Встреча выпускников - Дороти Сэйерс

— Я думаю, что это меня, — сказала Харриет и повернулась к скауту. — Вы уверены, что сказали де Вайн, а не Вейн?

Скаут была не совсем уверена.

— Если вы ждёте звонка, это должно быть вас, — сказала мисс де Вайн. Мисс Аллисон сделала довольно острое замечание о знаменитых писателях с мировой славой, и Харриет смущённо покраснела и рассердилась на себя за это.

Когда она спустилась в будку общественного телефона в Квин-Элизабет, куда перевели звонок, она попыталась мысленно составить план разговора. Краткое извинение, краткое объяснение и просьба о совете, кому передать это дело. Конечно же, ничего сложного.

Голос из Рима говорил по-английски очень хорошо. Он не думает, что лорд Уимзи находится в отеле, но узнает. Пауза, во время которой она могла слышать шаги, проходящие туда и сюда, на другом континенте. Затем вновь этот же голос, учтивый и извиняющийся.

— Его светлость покинул Рим три дня назад.

О! А они не знают, куда?

Они узнают. Ещё одна пауза и итальянская речь. Вновь тот же голос.

— Его светлость направился в Варшаву.

— О! Большое спасибо.

Вот так!

При мысли, что нужно звонить в британское посольство в Варшаве, её сердце упало. Она положила трубку и вернулась наверх. Похоже, жёсткое проведение собственной линии не принесло большой пользы.

Пятница, вторая половина дня. «Кризисы, — подумала Харриет, — всегда происходят в выходные, когда почта не работает». Если она сейчас напишет в Лондон, и они ответят обратной почтой, даже тогда она, по всей вероятности, не сможет ничего предпринять до понедельника. Если она напишет Питеру, то может воспользоваться авиапочтой, но вдруг он не в Варшаве? Возможно, сейчас он уже в Бухаресте или Берлине. Могла ли она позвонить в Министерство иностранных дел и потребовать, чтобы ей сказали, где он находится? Если бы письмо добралось до него за выходные и он дал ответ телеграммой, она потеряла бы не так уж много времени. Она не была уверена, что сможет наладить контакт с Министерством иностранных дел. А есть ли тот, кто смог бы? А как насчёт достопочтенного Фредди?

Потребовалось какое-то время, чтобы определить местонахождение Фредди Арбатнота, но, в конечном счёте, она поймала его по телефону в офисе на Трогмортон-стрит. Он был в высшей степени услужлив. Он понятия не имеет, где находится старина Питер, но он предпримет шаги, чтобы это выяснить, и если она доверит заботу о письме ему (Фредди), то он проследит, чтобы оно было отправлено как можно раньше. Никакого труда. Счастлив оказаться полезным.

Таким образом, письмо было написано и послано так, чтобы прийти в город первой почтой в субботу утром. Оно содержало краткое изложение дела и заканчивалось так:

«Считаете ли Вы, что люди мисс Климпсон смогут с этим справиться? И кто в её отсутствии там самый компетентный человек? Или, в противном случае, можете ли Вы предложить кого-нибудь ещё, к кому я могла бы обратиться? Возможно, это должен быть психолог, а не детектив. Я знаю, что любой, кого Вы порекомендуете, заслуживает доверия. Вы не могли бы дать телеграмму, когда получите это письмо? Я была бы очень благодарна. Мы тут все взвинчены, и я боюсь, что, если мы не справимся с этим делом быстро, может произойти что-то непоправимое».

Она надеялась, что последнее предложение не выглядело настолько паническим, насколько она себя чувствовала.

«Я звонила в Ваш отель в Риме, и они сказали, что Вы направились в Варшаву. Поскольку я не знаю, где Вы можете оказаться в данный момент, я попросила мистера Арбатнота переправить письмо через Министерство иностранных дел».

Здесь слышался небольшой упрёк, но этого нельзя было избежать. То, что она действительно хотела сказать, было: «Я молю Бога, чтобы Вы были здесь и подсказали мне, что надо сделать!», но она понимала, что он мог почувствовать себя неловко, поскольку не имел возможности быть здесь. Однако ничего плохого не случится, если просто спросить: «Как скоро Вы думаете вернуться в Англию?» И с этим дополнением письмо было закончено и отправлено.

— И, ко всему прочему, — сказала декан, — к нам на обед приедет этот человек.

«Этим человеком» был доктор Ноэль Трип, очень достойный и важный мужчина, член выдающегося колледжа и член совета, который управлял Шрусбери. Друзей и благотворителей такого рода в колледже принимали довольно часто, и, как правило, главный стол был рад такому гостю. Но момент едва ли был благоприятным. Однако договорённость была достигнута в начале семестра, и отложить визит доктора Трипа было совершенно невозможно. Харриет сказала, что считает его посещение полезным мероприятием, которое поможет отвлечь преподавателей от их проблем.

— Будем надеяться, — согласилась декан. — Он — очень хороший человек и говорит очень интересно. Он — политэкономист.

— Вкрутую или всмятку?

— Думаю, в крутую.

Этот вопрос и ответ не имели ничего общего с политикой или экономикой доктора Трипа, а только с его манишкой. Харриет и декан начали коллекционировать манишки. Основу коллекции положил «молодой человек» мисс Чилперик. Он был чрезвычайно высоким и худым с довольно впалой грудью, вследствие этого дефекта он всегда носил мягкую плиссированную белую манишку, в которой выглядел (по мнению декана) как корка съеденной дыни. Полной противоположностью был высокий и полный преподаватель химии из другого университета, чья манишка была настолько жёсткой, что стояла колесом, в результате чего спереди он напоминал зобастого голубя, при этом из-под неё со всех сторон выглядывала сорочка. Третья разновидность манишек, довольно распространенная среди учёных, норовила соскочить с центральной запонки и собраться на животе, и в один незабвенный и счастливый день, когда прибыл популярный поэт с лекциями о способах композиции и о будущем поэзии, при каждом его жесте (а он жестикулировал очень энергично) его жилет подпрыгивал в воздухе, позволяя краю манишки, украшенному небольшой петелькой, выглядывать из брюк подобно кролику из норки. В тот вечер Харриет и декан ужасно повеселились…

Доктор Трип был крупным, добродушным и болтливым человеком, который на первый взгляд, казалось, не давал ни малейшего повода для критики с точки зрения одежды. Но не прошло и трёх минут его пребывания за столом, как Харриет поняла, что он обречен стать одним из самых ярких дополнений к коллекции. Дело в том, что он трещал. Когда он склонялся над тарелкой, когда он поворачивался, чтобы передать горчицу, когда он вежливо наклонялся, чтобы расслышать соседа, его манишка взрывалась с весёлым хлопком, какой происходит при открывании пробки имбирного пива. Этим вечером шум в Холле казался громче, чем обычно, так что треск был слышен только нескольким ближайшим его соседям слева и справа, но директриса и декан, которые сидели около него, всё прекрасно слышали, и Харриет, сидящая напротив, тоже слышала и боялась встретиться глазами с деканом. Доктор Трип был слишком воспитан или, возможно, слишком смущён, чтобы затронуть эту тему, он продолжал невозмутимо говорить, всё больше повышая голос, чтобы быть услышанным на фоне шума, создаваемого студентками. Директриса хмурилась.

— …превосходные отношения между женскими колледжами и остальным университетом, — сказал доктор Трип. — И тем не менее…

Директриса вызвала скаута, которая после этого спустилась к главному столу студенток, а отсюда к другим столам с обычным сообщением:

— Наилучшие пожелания от мадам директора, и она была бы признательна, если бы стало потише.

— Прошу прощения, доктор Трип. Я не вполне уловила.

— Тем не менее, — повторил доктор Трип, с вежливым наклоном и небольшим хлопком, — любопытно видеть, как сохраняются остатки старых предубеждений. Только вчера вице-канцлер показал мне удивительно вульгарное анонимное письмо, присланное ему тем самым утром…

Шум в Холле постепенно стихал, это походило на затишье перед бурей.

— …в котором выдвинуты самые абсурдные обвинения, причём, что странно, против именно ваших преподавателей. Помимо прочего, обвинения в убийстве. Вице-канцлер…

Харриет пропустила несколько последующих слов — она смотрела, как по мере того, как голос доктора Трипа продолжал звучать в притихшем Холле, головы сидящих за главным столом поворачивались к нему, как если бы их тянули невидимой верёвкой.

— …наклеены на бумагу, что довольно изобретательно. Я сказал: «Мой дорогой вице-канцлер, я сомневаюсь, что полиция сможет что-то сделать, — это, вероятно, дело рук какого-то безобидного больного». — Но разве не любопытно, что такие специфические заблуждения продолжают существовать и сохраняться по сей день?

— Действительно, очень любопытно, — сказала директриса, поджав губы.

— Таким образом, я отговорил его от полицейского вмешательства, во всяком случае, в настоящий момент. Но я сказал, что поставлю этот вопрос перед вами, поскольку был упомянут именно Шрусбери. Конечно же, я полностью полагаюсь на ваше мнение.