Водитель трамвая - Сергей Бушуев

— Осторожно двери закрываются следующая остановка Больница номер шесть.

Ты щёлкаешь тумблерами дверей. Лампочка не гаснет. Это значит — дверь не может закрыться. Народа так много что кто-то мешает. Ехать нельзя. Ты щёлкаешь дверьми несколько раз, пока лампочка не погаснет. Всё. Упаковано. Можно ехать. На нижних ступеньках стоят люди. Они не могут пройти дальше и просто стоят, наблюдая за твоими действиями. Тебе это безразлично. За годы, проведённые в качестве водителя, ты успел привыкнуть к этому.

Ты трогаешь трамвай, убедившись, что вокруг никто больше не бегает. И сразу же понимаешь: вагон стал другим! Совсем другим. Очень-очень тяжёлым. Каждое твоё нажатие на педаль отдаётся с удесятерённой силой. Ты понимаешь: везти надо осторожно. Тем, кто сейчас в салоне не позавидуешь. И ты едешь медленней, чем обычно. Не потому что боишься попасть в аварию. Просто ты значительно дольше разгоняешься и значительно дольше тормозишь. Ты едва касаешься педалей, буквально по миллиметру проталкивая их вниз. Это тяжелее чем обычно. Иногда даже устаёт нога. Зато трамвай движется как по маслу. Да, его качает. Но это уже не твоя вина. Так проложили рельсы. Лучше ты везти уже не можешь. Тебе самому хочется, чтобы люди ехали по возможности комфортнее. И в этот момент — когда ты ведёшь загруженную до отказа семнадцати тонную махину, ты ощущаешь себя по-настоящему нужным. Это ответственная работа. И ты делаешь её хорошо. На отлично. Даже когда ты едешь в гору, ты медленно разгоняешь трамвай и, увидев загоревшийся красным светофор в далеке, просто снимаешь ногу с педали. Вагон всё ещё несётся вверх, стремительно теряя скорость. Ты ждёшь, покуда он остановится самостоятельно метрах в трёх-четырёх от светофора, и только тогда нажимаешь на педаль тормоза. Загорается лампочка колодочных тормозов. Всё. Схвачено. Трамвай замирает. Особый шик — сделать подобную остановку даже без малейшего толчка. Это тяжело. И далеко не всегда получается. Но ты каждый раз пытаешься это осуществить. Для тебя это как соревнование с самим собой. Буквально мгновение… вагон проехав последние сантиметры в гору, спустя секунду покатится назад. Если нажать на тормоз сейчас — пока он катится вверх, будет едва ощутимый толчок. Ничего страшного. Пассажиры его почти не заметят. И если малость промедлить — будет такой же толчок. Поэтому ты ждёшь именно то мгновение, когда вагон на долю секунды замирает в неопределённости. Шлёп. Никакого толчка. Получилось! Ура! Мастерская езда! Самому приятно.

Ты глядишь, как люди выходят из управляемого тобой трамвая. Они доехали, куда им было нужно. И доехали благодаря тебе. Они не скажут тебе за это спасибо. Им это и в голову не придёт. Они вообще даже не догадываются о твоём существовании. Для них так и должно всё быть. Ездят трамваи, летают самолёты, продавцы торгуют кефиром.

Они об этом не задумываются. Они — пассажиры. На своих работах они кто угодно, но сейчас они усталые пассажиры спешащие к себе домой.

А ты… ты чувствуешь себя удовлетворённым. Ты вёз их лучше других водителей. Ты можешь сравнивать. Ты сам ездишь на трамваях в качестве пассажира и понимаешь малейшие тонкости. Ты настолько начал хорошо в этом разбираться и чувствовать, что понимаешь даже, когда подхватывает юзом поезд метрополитена, если он выскакивает на улицу в плохую погоду. Состав как бы затихает на мгновение, а потом начинают «петь» колёса на скользких рельсах.

И сейчас ты понимаешь: это ты вёз пассажиров лучше других водителей. Сквозь пробки, непогоду, светофоры и много чего ещё. Именно ты. Ты перемещал их максимально комфортно в пространстве. И никто из них не выразил тебе своего неудовольствия. Они тебя не заметили. И это лучший признак мастерства. Лучшая бляха извините за выражение.

В положенное время — минута в минуту ты прибываешь на конечную. Выключаешь управление, выводишь в ноль реверс. Одеваешь куртку. Берёшь сумку с талончиками и выручкой, путевой лист, закрываешь кабину и идёшь к диспетчеру. После гонки, нервотрёпки и «кочегарки» на линии ты попадаешь в тихую комнату, где никого кроме диспетчера нет. Это вызывает небольшой резонанс в голове. Слишком резкая смена обстановки. Приглушённый свет настольной лампы. На столе разложены здоровенные листы с расписанием, где она делает быстрые отметки. А у тебя всё ещё учащённо бьётся сердце.

— О, Серёжа, — говорит она тебе, когда ты появляешься на пороге, — ну что, ещё пару кружочков и всё?

— Да, — с еле заметной улыбкой отвечаешь ты, передавая ей путёвку, — уже чуть-чуть осталось.

— Да, час-пик пройдён, — кивает она, глядя на тебя с расположением, — дальше уже попроще.

Ты забираешь путевой лист с очередной отметкой (риской) и медленно выходишь.

Диспетчер быстро делает какие-то пометки в своих бумагах, после чего устремляет взор на очередной прибывающий строго по расписанию на конечную станцию вагон.

Круг завершён.

Вместо эпилога

Ну что сказать напоследок? Я рад. Мною написана ещё одна книга. Кому это надо можете вы спросить? Кому-нибудь точно надо. И радость моя базируется на удивительном ощущении: я рассказал почти всё. О многом, разумеется, умолчал. Я мог бы описать, конечно, какие-нибудь весьма мрачно заканчивающиеся аварии. Но не стал этого делать, дабы не нагонять лишней жути. Я мог бы добавить множество диалогов. С каждым из приведённых выше героев. Но зачем? Сделать свой труд более значимым, увеличив объём? Но этим путём идти бесполезно. Сколько пухлых книг я вынес на помойку за последние годы? Ужас сколько. Их ведь тоже кто-то писал. Может быть даже годами. Поэтому я для себя решил следующее: важнее всего создать ощущение профессии. Общую картину. И лучше всего чтобы ни один аспект не оказался излишне акцентирован. Мне не хотелось создавать каких-то главных героев. Честное слово. Если б была возможность, я и себя бы не выделял. Но ничего не поделаешь. Я вёл повествование от первого лица. Какое оно у меня (повествование) получилось — судить вам. Если вы посчитаете, будто предмет моего рассказа слишком мелок, я не стану с вами спорить. Да, я не олигарх. Не сотрудник разведки. Жизнь у всех очень разная. И молодость у всех тоже разная. Кто-то просидел её в тюрьме, кто-то создавал семью и воспитывал детей. Почти каждый, на мой взгляд, просто профукал её. Наверное, и я тоже. Но в любом случае: молодость не возвращается. И по своему, она дорога мне. Да, часть своей юности я провёл на трамвае. Не лучшее занятие признаюсь. И воспоминания, которыми я поделился с вами, составляют часть моей жизни. Разумеется, иногда мне бывает жаль. Жизнь меняется настолько стремительно. Нет уже большей части того о чём я написал здесь. Просто нет. Нигде. Нет краснопресненского трамвайного депо на улице 1905 года, нет трамвайных рельс на улице Поликарпова, возле Боткинской больницы и стадиона Юных Пионеров. Нет «ленинградки». Трамвайной я имею в виду. Там сейчас наворотили чёрт-те что. Я прекрасно помню все эти крики, мол, сейчас снимем трамвайные шпалы, закатаем всё асфальтом по сто полос в каждом направлении, и всё у нас заколосится. Действительно сняли, закатали… ну и? Избавили Москву от пробок? «Ленинградка» теперь едет быстрее? Да ни в коем разе! Она вообще почти встала. Так что дело как выяснилось, заключалось вовсе не в надоевшем властям трамвае.

Больше того: нет даже круга на улице Алабяна! В сторону Сокола вагоны вообще не едут. Сворачивают на панфиловском мосту к Войковской. До Войковской теперь следуют маршруты: шестой, двадцать седьмой, тридцатый, пятнадцатый. Ещё временами и двадцать третий наведывается. А ведь раньше на Войковской находились лишь два маршрута: тридцатый и двадцать седьмой.

И всё это произошло за десять лет! За десять. Когда я пришёл работать в депо, мы ещё ездили на Шмидтовский проезд. Там располагалась конечная у двадцать третьего. Сейчас же… впрочем, ладно. Возможно, вы спросите, не жалко ли было тебе уходить с трамвая? Нет, не жалко. И вовсе не потому, что мне платили гроши и пытались сесть на шею. Повторяю: мне жалко молодости. Не более того. Я ушёл из-за СИСТЕМЫ, а не из-за трамвая как такового. Именно система губит людей. Вполне вероятно я бы и по сию пору рассекал по дорогам города на пучеглазом губошлёпе, если бы не система сложившаяся там. Да и не только я. Почти все с кем я работал в ту пору тоже ушли. Даже хохлы и те со временем разбежались. Подрабатывать стало не выгодно — настольно мизерными были зарплаты. Я отлично помню народ из Томска из Омска из прочих городов. Все они трудились у нас, а потом разъехались. Думаете сейчас на трамвае лучше? Сильно сомневаюсь. Ни одна фундаментальная проблема городского транспорта не решена, несмотря на всю говорильню. Подвижной состав — дерьмо. Зарплата начинающего водителя трамвая — около двадцати пяти тысяч. Да-да. Двадцать пять. Я не строю предположений, я знаю! Откуда? С людьми общаюсь. Всё просто. Смены такие же огромные и жутко напряжные. Транспорта на улицах стало больше. И так далее и тому подобное. Перечислять все болячки Мосгортранса я не хочу. Прибавлю только: в головах чинуш продолжает зреть шизофрения. Вспомните хотя бы об их инициативе нарядить всех водителей под Новый год в костюмы сказочных персонажей. Мужиков в костюмы дедов морозов, а баб в снегурочек. Это просто пипец!!! Представляете себе это? Металлист Бастрыкин к примеру (тот самый лётчик-налётчик сбивший самолёт) в красном колпаке с бородой? Вам смешно? А я его видел. Он сообщил мне ожидаемую информацию: водители отказавшиеся превращаться в сказочных персонажей получат по шее (в самых разнообразных проявлениях — вы уже в курсе как это может выглядеть), сговорчивым же — премия. Только не в размере оклада. Не будьте наивны. Так, кинут объедки с барского стола на карточку. Может по тысчонке и вышло. Я уж не в курсе. К счастью. А каковы получились снегурочки из водительниц, которым по шестьдесят восемь лет? Ну, или по пятьдесят? Без слёз об этом и писать невозможно. Причём сами эти «счастливые» новогодние персонажи в половине случаев Новый год встретили в кабине трамвая. И как могло получиться иначе?