Аполлинария Суслова - Людмила Ивановна Сараскина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стало быть, нужно, чтоб народ сам для себя написал книги.
– Нет, не то. Нужно, чтоб цивилизованные в [?] составили для модели общество, в котором бы не венчались и не крестили детей, написали бы книжки для русского народа (те, которые не забыли русский язык).
– Но как составить такое общество? Пожалуй, никто не пойдет.
– А Лугинин и Усов!
Я просила считать меня кандидатом. Но что я буду делать, если туда попадут Лугинин и Усов?
Потом она просила меня достать ей яду через моего доктора. Я, как особа без предрассудков, гуманная и образованная, обещала ей, но я не знала, как было подступить к моему доктору с такой просьбой, слишком уж стыдно, и она меня предупредила, достала сама через своего доктора, который глуп и ничего не понял.
Сегодня со мной случилось комическое обстоятельство.
Приходя нанимать здесь квартиру с m-me О[гаревой], я встретила поляка, немолодой человек, который, слыша нас, говорящих по-русски, заговорил; а в день, когда я перебиралась, ни с того ни с сего зашел ко мне, когда комната была отворена. Я приняла его холодно и с тех пор недели две его не видала.
Сегодня я его встречаю на лестнице и поклонилась ему, кажется, первая. Он очень радостно принял мое приветствие и повел меня знакомить со своей женой.
В небольшой комнате я встретила пожилую женщину.
При рекомендации я тотчас же почувствовала неловкость.
– M-me, – заговорила я, – хоть я и русская…
– Но… либеральная, – сказал поляк.
– Я не разделяю мнений… – продолжала я.
– Мур[авьева], – сказала за меня дама. – Вы не русская душой.
– Извините, – сказала я, – всегда русская. – И тут я почувствовала всю нелепость этого знакомства и поспешила повернуть разговор на другие предметы.
Суслова А. П. Годы близости с Достоевским. С. 118–120.
Конец марта – начало апреля [1865]
Любезная Mademoiselle Pauline (виновата, не могла вспомнить имени вашего отца).
Сегодня я к вам с просьбой – мне пишут из Дрездена сходить на Poste restante и [дать] справиться, есть ли письма на имя m-me Polialogute и m-me Zion и дать их адрес, прося пересылать в Дрезден. Так как порученье это застало меня уже здесь, будьте так добры, сделайте это за меня – вот адрес их.
Здесь хорошо, но погода часто очень не хороша, и дождь, и ветер, и даже раз снег шел; Гер[цен] приехал, мы были уже с ним в Ницце.
Как ваше здоровье? Что ваша сестра, имеете ли вы от нее письма?
Прощайте, крепко жму вашу руку.
Вторник,
rand. Hôtel
Cannes
Dep. du Var
Преданная вам
N
Н. А. Тучкова-Огарева – А. П. Сусловой // Долинин А. С. Достоевский и Суслова. С. 278–279.
Петербург, 15(27) апреля 1865 г.
Ф. М. Достоевский – А. П. Сусловой (несохранившееся письмо).
Montpellier, 24 апреля
Недавно с Hault говорили довольно симпатично. Он говорит, что русские женщины симпатичнее и лучше русских мужчин, точно так же, как и итальянки. Он говорит, что у всякого политического деятеля Италии непременно где-нибудь сидит женщина, которая его одушевляет. «Я много имею сношений с русскими женщинами через письма, – сказал он. – Но отчего у самых легких и ветреных из них внутри всегда печаль?»
Он говорит, что русская народность вовсе не обещает такого развития, какое ждут от нее Герцен и другие. Что Россия тоже имела свою цивилизацию и стоит в этом отношении наравне с другими государствами Запада, что во французском народе тоже много нетронутых сил.
Потом смеялся над современной фр[анцузской] молодежью, над ее резонабельностью и рассказывал, какие они были в свое время, сколько было у них удали и энтузиазма.
Вчера он рассказывал, как свободны итальянские и испанские женщины, что молодая женщина, давая вечер, все время почти остается с человеком, который ей нравится. Все это замечают и находят натуральным. Все уходят домой, он остается. При нем она раздевается, даже ложится в постель. И все это делается свободно, искренно и без злоупотребления.
Вчера была на ярмарке, которая тут только что началась. Прелестно, как хорошо. Балаганы, качели. Я с племянницей m-me Chancel тоже буду качаться на качелях когда-нибудь вечером. А балаганы! Théâtre de pation, Chiens et singe savants[158] и пр. А паяцы! Есть одна очень интересная девочка, которая танцевала на галерее. Танцевала с грацией и одушевлением. Потом с особенным добродушием каким-то раздавала билеты. К ней протягивались из толпы разные жилистые руки. С какой приветливостью улыбалась она и кивала головой своим знакомым! С какой живостью схватила огромную некрасивую собаку и поцеловала ее в морду. Подле же стояла другая девочка, помоложе, но похожа на нее и в одинаковом костюме (она серьезнее и как-то больше похожа на мальчика).
Суслова А. П. Годы близости с Достоевским. С. 120–121.
Петербург 19 апреля 65
Любезнейшая и уважаемая мною Надежда Прокофьевна,
Прилагаю к этому письму к Вам письмо мое к Аполлинарии, или вернее – копию с письма моего к Аполлинарии, посланного ей с этой же почтой в Монпелье. Так как Вы пишете[159], что она очень скоро, может быть, приедет к Вам в Цюрих, то и письмо мое к ней в Монпелье, пожалуй, придет туда уже, когда ее там не будет. А так как мне непременно надо, чтобы она это письмо мое получила, то и прошу Вас передать ей эту копию при свидании. Прошу еще Вас прочесть это письмо самой. Из него Вы ясно увидите разъяснение всех вопросов, которые Вы мне задаете в Вашем письме, то есть «люблю ли я лакомиться чужими страданиями и слезами» и проч. А также разъяснение насчет цинизма и грязи.
Прибавлю, собственно для Вас, еще то, что Вы, кажется, не первый год меня знаете, что я в каждую тяжелую минуту к Вам приезжал отдохнуть душой, а в последнее время исключительно только к Вам одной и приходил, когда уж очень, бывало, наболит в
