Стальные посевы. Потерянный двор - Мария Гурова

– Серьезно? – со злой иронией спросила Ренара. – Супруг не может водружать корону на голову консорта. Поэтому кому досталась эта почетная миссия? Именно. – Ренара заходилась в своем странном первооткрывательском триумфе, который радости ей не доставлял, но и вовремя смолчать не позволил. – Поздравляю вас, господа! Моя леди. – Она не поклонилась, но отсалютовала Боне двумя пальцами от своего виска. – У нас пополнение в отряде Королей-под-горой.

С первыми волнами шока все боролись, как могли. Наконец, Тристан подал голос:

– Но мы же не специально…

– А оно не специально обычно и происходит. – Ренара цокнула языком. – А я еще думала, к чему это Джорна так тебя рекомендовала.

– Истина, мне страшно. – Бона ощупывала себя, шаря по телу, словно по нему ползали насекомые.

– И почему? – смягчилась Ренара, обращаясь к ней. – Что‑то изменилось в твоей жизни от этого знания?

– Н-наверно, нет, – робко ответила Бона, оценивая ощущения от того, что теперь пребывала одним из диковинных персонажей современного фольклора.

– Вот и не забивай голову, – посоветовала Ренара. – А если совсем невмоготу станет, обратись к феям. Они объяснят лучше меня.

Бона надрывно прошептала Илии, но услышал ее каждый, потому что тишина по-хозяйски растолкала их рвущиеся наружу реплики:

– Мне страшно. Мне хочется, чтобы все это было выдумкой – байкой тайного кружка сбрендивших аристократов, возомнивших себя древними божествами.

Тишина все еще гнездилась здесь. Ее присутствие пугало Бону, и король прогнал это чудовище прочь из кабинета своим негромким смехом. А затем согласился:

– Ты точно описала. Очень похоже на наши собрания. Я бы тоже теперь не отказался от диагноза психиатра, который сообщил бы, что все это плоды больного разума.

– Кесарь начинал с того же.

Она зря это сказала. Никто ее не упрекнул, но зря.

Эскалот, какие бы напасти его ни терзали, оставался центром Абсолюта. Чем больше обострялся конфликт с Радожнами, тем лояльнее становился Кнуд. Вельден зачастил в гости. Но Илия и не противился, с ним было приятно поболтать и поиграть в шахматы. С ним почти всегда увязывалась Гильда; Илия даже вскользь спросил, не роман ли у них с Вельденом.

– Что вы! Нет, ваша свояченица просто не находит себе места и все рвется навестить сестру. – Он понизил тон. – Даже напрашивалась в свиту, но, кажется, королеву перспектива не обрадовала. И я пообещал найти ей мужа.

– Кто бы знал, что это такая проблема… – протянул Илия, наступая на пешку Вельдена конем.

– Вообще‑то, это ваша подданная.

– А проблема все же ваша.

– Ха! Так и есть. Я не против, тем более у вас своих дел хоть отбавляй. – Пешка перебежала вперед на одну клетку.

– Намекаете на Радожны? – Ее настигла караулившая у края доски ладья.

– Не только. – Офицер подобрался к пешке, прикрывавшей коня, и та пала, защищая кавалерию. – Просто вижу, как вы мучаетесь с советниками.

– Ну, они молоды. – Ладья пригрозила офицеру. – Неопытны. И стараются, как могут.

– Я о тех, которым пора на пенсию. Они спорят с вами по каждому поводу, – Оценив расклады, офицер скрылся за спиной мрачного ферзя.

– Не очень мужественно, – оценил ход Илия, и его пехота пошла на таран.

– Странно, что при даре Эльфреда вы не можете их окончательно урезонить. – Черные пешки приняли оборону, теперь некоторые из них встретились с белыми, направив друг на друга острые углы клеток.

И первый штык сразил беднягу, который охранял неподвижного коня.

– Я тоже думал так раньше. – Илия подхватил съеденную пешку и вынес за границу поля. – Однажды это чуть не подкосило мою веру в себя. Но со временем дошло – это лучшее, что они могли сделать. – Их буйные кони скакали через головы фигур. – То, что советники дают советы, – верно и благостно для государства. Вот если бы они безропотно соглашались или спали во время заседаний, тогда бы я встретил свой истинный кошмар! – Конь Илии вздыбился и пал, сраженный маленькой храброй черной пешкой. – Мне страшно однажды увидеть, как время замрет вокруг, как все останутся безучастны к моим идеям, подобно статуям, как мое правление станет на паузу, потому что никто, кроме меня, не захочет пошевелиться. – Илия проводил коня прощальным взглядом и отомстил за него проломной ладьей. – Пусть спорят, Истины ради. Пусть спорят, только не молчат.

Ликующая ладья и не заметила, как открыла проход к беззаступному белому ферзю.

– Верно говорите. – Второй офицер промаршировал до края черных земель. – Очень мудро. Вам шах.

Илия смотрел, как угроза нависла над королем и ферзем, которые жались друг к другу на обрыве доски. Это был бы простой выбор, не будь в шахматах правил. Офицер заслонил собой короля.

– Вы теряете королеву, – прокомментировал Вельден, сбивая ферзя черной ладьей, готовой умереть после подвига.

Илия захотел сдаться, утратив вместе с ферзем и волю к победе. Но до нее оставалось три решительных хода. И Вельден уже их видел, но не мог же он проиграть бесславно. Илия довершил дело, но белая королева со стороны Вельдена уязвляла его тщеславие. Вельден прочел его тоску с лица.

– Вы сентиментальны в шахматах – не в первый раз замечаю. – Он поднял фигурку двумя пальцами. – Если это так важно, вы могли сделать новую.

Несколько белых пешек с готовностью поджидали на первом рубеже. Но хуже влюбленного гроссмейстера не сыскать.

– А я решил немедля расквитаться, – отбил его выпад Илия.

Поздно было расходиться пораньше. Они, засидевшись, снова расставляли фигуры на места, где им положено стоять до смерти. Еще одна партия, и Илия отправился спать. Бона уже спала, Илия осторожно забрался под одеяло и притянул ее к себе за талию. Если бы он зрел будущее, то не захотел бы просыпаться.

Сумбурный, невыглаженный день, следующий за шахматными победами, завершился скомканно: пришел Тристан, помятый бессонницей и работой. Гонец, принесший пасмурные вести, он протянул Илии какие‑то бумаги. И те говорили с королем исчерпывающе, поэтому он не вытряхнул из Тристана ни слова объяснений. Их и не требовалось. Слишком много слишком разных почерков, – так плохо Илии не было давно. Он метался по кабинету, по коридорам, он хотел выть. Илия думал, к кому пойти, чтобы некто другой прочел ему то, что он уже заучил наизусть, и уверил, что ему не показалось.

– Мама, – негромко позвал Илия, заходя в ее покои.

Никого. Он пробежался дальше, открывал двери, за которыми никого не находилось. «Мама», – звал он так же приглушенно, будто сорвал голос. Вдоль веранды и следующие двери, за которыми обычно Лесли принимала старых подруг и членов семьи. Если не здесь, то…

– Мама…