Встреча выпускников - Дороти Сэйерс

— Именно так, и если он так сказал, то вам придётся поверить. Но я не могла не заметить сходства.

— Вообще-то люди, как известно, довольно пренебрежительно высказываются о моей внешности! Я поздравляю вас с чутьём, достойным Шерлока Холмса в его высших достижениях.

Её позабавила и тронула в нём эта ребяческая чёрточка тщеславия. Но она знала, что он сразу же понял бы, если бы она попыталась потворствовать этому чувству, сказав что-то более лестное, чем правда.

— Ещё до того, как увидеть его, я узнала голос. И у него ваши руки, я не думаю, что кто-нибудь когда-либо мог говорить о них пренебрежительно.

— Чёрт побери, Харриет! Это же действительно моя позорная слабость. Моя наиболее ревниво оберегаемая часть личного тщеславия. Вытянутая на дневной свет и безжалостно выставленная напоказ. Я глупо горжусь тем, что унаследовал руки Уимзи. Мой брат и сестра, — оба лишены их, но эти руки прослеживаются на семейных портретах в течение трёхсот лет. — Его лицо на мгновение затуманилось. — Интересно, не покинула ли их к этому времени вся сила, наш песок утекает быстро. Харриет, съездите со мной как-нибудь в Денвер и посмотрите на это место прежде, чем на нём, как джунгли, вырастет новая цивилизация. Я не хочу цитировать всего Голсуорси. Вам скажут, что я совершенно не забочусь о поместье и вообще не знаю, что делаю. Но я там родился, и мне будет больно, если доведётся дожить и увидеть, что земля продана для массовой застройки, а Холл передан голливудскому королю цветного и звукового кино.

— Но ведь лорд Сейнт-Джордж этого не сделает?

— Я не знаю, Харриет. Почему бы и нет? Наша драма уже мертва и похоронена. Что, чёрт возьми, хорошего делается в наши дни и кем? Однако его это может заботить сильнее, чем он думает.

— А вас, Питер, это заботит?

— Мне очень легко быть озабоченным, поскольку меня не зовут, чтобы я как-то поучаствовал в этом вопросе. Я — обычный педант средних лет с замечательным талантом брать тяжёлое бремя и перекладывать его на плечи другого. Не думайте, что я завидую своему племяннику. Я предпочёл бы жить в мире и спокойно сложить свои кости в землю. Только у меня есть проклятая тяга к некоторым заплесневелым старым ценностям, которую я достаточно трусливо отрицаю, как мой тёзка из Евангелия. Я никогда не еду домой, если могу этого избежать, и я избегаю приезжать сюда, — здесь петухи кричат слишком долго и слишком громко.

— Питер, я не представляла, что вы так чувствуете. Я хотела бы увидеть ваш дом.

— Правда? Тогда в один из дней мы туда съездим. Я не собираюсь навязывать вам семью, хотя, думаю, вам понравилась бы моя мать. Но мы выберем время, когда они уедут, — все, за исключением какой-то дюжины безвредных герцогов в семейном склепе. Все забальзамированные, бедняги, чтобы выдержать до Судного дня. Типично для семейной традиции, не так ли, — вам не дадут даже сгнить.

Харриет не нашлась, что ответить. Она боролась с ним в течение пяти лет и узнала только его силу, теперь же в течение получаса он выставил все свои слабости, одну за другой. И, если откровенно, она не имела права сказать: «Почему вы не говорили мне этого раньше? — потому что знала, каков должен быть ответ. К счастью, он, казалось, и не ожидал комментариев. «О Боже! — были следующие его слова, — посмотрите, сколько  времени! Вы позволили мне болтать, а мы ни слова не сказали о вашей проблеме».

— Я была так рада забыть о ней хоть на некоторое время.

— Да, наверное, — сказал он, глубокомысленно глядя на неё. — Слушайте Харриет, разве мы не можем устроить сегодня праздник? С вас достаточно этого грязного дела. Пойдёмте со мной и для разнообразия раздражайтесь из-за моей персоны. Для вас это будет облегчением, как хороший ревматизм после зубной боли. В равной степени омерзительно, но по-другому. Я сейчас должен бежать на этот ленч, но он не продлится слишком долго. Как насчёт плоскодонки в 3 часа от Магдален-бридж?

— На реке будет ужасная толпа. Червелл сейчас не та, что была раньше, особенно в воскресенье. Напоминает выходной день в Маргите с граммофонами и купальными костюмами, когда все наталкиваются на всех.

— Не имеет значения. Давайте поедем и внесём свою лепту в лодочный бум вместе с остальным счастливым населением. Если только вы не предпочитаете умчаться со мной в автомобиле на край света. Но дорога — хуже, чем река. И если мы найдём уединённое местечко, то либо я сделаюсь совершенно невыносимым, либо мы начнём обсуждать эту проклятую проблему. На людях безопаснее.

— Очень хорошо, Питер. Сделаем так, как вам нравится.

— Тогда Магдален-бридж в три. Доверьтесь мне, я не убегаю от проблемы. Если мы не сможем найти решение вместе, мы найдем кого-то, кто сможет. Нет ни несудоходных морей, ни непригодных для жилья земель.

Он встал и протянул ей руку.

— Питер, какая вы скала! Тень огромной скалы на утомлённой земле. Мой дорогой, о чем вы думаете? В Оксфорде никто не обменивается рукопожатием!

— Слоны никогда не забывают. — Он нежно поцеловал её пальцы. — Я принес вместе с собой свою формальную космополитическую вежливость. Мой Бог, если говорить о вежливости, кажется, я опаздываю на обед. — Он схватил шапочку и мантию и исчез прежде, чем она успела подумать о том, чтобы проводить его вниз к выходу.

— Ну, так даже лучше, — решила она и, выглянув в окно, увидела, как он бежит через дворик, напоминая студента, — у него мало времени. О, а не схватил ли он мою мантию вместо своей?! Хотя, в общем, это не имеет значения. Мы приблизительно одного роста, и я довольна широкоплеча, поэтому — это одно и то же.

А затем ей вдруг показалось странным, что это одно и то же.

Харриет внутренне улыбалась, когда пошла переодеться для похода на реку. Если бы Питер был увлечён поддержанием на высоком уровне разрушающихся традиций, то он нашёл бы много возможностей сделать это, придерживаясь довоенного стандарта искусства гребли, манер и костюма. Особенно костюма. Неряшливые шорты или помятый костюм, небрежно перехваченный в талии, были современной версией моды на Червелл для мужчин, а для женщин костюм для загара и (для нежных ног) пара весёленьких цветных пляжных сандалий. Харриет посмотрела на солнце, которое сейчас было так же горячо, как и ярко. Даже ради того, чтобы потрясти Питера, она не была готова демонстрировать обгорелую спину и искусанные комарами ноги. Она оденется прилично и удобно. Декан, встретив её под буками, пристально и с преувеличенным удивлением рассмотрела её ослепительное сочетание белого полотна и выправки.

— Если бы это было двадцать лет назад, я предположила бы, что вы идёте на реку.

— Да. Рука об руку с величественным прошлым.

Декан тихо застонала.

— Боюсь, что вы будете очень бросаться в глаза. Теперь так не ходят. Вы одеты, опрятны и спокойны. И это воскресным днём! Мне стыдно за вас. Надеюсь, по крайней мере, что в пакете у вас фотографии эстрадных певцов.

— Даже этого нет, — сказала Харриет.

Фактически там был дневник скандала в Шрусбери. Она подумала, что лучше всего будет дать его Питеру, чтобы он прочёл и изучил его самостоятельно. Затем он смог бы решить, что со всем этим делать.

Она оказалась на мосту в срок, но Питер был уже на месте. Его устаревшая пунктуальность была подчеркнута присутствием мисс Флексман и другой студентки из Шрусбери, которые сидели на плоту, очевидно, ожидая эскорта, и выглядели раздражёнными и недовольными. Харриет даже развеселилась, когда Уимзи галантно забрал её пакет, подал руку и усадил её на подушки в плоскодонке, и по его лукавым глазам увидела, что он отлично понял причину её необычной покорности. «Вы предпочитаете вверх по течению или вниз?»

— Ну, вверху больше народа, но лучше дно, внизу всё хорошо до развилки, а затем приходится выбирать между толстым илом и университетской свалкой.

— Приходится выбирать из двух зол. Только скомандуйте. «Мой слух распахнут, как акулья пасть, чтоб милых уст не упустить ни слова».

— О, небо! Где вы это откопали?

— Это, не поверите, последние ужасные строки сонета Китса.[87] Правда, это юношеские потуги, но есть некоторые вещи, которых не извиняет даже молодость.

— Давайте пойдём вниз по течению. Я нуждаюсь в одиночестве, чтобы оправиться от шока.

Он вывел плоскодонку в поток и аккуратно прошёл под мостом. Затем воскликнул:

— Замечательная женщина! Вы позволили мне распушить хвост тщеславия перед этой парочкой заброшенных Ариадн. А теперь не хотите ли проявить независимость и взять шест? Я признаю, что гораздо лучше вести плоскодонку, чем плыть на плоскодонке, а предоставить любую возможность повеселиться — это девять десятых закона галантности.

— Действительно ли возможно, что вы — образец справедливости и великодушия? Но нет, вы не превзойдёте в великодушии меня. Я буду сидеть как прекрасная леди и наблюдать, как вы работаете. Хорошо наблюдать за тем, что делается хорошо.