми присоединились к нему. Александр увидел высокого жилистого юношу, которого Парменион часто отчитывал за то, что парень путает левую сторону с правой. Сейчас он держал в одной руке грязный кусок материи, представлявший собой боевое знамя Риса, а в другой сжимал кривой меч гафов и с отчаянной решимостью отбивался от врагов, окруживших последних оставшихся в живых воинов.

Теперь он понял наконец, почему его люди кричали и показывали направо. Жертва, принесенная кавалерией, а также отрядами Риса и Киеванта, оказалась не напрасной. Парменион уже начал атаку.

Развернувшись фронтом шириною в полверсты, они наступали ускоренным шагом, низко опустив копья. Гафы повернулись, чтобы встретить атаку. Облако дротиков поднялось в воздух, и казалось, что весь первый ряд упал на землю, но армия продолжала двигаться вперед, переступив через тела павших. Затем раздался оглушительный удар, когда тысячи воинов столкнулись в смертельной схватке.

После этого столкновения давление на его собственный отряд сразу же ослабло, поскольку армия гафов повернулась, чтобы встретить новую угрозу. Александр обратил внимание, что люди бросают взгляды через плечо, и, повернувшись, он с удивлением увидел, как отряды, отступившие раньше, возвращаются в бой. Большинство солдат было потеряно. Слабые духом не нашли в себе мужества вернуться туда, где лилась кровь, но все же двенадцать отрядов, насчитывающие от пятидесяти до двух-трех сотен человек, снова включились в сражение. Их отчаянная оборона центра дала им время собраться на склоне следующей гряды, и, увидев, что битва еще не проиграна, они пошли в атаку.

Александр посмотрел на землю вокруг себя. Она была усеяна телами мертвых и тяжелораненых солдат.

— Мои македоняне, — прошептал Александр.

Он почувствовал теплую струйку, стекающую по лицу, и инстинктивным движением попытался ее смахнуть. Его рука стала липкой, и он увидел, что она в крови. Он не знал, чья это кровь — его или врага, поскольку кровь гафов выглядела точно так же.

Гаварниане. Где Кубар? Он должен встретиться с Кубаром и прекратить эту войну раз и навсегда. Двигаясь словно во сне, он направил Буцефала вперед. Внезапно у него возникло такое ощущение, словно он едет верхом по крутому склону горы, приближаясь к жаркому солнцу, испускающему горячие белые лучи, заливающие ослепительным светом все окружающее пространство… а затем пришла темнота.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

В смотровой комнате повисло напряженное молчание. Игра подошла к кульминации, и скоро целые империи поменяют своих владельцев. Картина, которую они только что наблюдали, представляла собой жуткую массовую резню. По предварительным оценкам, потери обеих армий составляли около трети их численности. Сражение остановило общее изнеможение, а не победа одной из сторон; обе армии остались на занятых позициях, не желая уступать противнику ни единого клочка с трудом отвоеванной территории. В итоге ни одна из сторон не получила преимущества; армии продолжали стоять на равнинах между рудовозом и столицей гафов.

Собравшиеся в комнате кохи с облегчением перевели дух, когда ожесточенная битва постепенно прекратилась, хотя бы для того, чтобы после короткого перерыва возобновиться с новой силой. Кохи, как гаварниане, так и люди, никак не ожидали увидеть такое.

Никто из них не думал, что игра может подойти к такому кровавому финалу и ни одна из сторон не захочет признать свое поражение и с достоинством отступить, прекратив тем самым войну.

Они все ожидали, что кто-то из полководцев, либо Александр, либо Кубар, докажет свое превосходство. Но если использовать термин Золы, который был фанатичным болельщиком, битва закончилась «вничью». Обе армии, хотя они сражались, используя разную тактику, оказались равными по силам, и ни один полководец ни в чем не превзошел другого.

«Это должно было случиться сейчас или никогда», — подумал Корбин. Он испытывал состояние, близкое к панике, после того, как понял, что Александру еще не дали принять заранее приготовленное средство. Все было так просто, всего лишь несколько глотков, и галлюциногенный препарат окажет свое действие, замедлив реакцию и исказив восприятие окружающей действительности.

Дать ему выпить всего один глоток — это все, что от нее требовалось. Обе армии застыли на своих позициях, и в такой ситуации достаточно было убрать Александра. На этом все бы завершилось. Поскольку Корбин, зная Александра, чувствовал, что тот готов сделать широкий жест.

Затемнение уже закончилось, и изнеможенные армии очнулись после короткого сна. На противоположных склонах долины пятьдесят тысяч людей и гафов начали занимать боевые позиции. Из-за линии войск доносились душераздирающие крики раненых, ожидающих, когда трудившиеся не покладая рук лекари уделят им внимание. Мертвые молчали. Их единственной реакцией на происходящие события был сладковатый запах, с усилением жары становившийся все отчетливее.

Александр обходил строй своих войск, останавливаясь, чтобы поговорить с солдатами, приседая, чтобы пожать руку умирающему воину или утешить гоплита, потрясенного тем, что он увидел несколько часов назад.

— Теперь они ветераны, — прошептал Парменион после того, как они прошли мимо нескольких десятков человек, оставшихся от отборных отрядов Риса и Киеванта.

— Но какой ценой, — ответил Александр. — Они сражались на пределе своих возможностей или даже превысили его. Эти люди не македоняне, рожденные для войны, чья единственная цель снискать себе славу или умереть, сражаясь за меня.

Он произнес последнюю фразу тоном бесконечной печали, и Парменион был удивлен, увидев слезы в глазах своего командира. Он видел, как Александр плачет над умершим другом или павшим конем, но эти слезы были другими.

Александр повернулся к своему помощнику и улыбнулся:

— Ты никогда не задумывался, почему боги допустили, чтобы все это произошло?

Задав вопрос, он развел перед собой руки, словно бы охватывая ими поле кровавого сражения.

— Какие боги — наши или боги этого мира?

— Любые боги. Все вместе взятые. Меня тошнит от них, и я их проклинаю.

Александр снова вспомнил о Дарий и в первый раз понял, какую бесконечную горечь почувствовал этот несчастный персидский царь, когда, всеми брошенный и преданный, он повернулся лицом к небу и умер.

— Теперь я должен сыграть для них свою роль, — тихо сказал Александр, глядя на Пармениона.

— Что вы имеете в виду, сир? Но когда Парменион задал вопрос, Александр повернулся и посмотрел на ряды своего усталого войска.

— Ты думаешь, они видят во всем этом славу?

Парменион повернулся и тоже посмотрел на воинов, стоящих перед ним.

Он хорошо помнил поля сражений другого мира. Но Пармениону пришли в голову не те воспоминания, которыми он охотно делился с собеседниками в прокопченной таверне, чтобы ему поставили чашу вина или желая привлечь внимание наивной девчонки. Нет, внезапно он вспомнил, как это все было на самом деле. Атаку в битве при Иссе против опущенных копий персидского войска. Взятие Тира и юношу, его племянника, с отрубленной рукой, который умер от потери крови, пока он совершал отчаянные попытки остановить кровавый поток. Или страшный удар скифской стрелы, погрузивший для него в вечный мрак половину мира.

Глядя на лица людей, стоявших перед ним, он вспомнил ужас, леденящий душу. И страх, прорывающийся на поверхность в ночных кошмарах, вернулся к нему снова.

Парменион посмотрел на своего царя, человека, которому он преданно служил много лет, пересекшего бескрайние просторы Азии на Земле, а затем совершившего путешествие между звезд.

— Они видят в этом столько же славы, сколько и я, — ответил Парменион. — Слава появится в книгах историков или рассказах стариков у горящего очага. Но вы — Александр Великий. Вы человек из другого мира.

Александр посмотрел на Ярослава, который стоял поблизости. Но старый философ только улыбнулся и покачал головой. Александр кивнул ему и снова посмотрел на своих солдат.

— С них уже достаточно, — произнес он. — Настал черед для моего боя. Теперь я буду главным актером на этой сцене. Парменион, пошли герольда к гафам. Пусть он передаст Кубару Таге, что я встречусь с ним пешим в долине между линиями наших войск. Пусть наш поединок решит все раз и навсегда.