Девочка и гора - Марк Лоуренс

могли бы тащить его за собой. Он чувствовал холод, несмотря на то, что был закутан в столько слоев меха и шкуры, что казался почти таким же широким, как и высоким. Он жаловался на потерю чувствительности в ногах и руках. И каждый вечер в убежище его конечности выглядели все белее, и ему требовалось больше времени, чтобы прийти в себя. Холод еще не добрался до него своими зубами, но определенно начал его пощипывать.

Один Эррис шел так, словно все еще находился в туннелях Черной Скалы или среди деревьев в лесах своей памяти. Он казался неутомимым, а его улыбка могла расколоть лед, образовывавшийся на его лице. Пес оказался таким же стойким. Его упорная и неизменная походка могла показаться бездушной, но Яз чувствовала, что он счастлив в своей новой жизни. Может быть, так казалось просто потому, что он кружил вокруг лагеря каждую ночь, прежде чем устроиться, или был готов и ждал у лодка-саней с первого намека на дневной свет, его молчаливый, скорбный взгляд приветствовал их, когда они выходили из укрытия, как бы говоря: «Что вас задержало? У нас есть места, где можно побывать». За вечерним рагу Яз призналась, что ее теория о псе может быть просто выдачей желаемого за действительное, но Эррис удивил ее, согласившись:

— Устройства технического обслуживания строили для того, чтобы они были полезными. Зокс считает, что он полезен. Это увеличивает в нем до предела то, что ты или я назвали бы счастьем.

Турин, который казался слишком усталым, чтобы поднести чашку к губам, прищурился и посмотрел на Эрриса:

— Это сделанная вещь — как игрушки, которые наши мусорщики и кузнецы иногда делают из предметов, которые находят в городе. Их делал Норкрис... он называл их крабами... приводимыми в действие спиральной пружиной. Они неслись по земле.

Эррис кивнул:

— Пес — сделанная вещь. Как охотники в городе или Наблюдатель под Черной Скалой.

— И как он может быть счастлив? — Турин поднял бровь. — Были ли крабы Норкриса счастливы, потому что они двигались вперед и назад?

— Счастливы ли настоящие крабы, когда они бегут по дну океана? — возразил Эррис.

— Ты тоже сделанная вещь, — сказал Турин, переходя к сути своей мысли.

Для Яз это не было похоже на нападение. Скорее заостренная форма любопытства, но как это воспримет Эррис, она не была уверена.

— В тебе нет ничего, что не было бы выковано в кузницах Пропавших. Все из металла и досок? Если только твое настоящее сердце не бьется где-то внутри этого тела? — Турин покачал головой. — И я знаю, что нет. Я вообще не чувствую в тебе воды. Даже на слезы не хватило.

Эррис задумчиво кивнул.

— Это правда. Здесь нет ничего, что не было бы сделано мной с помощью механизмов Пропавших. Кроме... информации. История о том, кто я есть, которая хранилась в сознании Весты, звезды пустоты в сердце города, и была помещена сюда. — Он постучал себя по голове. — И действительно ли это я или нет, это то, с чем я борюсь. Эта вещь похожа на меня. Я верю, что я — тот же самый человек, который упал в город много лет назад, настолько много, что лед поглотил мир, который я знал. Но я никогда не смогу узнать это наверняка. Мысль о том, что настоящий Эррис мертв уже тысячи лет и что его мир остановился в тот момент, когда закончилось его падение... Я не знаю, что с ней делать.

Турин нахмурился, выглядя пристыженным, но не зная, что сказать. Он предпочел поднять свою чашку и не торопясь сделать горячий глоток.

Яз ничего не сказала, а потом опустила голову, гоняясь за невозможными кругами мыслей, которые, должно быть, преследовали Эррис гораздо дольше, чем она была жива. Был ли он копией? Была ли идеальная копия тем же самым, что и оригинал? И действительно ли это так или иначе имело значение для тех, кто не встречал настоящего Эрриса? Все, кто когда-либо встречал Эрриса, так давно забредшего в руины города, были мертвы вместе с тридцатью поколениями их потомков и более того.

В конце концов сны овладели ею, оставив вопросы нерешенными.

Проходили дни, и мили исчезали у них под ногами. Ветер дул то в одну сторону, то в другую. Разразилась буря, и в течение трех дней они прятались в своем убежище, молясь многим богам, чтобы оно удержалось. Когда, наконец, они вынырнули оттуда, оказалось, что завывающий голос урагана почти погреб их подо льдом, образовавшемся на досках. Яз подумала о том, что на более гибких палатках Икта лед не мог задержаться. Эррис указал на два оборванных провода. Лед фактически поддержал укрытие — уплотненная стена толщиной в несколько дюймов осталась бы стоять, если бы доски можно было каким-то образом удалить, не повреждая льда. Эррис восстановил провода, связав их конец с концом, скрутив их вместе мощными пальцами.

Проходили недели, и Турин начал обретать силу, или, возможно, все они ослабли до его уровня. Трудно было сказать. Трудно было сказать, сколько миль они проходили каждый день. Ландшафт не был лишен особенностей: они видели торосы, изменения в тоне и текстуре льда, редкие места, где снегу удалось накопиться до толщины, — но не было способов измерить пройденное расстояние.

За все эти пустые мили долгих и безмолвных недель они еще не видели ни одного человека и ни малейшего признака того, что кто-то когда-либо проходил этим путем. Несколько раз в день Яз останавливалась, заставляла Эрриса поднять ее на плечи и медленно поворачиваться, пока она обшаривала горизонт в поисках любого намека на горячее море. Любое горячее море можно было заметить с огромного расстояния по поднимающемуся от него пару. Но как долго держался пар и как высоко он поднимался, зависело от милости ветров. Но ветры никогда не бывают милосердными.

Через месяц запасы продовольствия начали иссякать. Никогда не было никакой реальной перспективы совершить путешествие без пополнения запасов. Им вполне может потребоваться год, чтобы добраться до зеленых земель. Ежедневная ходьба замедлялась погодой и разбитым льдом. Икта могли пройти тридцать миль за день, но Икта не походили на других людей, Икта были другой породой, и, конечно, Турин мог пройти немногим больше десяти. Не было никакой возможности тащить за собой по льду еду на целый год. Даже с железным псом, который тянул за всю группу. И где взять столько еды, чтобы