Замок из песка - Анна Смолякова

— Вадим Анатольевич, не надо, я достану.

— Да? — Он, выпрямившись, поправил галстук. — Ну достань, если тебе не трудно.

Я отъехала вместе со стулом, присела на корточки. И тут увидела перед собой широко разваленные мужские ноги. Вадим Анатольевич даже сполз на стуле: его колено почти касалось моего лба. А волосатая рука торопливо расстегивала ширинку, под которой омерзительно дыбились белые плавки!

От неожиданности я дернулась и стукнулась затылком о столешницу. И тут же сверху донеслось повелительное:

— Целуй!

— Чего?! — растерянно переспросила я, все еще сидя под столом и с ужасом наблюдая за дрожащими пальцами, оттягивающими резинку.

— Целуй, говорю, шлюха! Не бойся, не войдет никто.

В глазах у меня потемнело от ярости и обиды. Сердце часто заколотилось. Отшвырнув рукой стул, я наконец вылезла, выпрямилась и холодно спросила:

— Что вы себе позволяете, хам?!

— Заканчивай! — Он мрачно усмехнулся и указал пальцем под стол: — Давай обратно! Долго мне еще ждать?.. Хватит разыгрывать из себя наследную принцессу. Хотя вам, шлюшкам, за то и платят такие бабки, чтоб не сразу ноги задирали, а полвечера Плисецкую из себя строили… Давай-давай, полвечера кончились!

Я спокойно взяла со стола недопитый бокал и плеснула вино прямо в отвратительную красную рожу с «никакими» глазами и «никаким» носом. А потом еще и крикнула «да!» деликатно постучавшему официанту. Парень в зеленой треуголке с длинными темными волосами, забранными в хвост, вошел. И вместе со мной растерянно наблюдал, как капли красного вина растекаются по лысине и впитываются в крахмальный воротничок белой рубахи…

Взашей меня не выперли. Но, естественно, и с почестями тоже не проводили. Было что-то около четырех утра. И я осталась на пустынной улице в довольно тонкой серой кофте, с десятью тысячами в кармане. На такси явно не хватало. Пришлось идти пешком. Мимо закрытых магазинов и парикмахерских, мимо затуманенных сквериков с бетонными оградками, мимо домов со спящими окнами квартир. Кроссовки мягко поскрипывали. А я думала о том, что свой первый солидный гонорар за премьеру получить так и не успею. Из театра придется уволиться. Опять начнется эпопея с беляшами и трубочками. Но, наверное, это и к лучшему. Всех денег все равно не заработаешь, а унижения на рынке в сто раз меньше. Жаль только, что форму придется поддерживать не в нормальном балетном классе, а на кухне у подоконника…

За три часа мои усталые ноги добрели до «Черкизовской». В половине шестого открылось метро, но спускаться под землю не хотелось. Тем более спешить я раздумала. Жанна Викторовна вставала в семь, и жалко было будить ее раньше времени.

Дворник, метущий асфальт рядом с рынком, сказал мне, что сейчас еще только половина седьмого. И я пошла наматывать круги между пятиэтажками и детскими площадками. Неподвижно сидеть на лавочке было слишком холодно. Так и добрела в конце концов до того самого Дома культуры, не работающего уже полгода.

Как ни странно, в двух окошках на первом этаже горел свет. Я поднялась по ступенькам и постучала. На стук долго никто не выходил, но в конце концов появилась сторожиха, худая и заспанная.

— Чего тебе? — равнодушно спросила она, запахивая на груди вязаную кофту.

— Погреться, — я невольно скопировала ее жест.

Сторожиха заметила это и рассмеялась:

— А чего шляешься-то по утрам? Не спится?

— С ночной смены. А ключ от квартиры забыла.

— Ну, проходи. Посидим, чайку попьем.

В каморке у сторожихи в самом деле оказалось очень тепло и по-своему уютно. Все стены были оклеены фотографиями артистов, календарями с изображением умильных собачек и кошечек и даже афишками кукольного театра. От заварного чайника вкусно пахло смородиновым листом.

— А что вы здесь сторожите-то? — спросила я, отхлебывая ароматный золотистый чай.

— Стены! — Она усмехнулась. — До осени у нас тут спячка.

— А осенью что?

— Осенью, глядишь, какие-нибудь кружки начнутся. Вроде художники обещали первый этаж арендовать. Как танцоры-то съехали, так столько места сразу освободилось: классы эти огромные с окнами в полстены, сцена опять же…

— Какие танцоры? — спросила я, холодея от нехорошего предчувствия.

Сторожиха поднялась и, поддерживая на груди кофту, потянулась к противоположной стене. Там, между портретами Тихонова и Ланового, висела афишка балетного спектакля. Маленькая и не особенно яркая, с подписью на английском: «Gavrilin. Anjuta. Balett.», она почти не привлекала внимания.

— Вот они, — сказала сторожиха, тыча пальцем в афишку. — На память оставили… Репетировали бы здесь и репетировали. Так нет, с дирекцией в арендной плате не сошлись.

Я, не выпуская из рук чашки, как зомби вышла из-за стола и остановилась посреди каморки. Мои молодые глаза и отсюда могли прекрасно разглядеть Анюту, вихрем несущуюся по сцене, Студента, наблюдающего за ней, и кордебалет, старательно «играющий лицами». И среди этих лиц, как в дурном, нелепом сне, — лицо моего Алексея.

— Когда они съехали? — Мой голос прозвучал глухо и хрипло.

— Да уж, наверное, недели две…

— И куда, конечно же, не знаете?

Впрочем, в ответе я и не нуждалась, потому что и так знала, что услышу…

Они уехали всего две недели назад. В какой-то другой московский Дом культуры. И теперь мне предстоял второй круг поисков, такой же долгий, как первый…

Провожаемая удивленным взглядом сторожихи, я подошла к окну. Через дорогу стояла аптека. Сразу за аптекой начинались гаражи. А от гаражей, если встать лицом по направлению к железнодорожному мосту, уже был виден угол моего дома…

Жанна Викторовна, выслушав рассказ о моих ночных злоключениях, сурово подвела итог:

— А я как чувствовала, что все это плохо кончится! С «новыми русскими» связываться — себе дороже… Это надо же, личный театр! Прямо помещик и крепостные!.. Так, сейчас иди поспи, а днем я вернусь с рынка и мы с тобой подумаем, что делать.

Я послушно легла в постель, часа полтора проворочалась, то впадая в дрему, то выныривая из нее так резко, будто меня окатили ледяной водой. Поняла, что уснуть толком не удастся, умылась, сколола волосы на затылке и, накинув поверх черной водолазки джинсовую куртку, вышла на улицу. И пуанты, и одежда для репетиций на этот раз остались дома. Я ехала увольняться…

К счастью, Константин Львович был в особняке и, как сообщила мне старшая горничная, работал в своем кабинете. Впрочем, меня он согласился принять почти сразу. Выждав пару минут в коридоре и настроившись на решительный лад, я толкнула дубовую дверь.