Свинцовый монумент - Сергей Сартаков

- Симочка, не хвастайся, - остановил ее Николай Евгеньевич, - ты не знаешь, какие могут быть альбомы фотографий у Андрея Арсентьевича.

- Он фотографий не собирает, - сказал Гера. - У художников вместо фотоальбомов целые картинные чердаки. Виноват, галереи. Между прочим, Андрей Арсентьевич, ваши картины имеются в Третьяковке?

- Нет, не имеются, - сказал Андрей. - Мои картины хранятся только на чердаке. Или еще не написаны.

- Гера, откуда у вас это восхитительное умение наносить людям незаслуженные обиды? - с упреком сказала Серафима Степановна.

- Готов просить прощения, - немедленно согласился Гера. - Готов и к тому, чтобы меня ответно оскорбили.

Воцарилось недолгое молчание. Зенцовы мягкими улыбками давали понять Андрею, что они полностью на его стороне и что не стоит придавать значения нелепой выходке Германа Петровича. А тут как раз принесли второе блюдо, что-то очень вкусное.

- Мы в этом санатории впервые, - заговорил Николай Евгеньевич, - и, в общем, все здесь очень мило, но и достаточно замедицинено, что ли. У кого нет болезни сердца, тот может ее с успехом приобрести. Поездки летом по белу свету куда интереснее. И полезнее. А вы здесь частый гость, Андрей Арсентьевич?

Он мог бы уклониться от прямого ответа, но это было не в его правилах.

- И я здесь впервые, - сказал Андрей, - и тоже предпочитаю летом скитаться вдали от Москвы. Только не по "белу свету", а по зеленой сибирской тайге.

- Вот как! - изумленно воскликнула Серафима Степановна. - Но вы же сердечник. Разве это вам не мешает? Не тяжело?

- Мешает, - сказал Андрей. - И тяжело. Но ходить по тайге мне очень нравится. И я соизмеряю свои силы с тяготами таежных походов.

- А вы знаете, - неожиданно сказал Гера, - что я тоже в компании люблю по глухим лесам побродяжить. Только я увлекаюсь Кавказом, Карпатами. Два раза мотались по озерам и речкам Карелии. Но бранить санаторную жизнь не стану, в ней есть свои прелести. И свои цели.

- Какие же? - заинтересовалась Серафима Степановна.

- При вас не скажу. Не могу. Но... вообще это тоже относится к охране природы. Человеческой.

- Угу! - Серафима Степановна догадалась. - Гера, как вам не стыдно? Вы же не холостяк!

- В этом-то и все дело. Потому и на Кавказ, и в Карпаты тянет. При соответствующем подборе, - не мигнув глазом, объяснил Гера. - А вот скажите-ка вы, Андрей Арсентьевич, какие у вас цели в сибирской тайге? И какую компанию вы себе подбираете?

- Я хожу один, - сказал Андрей, думая, что на этом поставит точку, но совершенно непроизвольно добавил: - Ищу "свинцового человечка".

И сразу разжег любопытство.

- Что это такое? - чуть не в один голос воскликнули оба Зенцовы. - Ой, расскажите!

- Нечего...

Но уйти от рассказа было уже невозможно. В самом сочетании слов "свинцовый человечек" для Зенцовых таилось нечто столь романтичное, экзотичное и таинственное, что Андрей вынужден был подчиниться. Он не стал говорить о "человечке"-символе, зове совести - никто бы этого в легком застольном разговоре и не понял - он просто в сочных красках изобразил все, что в свое время слышал от отца. А чтобы не рассеять глубокого впечатления от волнующей легенды - легенды ли? - Андрей умолчал о том, что в геологических высших кругах существование "свинцового человечка" начисто отвергнуто.

И какая-то неведомая сила еще подтолкнула Андрея рассказать о гибели Мирона, случившейся в тех же местах, и о том, что он лишь на шестой год упорных поисков все же набрел на совершенно заросшую мелким ольховником его могилу и соорудил над нею надгробие из обломков скалы.

- Да, это святая цель, - тихо сказала Серафима Степановна.

Гера хотел вставить что-то свое, но Николай Евгеньевич предупреждающе и торжественно поднял руку, и все молча встали из-за стола и разошлись.

3

Перед своим отъездом Гера переменился решительно, в полном смысле стал Германом Петровичем.

- Покуролесил, и хватит, - заявил он. - Пары все выпустил. Право на отдых, установленное Конституцией СССР, использовал. Широколап приступает к исполнению гражданских обязанностей.

Андрей хотя и притерпелся к его выходкам, теперь с удовлетворением воспринял эту перемену. Вечерние разговоры с Германом Петровичем перед сном уже тяготили. Широколап без ёрничества расспрашивал Андрея о его работах и делился с ним своими замыслами. Он готовил большую научную статью, которая потом могла бы лечь и в основу докторской диссертации. Иначе выше заведующего лабораторией трудно будет подняться. А плох тот солдат, и тем более уже старший лейтенант, который не стремится стать генералом. Тема статьи: самовозобновление лесов, вырубленных или уничтоженных пожарами на крутых склонах гор. Собран достаточно обширный материал, хотя несколько односторонний, только Кавказ и Карпаты, а горные лесные массивы Урала, Сибири и Забайкалья практически пока не исследованы.

- И вот ситуация. Построив статью и диссертацию только на основе собранных материалов, можно подвергнуться обоснованной критике за известную узость горизонта, коли речь пойдет о "докторской". Экстраполировать выводы по Кавказу и Карпатам на Урал и Сибирь опасно, черт их знает, особенности этих мест, там же и почвы, и виды растительности с югом страны резко несхожи. Продолжить еще на несколько лет сбор материалов - другая опасность. Похоже, что сейчас этой же самой проблемой всерьез занимаются ученые мужи из Министерства лесного хозяйства. И тогда не только одна обособленная тема может оказаться под угрозой ее повторения, все накопившиеся работы лаборатории, которой заведует он, Широколап, будут скомпрометированы.

- Ну а почему бы вам, Герман Петрович, в открытую не поговорить с учеными мужами из Министерства лесного хозяйства? - спросил Андрей.

- Э-э, Андрей Арсентьевич, вот где сразу виден художник, витающий в облаках, - сказал Герман Петрович. - На земле все происходит несколько иначе. Я могу посоветоваться по моей работе с астрономами, сталелитейщиками, виноделами, словом, где границы между науками каменные и высокие, а где эти границы по воде вилами прочерчены, извините, там каждому хочется приоритет захватить. И, боже упаси, не попасть в плагиаторы. Узки бывают тропиночки идти вдвоем рядышком.

- А вы идите без тропиночки, пробивайтесь по целине.

- А целины-то в наше время нет. Или такая целина, как на голове лысина, блестит, волоска не найдешь. Вы, как я понимаю, тоже лишь перерисовываете то, что до вас когда-то другими было написано. Березки, елочки, птичек, траву-мураву. Разве что в ином повороте.

- Это и есть творчество: "иной поворот". Не назовете же вы перерисовкой друг у друга пейзажи Шишкина и Левитана!

- Да нет, я вас поймать на слове, и тем более на деле, не собирался, я о разнице между наукой и искусством. Что вам дозволено, то нам нельзя. За что вам рукоплещут, нас по носам бьют. Не всякий раз, конечно, а когда неосмотрительно сами подставим. И вот, когда вы о "свинцовом человечке" своем рассказывали, прорезалась такая мысль: хорошо бы хоть разок и мне по сибирской тайге пробежаться. Увидеть своими глазами, понять, насколько она по проделанной уже работе друг мне или враг. Возьмете меня в компанию? Места ваших скитаний для меня подходящие, характерные и для всей Сибири, насколько я представляю себе географию.

- Н-не знаю, Герман Петрович, до будущего лета еще далеко, - уклончиво сказал Андрей. Невозможно было ответить сразу жестким отказом.

- И я не собираюсь уже сегодня набивать рюкзак всякой всячиной, подхватил Герман Петрович. - Важно застолбить идею, - и усмехнулся: - Вот сейчас вы, наверно, подумали: какой прагматик этот Широколап. А нельзя мне иначе. Я окончил вуз, гениальностью не наделен, а физических сил и, если хотите, заряда здорового карьеризма у меня хоть отбавляй, и я должен двигаться, подниматься вверх по служебной лестнице. Принося обществу пользу, ну и себе, конечно. Помимо всего, после развода с моей первой женой я ей плачу алименты. На это тоже нужны деньги. Так что, как видите, моя программа построена на реальностях самой жизни. Вы не платите алименты?

- Нет, не плачу, - сказал Андрей, - я вообще не был женат.

- Что ж, и вы по-своему тоже прагматик. А я, что касается отношений с женщинами, это несколько поздно понял. И если теперь я и с нынешней женой разведусь, а это, вероятно, вскоре случится, ущербных последствий для меня это уже не принесет никаких. А значит, и обществу тоже.

- А вашей жене?

- Какой же ей ущерб? - удивился Герман Петрович. - Ей всего двадцать лет. Детей не было. А отец - начальник главка и знаменитый физик. Она себе легко найдет нового мужа. Вы спросите: почему опять развод? Характерами не сошлись. Как и с первой. Вы сами наблюдали, что у меня за характер. А вы, не женясь, умнее меня оказались. Потому что и у вас характер для семейной жизни, извиняюсь, не из лучших. Согласны?

- Я предпочел бы поговорить о чем-нибудь другом, - сказал Андрей.