Монумент - Йан Грэхем

– Ждите здесь.

Миновав аллею, Баллас вышел на берег ручья. В сотне ярдов за ним вздымалась к небу городская стена из черного кирпича. Сорока футов в высоту, она казалась неприступной. Сверху стена была утыкана железными шипами и наверняка посыпана битым стеклом. Ее стражи не патрулировали, во всяком случае – внутри города. Но весьма вероятно, что они дожидались Балласа снаружи, допуская, что ему придет в голову забраться наверх и спускаться по веревке…

Баллас перевел взгляд на ручей. Он утекал под стену, где был оборудован шлюз. Баллас задумался, сумеют ли они пролезть по нему, затем увидел решетку, перекрывающую дыру, и отказался от этой мысли. Некоторое время он созерцал течение. Пошел дождь, быстро превратившийся в ливень. По поверхности запрыгали пузыри. Покачав головой, Баллас вернулся в аллею.

– Ну как, есть идеи? – спросил Краск. Невзирая на погоду, старик был без капюшона; дождевые капли стекали по его лбу и вискам. Капюшон Эреш тоже был откинут. Пряди волос, выбившихся из хвоста, облепили ее щеки. Девушка смотрела на Балласа вопросительно и спокойно, но он увидел в темных глазах страх. Эреш не желала умирать.

Она не думала о Белтирране, и не эта мечта побуждала ее бороться за жизнь. Что-то иное. «Она просто любит жизнь, – подумал Баллас. – Или, во всяком случае, предпочитает смерти». Что бы ни ожидало человеческие души, что бы ни находилось за Лесом Элтерин – рай, обещанный Четверыми, или безжалостное забвение, предсказанное философами-отступниками, – жизнь все же лучше…

– Погодите, – сказал Баллас. Он снова вышел из-под деревьев и направился к кабаку близ аллеи. Общая зала была пуста, если не считать кабатчика – широкоплечего мужчины средних лет. При появлении Балласа он посмотрел на стену. Баллас проследил за его взглядом и увидел пергамент с Эдиктом об Уничтожении.

Подойдя к стене, Баллас сорвал пергамент и швырнул его в огонь. Потом вернулся к стойке.

– Бутылку виски.

Кабатчик снял бутылку с полки и протянул ее Балласу. Тот молча покинул таверну и вернулся в аллею.

Забравшись на лошадь, он сделал большой глоток. Потом протянул бутылку Краску.

– Что толку, – вздохнул старик, однако тоже отхлебнул. – Великие Пилигримы! – пробормотал он. Потом тщательно осмотрел бутылку и передал ее Эреш. – Девочка моя, если я был плохим отцом, если я неправильно тебя воспитывал, если слишком долго продержал на болотах, вместо того, чтобы вывести в большой мир, – прости меня. Все, что я делал, я делал из любви к тебе…

– Тише, – мягко оборвал его Баллас. – Не говори лишнего. Позже это может поставить тебя в неудобное положение.

– И когда же оно будет, твое «позже»?

– Делай, как я говорю, – и будешь жить.

– Ты не имеешь права давать такие обещания. – Голос Краска был ровен и лишь чуть подрагивал. – Ты не можешь знать, что мы… – Он встретился взглядом с Балласом и осекся.

В глазах Балласа полыхала ярость. Краск нервно улыбнулся – если можно назвать улыбкой судорожное подергивание искривленных губ. Он был испуган, однако понимал, что не должен этого показывать. Глянув на Эреш, Краск насмешливо проговорил:

– Коли он говорит, что мы не погибнем, стало быть, так оно и есть. Если кто-то в Друине и поднаторел в искусстве выживания, так это наш друг Баллас. Мы уже имели возможность убедиться, верно, дочка? – Краск строго посмотрел на Эреш. – Он обладает иными достоинствами, нежели мы с тобой. Некоторые из них нам кажутся пороками… Но достоинства или пороки – сейчас они пойдут нам на пользу.

Эреш отпила из бутыли и вернула ее Балласу. Тот сделал большой глоток, вытянув сразу треть бутылки.

– Стражи придут в аллею, – сказал он, кивая в сторону севера. – Некоторые будут верхами, но по большей части они пешие. – Баллас протянул бутылку Краску. – Пей.

Краск охотно последовал его совету.

– Мы должны прорваться сквозь них, – заявил Баллас. Рука Краска, сжимающая бутылку, замерла в дюйме от его губ.

– Это что, шутка?

– Мы прорвемся, Если мы выберемся из оцепления, темнота нас укроет.

– Что-то горит, – внезапно сказала Эреш. – Я чувствую запах. – Она взяла бутылку, переданную отцом.

– А я слышу крики, – сказал Краск, склонив голову набок. Над крышами домов поднялось ало-оранжевой зарево, осветившее полнеба.

– Там жилой квартал. Трущобы… – Баллас нахмурился. – Я хорошо помню. Такие дощатые лачуги. Стражи что, жгут их?

– И тех, кто в них живет, – сказала Эреш. – Крики слышны оттуда же…

– Стражи не могут так поступить! – воскликнул Краск.

– Совсем озверели. – Баллас вгляделся в сумерки. – Но нам оно на руку.

Эреш отпила виски.

– Это почему же? – холодно спросила она.

– Дисциплина падает. Возможно, стражи еще держат себя в руках. Но ополченцы? – Он покачал головой. – У горожан нет чувства долга. Их обуяла жажда убийства. Она ослепляет людей, и те не могут нормально мыслить. Мы прорвемся.

– Да ты оптимист. – Краск улыбнулся, и Баллас решил, что ответ не был сарказмом.

– Ничего виски, а? – пробормотал он.

Краск кивнул. Баллас передал бутылку Эреш. Та опорожнила ее до последней капли. Тут в дальнем конце аллеи раздался стук копыт и топот сапог.

– Сквозь них! – прошептал Баллас. – И в ночь. Появился первый всадник – на вороном жеребце с белой звездой на лбу. Баллас выхватил из рук Эреш бутылку и запустил в коня. Она попала точно в звезду; жеребец взвизгнул, встал на дыбы и, сбросив седока, галопом помчался по аллее. Стражи загомонили.

– Вперед! – рявкнул Баллас.

Они рванули вперед: Баллас первый, Краск и Эреш – за ним. Дюжина людей – стражей и ополченцев – преграждала Дорогу. Баллас направил свою кобылу прямо на них. Кто-то упал, кому-то удалось отскочить. Стражи закричали. Приникнув к шее лошади, Баллас прорывался вперед. Копыта давили упавших, ломая кости и корежа тела. Но вдруг лошадь запаниковала. Взбрыкнув, она выкинула Балласа из седла. Он рухнул на землю, и кобыла унеслась прочь, слегка задев его копытом. Выругавшись, Баллас вскочил на ноги, и тут же на него набросились два стража. Он врезал одному кулаком в лицо, разбив ему губы и выбив несколько передних зубов. Второй страж выхватил кинжал, но Баллас двинул его в пах и, когда тот согнулся, резко ударил ребром ладони в основание черепа.

На Балласа несся всадник. Перед глазами мелькнул голубой треугольник Скаррендестина, вышитый на рубашке. Сверкнул меч. Баллас шатнулся назад, и кончик клинка прочертил кровавую полосу на его груди. Баллас охнул; страж развернул коня и снова помчался к нему. Он ударил, но на сей раз Баллас успел поднырнул под меч. Схватив стража за запястье, Баллас сдернул его с седла и резким ударом сломал ему шею. Подобрав меч убитого, он изготовился к бою.