Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт) - Марк Твен

Мало-помалу король совладал до некоторой степени со своим горем и, собравшись с духом, произнес речь, полную слез и всяческой чепухи на тему, как грустно ему и его брату видеть покойника в гробу, проехав четыре тысячи миль в надежде найти его еще живым. Это тяжкое испытание отчасти смягчалось драгоценными выражениями общего сочувствия и священными слезами, пролитыми перед гробом. Король, изображая из себя Гарвея Уилькса, благодарил всю почтенную публику за себя и за своего глухонемого брата. Благодарность эта выливалась прямо из сердца, так как ус та немощны ее выразить. Человеческая речь для этого слишком холодна и беспомощна. Наговорив целый ко роб разной дребедени в таком же роде, которую мне положительно тошно было слушать, он принялся опять всхлипывать, благочестиво перекрестился, сказал «аминь», а затем, утратив всякое самообладание, принялся плакать навзрыд. Только что он успел как следует разрыдаться, кто-то в толпе запел «Вечная память». Все присутствующие подхватили хором этот погребальный гимн. Не знаю, как подействовал он на других, но мне сделалось после того гораздо теплее на сердце и я по чувствовал себя так же хорошо, как обыкновенно чувствую, уходя из церкви. Музыка вообще прекрасная вещь. После такого хныканья и нытья она разом нас освежила. Мы все почувствовали нечто вроде подъема духа.

Казалось бы, что при таких обстоятельствах у человека должны возродиться честные стремления. Вместо того, однако, король принялся снова работать языком: он объявил, что он и его племянницы будут очень рады, если некоторые из наиболее близких друзей семьи разделят с ними трапезу и помогут предать земле прах покойного. Если бы этот покойник, безмолвно лежащий теперь в гробу, мог заговорить, он назвал бы по именам дорогих друзей, о которых так часто упоминал в своих письмах.

— Благодаря этому обстоятельству, я и сам могу их назвать, — продолжал король. — Это преподобный мистер Гобсен, пастор Лот Говей, мистер Бен Рокэ, Абнер Шакльфуд, Лэви Белль, доктор Робинсон, их жены и вдовушка Батлей.

Преподобный Гобсен и доктор Робинсон находились как раз в противоположном конце города, где трудились совместно: иными словами, доктор препровождал больного на тот свет, а проповедник напутствовал его туда; адвокат Белль уехал в Луисвилль по каким-то делам, но все остальные оказались налицо. Они выступили вперед, обменялись с королем рукопожатиями, поблагодарили его, беседовали с ним, а затем принялись пожимать руки герцогу, но ничего ему не говорили, а только улыбались и кивали голо вами, словно идиоты. Он же, в свою очередь, выделывал руками самые дикие жесты, повторяя: «Гу-гу, гу-гу-гу!» — словно ребенок, не умеющий еще говорить.

Король, со своей стороны, работал языком за двоих: он замечательно ловко наводил справки обо всех обитателях города, не исключая собак. Одновременно с этим он упоминал о разных мелких событиях, случившихся когда-либо в городе, а также о происшествиях в семье Жоржа и в доме Питера Уилькса, заявляя каждый раз, что ему писал об этом Питер. Все это было, однако, самой наглой ложью, так как в действительности король выудил означенные по дробности у молодого придурковатого провинциала, которого мы подвезли на лодке до парохода. Мэри-Джен сбегала тогда за письмом, оставленным покойным дядей. Король прочел его вслух и снова пролил при этом обстоятельстве целые потоки слез. Питер Уилькс оставил своим племянницам дом, в котором жил сам, и три тысячи долларов золотом. Кожевенный завод, приносивший большие барыши, а также несколько домов и ферм, стоивших, в общей сложности, семь тысяч долларов, и сверх того еще три тысячи долларов золотом он отказал своим братьям: Гарвею и Уильяму. В письме сообщалось также, что шесть тысяч долларов спрятаны в погребе. Король объявил, что сходит сейчас со своим братом за деньгами, так как вообще любит действовать напрямик, не откладывая дела в дальний ящик. Мне тоже было приказано спуститься в погреб со свечою. Мы за перли за собою двери погреба и без труда разыскали мешок с деньгами. Король высыпал из него золотые монеты на пол, и, надо признаться, было приятно смотреть на такую кучу золота. У его величества глаза разгорелись, словно раскаленные угли; хлопнув герцога по плечу, он сказал:

— Ну, что? Ловкая штука? Каково! Ведь это, Бильджи, будет почище «Королевского Жирафа!»

Герцог согласился, что эта штука выходит значительно чище, после чего оба негодяя принялись перебирать золотые монеты и пропускать их между пальцев, так чтобы они со звоном падали на пол. Наконец король заметил:

— Нечего и говорить, что для нас с вами, Бильджи, самое подходящее дело быть братьями умершего богача и представителями заграничных его наследников. А каким образом, спрашивается, все это случи лось? Единственно лишь благодаря вере в Провидение! В конце концов, все-таки самое благонадежное — полагаться на него! Могу сказать по собственному опыту, что это лучше всего.

Каждый на месте этих негодяев удовлетворился бы наружным осмотром груды золотых монет и по верил бы на слово покойному, что там шесть тысяч долларов. Но они сочли нужным сосчитать деньги, причем оказалось, что недостает четырехсот пятидесяти долларов.

— Черт бы его побрал! Куда же он девал эти четыреста пятьдесят долларов? — вскричал король.

Некоторое время они занимались тщательным розыском в надежде найти еще мешочек с четырьмястами пятьюдесятью долларами, но розыски эти оказались тщетными. Наконец, убедившись в этом, герцог объявил:

— Питер был человек больной и мог легко ошибиться в счете; вероятно, это так и случилось. Лучше всего примириться с существующим фактом и не упоминать о нем вовсе. Мы, слава Богу, можем перенести такую утрату.

— Разумеется, мы можем ее перенести! Я об этом вовсе не беспокоюсь! Меня интересует только правильная отчетность. Вы понимаете сами, что нам не обходимо выказать себя здесь прямодушными, откровенными, одним словом, душа нараспашку. Деньги эти необходимо сейчас вынести наверх и сосчитать там при всех, чтобы на нас не могло пасть даже и тени подозрения. Но если покойник говорит, что здесь шесть тысяч долларов, а их налицо не оказывается, тут, знаете ли, выходит неприятное осложнение…

— Заметьте себе, — возразил герцог, — что мы можем пополнить дефицит. — С этими словами он принялся выгружать из своего кармана золотые монеты.

— Это изумительно блестящая идея, герцог! У вашей светлости и в самом деле очень светлая голова! Вижу, что «Королевскому Жирафу» суждено оказать нам еще раз важную услугу, — объявил король, принимаясь выгружать из кармана, в свою очередь, золотые монеты и укладывать их столбиками.