Башни земли Ад - Владимир Свержин

— Твой король — узурпатор, дорогой кузен! — возмутился граф де Монвуа.

— Зато твой — выживший из ума сластолюбец, мой дорогой кузен, — парировал граф Маунтвей. — И раз уж Господь отметил чело его безумием, то грех возлагать на него корону Франции.

— Вот как? — подбоченился вельможный бальи.

— Да, именно так! — Бейлиф упер руки в бока.

— А твоему королю не то что корону Франции, даже корону Англии носить зазорно! Он выскочка!

— Да как ты смеешь?! Он священной королевской крови!

— Ха! После Филиппа Красивого треть французского дворянства может похвастаться наличием в их жилах крови более священной, нежели у потомства каких-то там нормандских герцогов.

— Это еще как знать, что за рассол течет в жилах самого Карла VI! Я уж молчу о его сыне.

— Ты ищешь смерти, кузен? — Граф де Монвуа выхватил меч.

— Я не страшусь ее, ибо мне есть за кого умирать, — горделиво ответил Маунтвей, выхватывая из ножен свой клинок.

— Господа, мы вам не мешаем? — пытаясь вставить слово меж гневных возгласов ссорящихся родственников, спросил Мишель Дюнуар.

— А? Что?

— Нет-нет.

Графы вернули оружие в исходное положение.

— Итак, — перешел к делу де Монвуа. — Мой король готов платить две монеты за каждую вашу одну.

— Ха, две монеты! Не смешите мои саботены![21] Где он возьмет эти деньги? Баварская шлюха[22] уже давным-давно разграбила казну, так что доходы короля откуплены на десять лет вперед.

— А твой король и вовсе может платить лишь тем, что награбит, как разбойник на большой дороге.

— Пусть даже так. Но он может платить.

— Как же! Может! Уж скорее моя срамная капсула[23] может разговаривать. Он может дать лишь то, что награбят его головорезы. Зачем же этим удальцам помирать за вашего самозванца и делиться с ним, если, сражаясь против него, они могут оставлять себе бо́льшую часть добычи?

— Господа, не желаете ли отобедать? — вновь перебил спорщиков полномочный представитель князя Витовта. — Весьма рекомендую. Сегодня у нас телятина с ветчиной и изюмом, шафранное ризотто с уткой и трюфелями, колбаски, тушенные в вине с овощами, хороший выбор рейнских вин, засахаренные фрукты на десерт…

— О, это чрезвычайно любезно с вашей стороны, — улыбнулся француз.

— Да-да, весьма любезно! Мы с кузеном и наши люди проголодались с дороги.

— Всегда к вашим услугам, — склонил голову Дюнуар. — А после легкой трапезы вы можете увидеть, как наше войско отражает удар тяжелой кавалерии.

— Прекрасно!

— Ночью для вас и ваших людей будут разбиты шатры в лагере, и вы, господа, воочию оцените, в каком порядке он содержится и насколько хороша караульная служба.

— Браво, браво, мсье Мишель, вы совершили настоящее чудо!

— О, не стоит приписывать мне чужие заслуги. Все это сделали пан Ян и офицеры братства святого Марка. Господа, убедившись в нашем гостеприимстве, завтра поутру вы отправитесь в обратный путь, чтобы засвидетельствовать своим государям наше совершеннейшее почтение. Столь глубокое, что оно не позволяет нам поднять оружие ни на одного из них. А поскольку войско наше создается для благого дела, для защиты христианского мира от полчищ Тамерлана и Баязида, то мы имеем честь передать через вас сердечный призыв королям Франции и Англии забыть распри и объединиться в борьбе с общим врагом.

— Дело, конечно, благое, — начал граф де Монвуа, — но это невозможно!

— Объединиться? Нет, решительно невозможно. Даже против Тамерлана.

— Увы, господа, — тяжело вздохнул пан Михал, — я ждал подобного ответа. Что ж, в таком случае вам следует вспомнить о рыцарской добродетели, именуемой щедрость.

— О чем это вы, мсье?

— Да-да, о чем это вы, сэр?

— Не стоит так беспокоиться, джентльмены. Мы не претендуем ни на ваши золотые шпоры, ни на рыцарские цепи. Но ведь, будем честными, вам, несомненно, были даны значительные суммы для подкупа пана Яна, меня и прочих командиров. Так вот, эти суммы вы оставите здесь.

— Но это грабеж!

— Ни в малейшей степени. Как можно! — почти ласково глядя на возмущенного француза, гулким басом проворковал Мишель Дюнуар. — Когда вы, граф, вернетесь к своему королю, а вы — к своему, то сможете с полной ответственностью сказать, что сделали все возможное, все, что было в ваших силах, чтобы выполнить порученную тайную миссию. Ибо защита христианских земель от вторжения неверных куда важнее распрей в благородном семействе.

— А если мы откажемся? — гордо расправил плечи граф Маунтвей.

Лицо Дюнуара помрачнело:

— Тогда обед для вас, увы, отменяется. Вы сможете не только увидеть, но и поучаствовать в следующих занятиях, и в полной мере оценить, как эти головорезы расправляются с отрядами тяжелой кавалерии. Неужели, джентльмены, вы и впрямь полагаете, что это хорошая мысль?

— Господин Раскольников, почему вы убили старушку, у которой в кармане был всего рубль, — не удержался от комментария Лис. — Ну, так ясное дело. Десять старушек — десять рублей.

— Да, Сергей, именно так все и происходит, буквально наживаемся на билетах, пока вы там мозгуете, где раздобыть средства на содержание армии, и топчетесь на месте вокруг Жана Бесстрашного, словно дети вокруг елки. Спасибо еще, в Европе кто-нибудь постоянно с кем-нибудь воюет, так что…

— Ну да, ну да, к ужину дюжина сладких калош на зубок перепадает. Но тут уж, кому татор, а кому лятор. Главное, не волнуйся. От имени и по поручению святого Урсуса, в ближайшее время состоится торжественная сбыча мечт и прочие пляски с бубнами, скачки с пиками.

— Все, обойдемся без треф и червей. Раз уж гости осознали необходимость раскошелиться, следует их хорошо накормить перед обратной дорогой.

Граф Балтасар Косса сидел на каменной скамье в увитой виноградом беседке и тряс головой, мучительно пытаясь собрать в кучу разбегающиеся мысли.

— А, друг мой, проклятие Люциферу, чертовски рад вас видеть! Действительно, чертовски, — он попытался встать, опираясь на перила балюстрады, — похоже, я все-таки перебрал хваленого здешнего вина. У нас в Италии оно как-то мягче. — Кардинал собрался с силами и придал лицу осмысленное выражение. — Постойте, а где Анна?

— Анна? — деланно удивляясь, переспросил Вальдар. — По всей вероятности, нежится в постели, где ж ей еще быть в такое время?

— Как это так, в постели? — в свою очередь поразился кардинал. — А как же я?

— А вы, мой друг, изволили заснуть в беседке. И потому лишены были счастья оценить мягкость здешних перин.