Патриарх Тихон - Михаил Вострышев

Патриарх. Это я сам составлял, а послание в ПОМГОЛ составил отец протоиерей Цветков, потому что это дело он вел. А к этому воззванию он никакого участия не имел.

Председатель. Считаете ли вы, что жертвовать нужно все, что предусмотрено декретом Центрального Исполнительного Комитета, кроме священных сосудов, или еще что-либо нельзя было жертвовать?

Патриарх. Да, я находил, что это вообще надо.

Председатель. Кроме священных предметов?

Патриарх. Имеет широкое значение, казалось бы, все, что освящено практикой, но так как есть разница между кадилом или кропилом и сосудом, то, конечно, можно.

Председатель. Вы сделали разграничение?

Патриарх. Но в общем в целом не определяли, что можно взять и чего нельзя. Не с вашей, конечно, точки зрения. Только сосуды.

Председатель. Значит, можно так считать, не только одни сосуды, но и разные священные предметы богослужения?

Патриарх. Но это так нельзя сказать. Я о сосудах сказал, что их безусловно нельзя.

Председатель. А другое более или менее?

Патриарх. Да.

Председатель. Вы говорили о травле, которую вела печать. Что вы хотели этим выразить?

Патриарх. Это надо спросить у тех, кто ее поднимал, с какой целью она поднимается.

Председатель. Но вы сочли нужным сослаться на эту травлю, которая, по вашим словам, велась в газетах специально с этим вопросом. Чем вы объясняете, что вот сейчас вы вдруг вспомнили о травле, когда даете показания?

Патриарх. Да не только вспомнил, но и теперь эта травля продолжается.

Председатель. Так вот, может быть, вы объясните, почему вы указываете на газетную травлю, для какой цели?

Патриарх. А потому, что я вам передавал содержание письма к Калинину и просил его обратить внимание не на меня лично, а вообще на Церковь.

Председатель. Правильно ли сделает Трибунал заключение, что то, что происходило в советской жизни, отдельные факты и все, вместе взятое, так действовали на вас, что оказывали известное влияние даже на текст вашего послания?

Патриарх. На текст нет, но, конечно, я читаю газеты. Я не дерево и не камень.

Председатель. Значит, вы совершенно сознательно вставили в послание фразу о том, что после выпадов в газетах был издан декрет?

Патриарх. Это тоже исторический характер имеет.

Председатель. Но это имеет характер религиозный или ничего общего с религией не имеющий?

Патриарх. Тут излагается история этого дела. Тот вопрос, который мы ставили. Вот что мы просили, и между тем нам — вот что.

Председатель. А между тем вам дали декрет об изъятии. Значит, правильно понимает Трибунал, что вы составляли воззвание, учитывая все настроения, которые были в обществе в связи с предстоящим фактом изъятия, учитывая статьи, которые появлялись в печати, самый декрет и т. д. Вы считали необходимым, учитывая все это, апеллировать к вашей пастве и дать ей известные директивы, как ей нужно реагировать?

Патриарх. Травля имеет побочное значение. Не из-за нее, а потому, что по канонам нельзя.

Председатель. Тем не менее вы исходили из того, что делалось в обществе?

Патриарх. Да, в обществе.

Председатель. Значит, правильно поймет Трибунал, что здесь вами руководило в большей степени все-таки то, что вам нужно было ответить на то, что, как вы сказали, у вас за спиной был выпущен декрет и нужно было сказать, как на него реагировать?

Патриарх. Нет, не так. Я излагал историю, что мы можем дать и что не можем дать.

Председатель. Вы употребили выражение, что вели переговоры, а в это время за спиной был выпущен декрет. Вы употребили это выражение?

Патриарх. Да.

Председатель. Значит, вы сочли, что декрет был скрыт от вас, что ему было придано значение гражданской жизни, которая проходила рядом с вами?

Патриарх. Но она касалась Церкви.

Председатель. Значит, вы считали, что произошел некоторый конфликт между церковной иерархией и советской властью?

Патриарх. Да, я думаю, что если советская власть выступила через ПОМГОЛ, то нужно было действовать.

Председатель. Таким образом, вы считали, что советская власть поступила неправильно, и были вынуждены выпустить воззвание?

Патриарх. Да.

Обвинитель. Вы признаете, что церковное имущество не принадлежит церквам в смысле иерархического их построения по советским законам?

Патриарх. По советским законам — да, но не по церковным.

Обвинитель. Ваше послание касается церковного имущества. Как же понимаете вы с точки зрения советских законов, законно ваше распоряжение или нет?

Патриарх. Что это?

Обвинитель. Ваше послание…

Патриарх. Это вам лучше знать, вы — советская власть.

Председатель. То есть вы говорите, что судить вам, а не нам. Тогда возникает вопрос: законы, существующие в государстве, вы считаете для себя обязательными или нет?

Патриарх. Да, признаю, поскольку они не противоречат правилам благочестия. Это было написано в другом послании.

Председатель. Вот в связи с этим и ставится вопрос: не с точки зрения церковных законов, а с точки зрения юридической, вот имеется закон о том, что все церковное имущество изъято от Церкви и принадлежит государству, следовательно, распоряжаться им может только государство, а ваше послание касается распоряжения имуществом и дает соответствующие директивы — законно это или нет?

Патриарх. С точки зрения советского закона — незаконно, с точки зрения церковной — законно.

Обвинитель. Значит, с советской точки зрения незаконно, и это вы учитывали и знали, когда писали послание?

Патриарх. В моем послании нет, чтобы не сдавать. А вот я указываю, что, кроме советской, есть церковная точка зрения, и вот с этой точки зрения — нельзя.

Обвинитель. Вы говорите, что не указывали, чтобы не подчиняться советской власти. А как вы думали, в какое положение поставили своим посланием верующих?

Патриарх. Они сами могут разобраться. Я выпустил послание и отдал его Никандру[51] для того, чтобы он сообщил в Синод и епархии.

Председатель. Вам известно, что было в Шуе при изъятии?

Патриарх. Известно.

Обвинитель. Ну вот это, что было в Шуе, и есть результат того, что вы предоставили своим гражданам разбираться.

Патриарх. Почему же вы думаете, что это? А в других местах граждане иначе разбирались.