Семейное дело - Рекс Тодхантер Стаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В половине восьмого Вулф сидел за столом. Я занял место за своим столом, раскрыв блокнот. Рядом со мной сидел Филип Тингли, за спиной которого расположился полицейский сыщик. Далее посетители были рассажены в следующем порядке: Кэрри Мёрфи, мисс Йейтс, за которой также присматривал сыщик, Гатри Джадд и, наконец, инспектор Кремер. Выглядели все не слишком счастливыми, особенно Кэрри. Именно с нее начал Вулф, получив высочайшее дозволение Кремера на ведение собрания.
– Времени у нас мало, – с места в карьер начал Вулф.
Он имел в виду, что не хотел бы слишком затягивать с обедом.
– Мисс Мёрфи, заходили ли вы вчера вечером домой к мисс Йейтс, чтобы обсудить с ней кое-какие вопросы? – (Кэрри кивнула.) – Она звонила при вас по телефону?
– Да.
– Кому она звонила и во сколько?
– Мистеру Артуру Тингли. В восемь часов вечера.
– Домой или на работу?
– На работу. – Кэрри сглотнула. – Она сначала позвонила домой, но не застала и тогда перезвонила в контору. Он был там.
– Она разговаривала с ним?
– Да.
– А вы?
– Нет.
Вулф перевел взгляд на ее соседку:
– Мисс Йейтс, верно ли то, что сказала нам мисс Мёрфи?
– Да, – твердо заявила Гвендолин.
– Вы узнали голос Тингли?
– Конечно. Я всю жизнь с ним общалась…
– Разумеется. Спасибо. – Глаза Вулфа снова переместились. – Мистер Филип Тингли, вчера днем ваш отец… ваш брат попросил вас прийти к нему в контору в половине восьмого вечера. Это так?
– Да! – воинственно сказал Филип.
– Вы приходили?
– Да, но не в половине восьмого. Я опоздал на десять минут.
– Вы видели его?
– Он был уже мертв. Он лежал на полу за занавеской. Еще я увидел там Эми Дункан, которая без сознания лежала на полу. Я пощупал ее пульс и…
– Понятно. Вполне естественный человеческий порыв. – Вулф поморщился. – Вы уверены, что Артур Тингли был уже мертв?
Филип хмыкнул:
– Видели бы вы его…
– Его горло было перерезано?
– Да, и кровь растеклась по всему…
– Спасибо, – сухо оборвал его Вулф. – Мистер Гатри Джадд.
Две пары глаз встретились на полпути.
Вулф погрозил пальцем:
– Итак, сэр, похоже, вам предстоит выступить третейским судьей. По словам мисс Йейтс, Тингли в восемь часов был жив, а Филип утверждает, что он был мертв уже в семь сорок. Мы бы хотели услышать от вас, в каком состоянии он пребывал в семь тридцать. Вы скажете нам?
– Нет.
– В таком случае вы последний осел. Колесо уже завертелось. Есть еще вероятность сохранить это дело в тайне от прессы, если я сочту это нужным. Однако, в отличие от блюстителей закона, я вовсе не обязан хранить тайну лишь потому, что ее разглашение может повредить репутации высокопоставленных членов общества. Я только выполняю свою работу, а вы можете мне помочь. В противном случае… – Вулф пожал плечами.
Джадд шумно выдохнул через нос.
– Итак? – нетерпеливо спросил Вулф.
– Тингли был мертв, – отрывисто пролаял Джадд.
– Стало быть, вы заходили в это здание и поднимались в его контору. В котором часу это было? В четверть восьмого?
– Да. Мы с ним на столько и договорились. Он валялся на полу с перерезанным горлом. Рядом лежала молодая женщина, которую я никогда прежде не видел. Она была без чувств. Я не провел там и минуты.
Вулф кивнул:
– Я не полицейский и уж тем более не окружной прокурор, но мне кажется, что вероятность того, что вам придется давать в суде свидетельские показания, весьма невелика. И тем не менее, если вам пришлют судейское предписание явиться и дать под присягой свидетельские показания, готовы ли поклясться в истинности своих слов?
– Да.
– Хорошо. – Вулф снова посмотрел на мисс Йейтс. – Вы по-прежнему уверены, что разговаривали именно с мистером Тингли?
Гвендолин смело встретила его взгляд.
– Да. – Ее голос звучал ровно и спокойно. – Я не утверждаю, что они врут. Я не знаю. Одно могу сказать: если кто-то подражал голосу Тингли, то я никогда в жизни не слышала ничего подобного.
– То есть вы по-прежнему считаете, что разговаривали именно с ним?
– Да.
– Почему сегодня утром вы сказали мне, что, вернувшись вчера домой, поставили зонтик сохнуть в ванну?
– Потому что… – Она осеклась.
Но по ее лицу нетрудно было догадаться о том, что случилось. В ее мозгу прозвучал сигнал тревоги. Внутренний голос завопил: «Берегись!»
– А что, – спросила она чуть дрогнувшим голосом, – разве я такое говорила? Я не помню.
– А я помню, – заявил Вулф. – И напоминаю вам об этом только потому, что, по вашим словам, вы вернулись домой в четверть седьмого. Дождь начался в семь. Почему вы решили просушить зонтик в четверть седьмого?
Мисс Йейтс презрительно фыркнула.
– Мало ли, что вы помните! – ядовито сказала она. – Ничего подобного я вовсе не говорила…
– Хорошо. Не будем спорить. Есть всего два разумных объяснения. Первое: ваш зонтик вымок, но не под дождем. Второе: вы вернулись домой не в четверть седьмого, а значительно позже. Это объяснение кажется мне наиболее привлекательным, поскольку только оно укладывается в единственную конструктивную теорию смерти Артура Тингли. Если вы вернулись домой в четверть седьмого, как вы утверждаете, то никак не могли в десять минут восьмого находиться в конторе и ударить по голове мисс Дункан. Конечно, вы могли прийти домой, а потом снова вернуться в контору, но это мало повлияло бы на истинное положение дел.
Мисс Йейтс улыбнулась. Зря. Она уже не так хорошо владела лицом, и улыбка вышла скособоченной. В результате, вместо того чтобы казаться спокойной и уверенной, Гвендолин просто болезненно скривилась.
– Моя теория уходит корнями в недалекое прошлое, – продолжал Вулф. – Как вы заметили сегодня утром, вы отдали этой фабрике всю свою жизнь и трудились на ней не покладая рук. Когда «Провиженс энд беверидж корпорейшн» предложила выкупить бизнес Тингли, вы встревожились, потому что были уверены, что рано или поздно Тингли уступит. Старую фабрику прикроют, и вы окажетесь на улице. Этого вы, конечно, не стерпели. Тогда в вашем мозгу и созрела мысль испортить продукт Тингли, чтобы «Провиженс энд беверидж корпорейшн» отказалась от покупки. Вы выбрали то, что показалось вам меньшим из двух зол. Без сомнения, вы считали, что репутация фирмы со временем восстановится.
Кэрри в немом изумлении уставилась на свою начальницу.
– Вероятно, – признал Вулф, – ваш замысел мог увенчаться успехом. Ваша беда заключалась в излишней самоуверенности. Вы чувствовали себя настолько непогрешимой, настолько
