Хвала и слава. Книга третья - Ярослав Ивашкевич

— Что это у тебя рука так трясется, — с ехидцей, своим низким голосом проговорила она.

— А у тебя голос изменился, — отпарировал Губерт.

— Вероятно, оттого, что я вижу тебя голым.

— Ну, не совсем, — засмеялся Губерт.

— К сожалению.

Все, что они говорили, звучало как-то холодно и неестественно. Они говорили, словно твердили заученные роли. Будто в любительском спектакле.

Погас свет.

— Начинается, — сказал Губерт.

— Давно уже началось, — отозвалась, как во сне, Геленка.

— У них тут огромный запас свечей в кладовке. Дальновидные хозяйки! — Анджей встал. — Сейчас принесу.

Губерт и Геленка посидели немного молча. Они не видели друг друга. Губерт почувствовал, как Геленка, наклонившись, гладит его по спине.

— У тебя хорошее тело, — проговорила она сдавленным голосом.

— Все равно сгниет! — В темноте голос Губерта показался глуше, чем обычно.

Геленка отдернула руку.

— Сколько этих тел, — прошептала она.

Анджей возвратился с двумя свечами в двойном подсвечнике. Поставил его на полку у стены. В комнате немного посветлело.

— При свечах мы выглядим совсем иначе, — сказал Анджей, усаживаясь на свое место и принимаясь за еду.

— Как победители? — спросил Губерт. Ему никто не ответил.

Когда они умолкали, устанавливалась мертвая тишина. Она казалась особенно невыносимой и мертвой после трех часов беспрестанной стрельбы, которая то усиливалась, то затихала в городе. Они не привыкли к выстрелам, и после этих боев у всех еще звенело в ушах.

— Где тебя стукнуло? — спросил Анджей. — На площади?

— Перед самой почтой.

— Хорошо, что только в руку, — заметила Геленка.

— Чему быть, того не миновать, — вздохнул Губерт.

Заглянула Эльжбета.

— Есть тут у вас свет? Ну и хорошо, — проговорила она.

— Ты не дала бы моим чего-нибудь поесть? — спросил Анджей.

— Они там, в подворотне, греют себе чай. Костер разожгли.

— Светит ярко?

— За воротами не видно. Кое-кто прихватил запасы из дому.

— Пикник, — сказала Геленка.

— Ты была там у них? — спросил Анджей.

— Была. Могу дать им хлеба. У нас не так уж много осталось. — Эльжбета вошла в комнату. — Вот принесла вам, — она поставила на стол три куска торта на декоративной бумаге. — Ешьте, это, вероятно, последние.

Анджей с каким-то отвращением посмотрел на торт.

— Предпочитаю водку, — сказал он и налил большую рюмку.

Эльжбета вышла.

— Что с тобой, Анджей? — спросил Губерт.

— Ты еще спрашиваешь! — пожала плечами Геленка и, снова подойдя к окну, выглянула во двор. — Знаешь, свет от костра виден, — сказала она Анджею.

Тот пожал плечами.

— А, пусть их там! — проговорил он. — Пусть делают что хотят.

— Ты не боишься налетов?

— Ночью? Нет.

— А днем?

— Посмотрим. Они были бы идиотами, если бы не прилетели.

— А ты где был? — спросил Губерт.

— Здесь. Мы сдерживали эти танки.

— Вам хоть это удалось, — с горечью заметил Губерт.

— Первый раз видел танки в бою, — тихо проговорил Анджей. — Это чудовища. Но наши малыши ни капельки не боялись.

— Много потерял?

— Много.

Снова воцарилась тишина. Во дворе вдруг раздался одинокий выстрел. В этой тишине он прозвучал как взрыв.

— Винтовочный, — проговорил Губерт. — Патроны только тратят без толку.

— Трофейная винтовка, — с оттенком гордости в голосе проговорил Анджей. И снова наполнил рюмку.

За дверью вдруг послышался топот. В комнату вбежал молоденький паренек с мокрыми волосами, в мокрой куртке. Он, видно, был напуган. Но все же застыл по стойке смирно.

— Пан поручик… — крикнул он Анджею. — Разрешите доложить… — И запнулся. — Докладываю… — И снова запнулся.

Анджей поднялся, но ноги плохо слушались его.

— Кацусь, что стряслось? — спросил он.

— Докладываю, — собрался с духом малый, — убита женщина.

— Какая женщина? — вышел из себя Анджей.

Но малый продолжал уж совсем по-штатски и чуть не плача:

— Женщина во дворе. Не знаю, кто такая. Капрал Жбик пробовал трофейную винтовку. Выстрелил, и женщину убило… там, в углу…

— Ладно, ладно, — буркнул Анджей. — Возвращайтесь в роту. Я сейчас приду.

Парень, топоча ногами, вышел. А Анджей осушил еще одну наполненную до краев рюмку.

— Ты уверен, что там наберется целая рота? — спросил Губерт.

Он неосторожно шевельнул рукой и сморщился. Было больно.

— Не уверен, — ответил Анджей и вышел.

Геленка смотрела на Губерта.

— Болит? — спросила она.

— Немного, — ответил он.

— Но у тебя же жар.

— У меня? С чего бы это!

— Наверняка температура, — она прикоснулась к его лбу. — Есть, — сказала она, — но небольшая.

— Изумительная из тебя получится санитарка: узнаешь температуру без термометра.

Губерт съел еще кусок мяса.

— Ну и аппетит у тебя.

— Знаешь, я всегда так. Чем больше нервничаю, тем больше ем. На охоте, когда я два раза промазал, жрал потом как волк.

— А сегодня ты тоже промазал?

— Гм, — неохотно ответил он. Но потом оживился. — Знаешь, стрелять в людей — это не то, что в зайцев, совсем другое дело, — сказал он.

— Догадываюсь, — с напускной самоуверенностью ответила Геленка.

Она задумалась.

— Ты заметил, — спросила она после паузы, — что Анджей какой-то чудной?

— Заметил, — пробормотал Губерт.

— Он растерял половину своей теплоты.

— Выгорело все.

— И пьет. Никогда он не пил.

— Чего ты хочешь? Чтобы в такой день люди вели себя, как обычно?

— Еще утром сегодня он был совсем другой.

— Такой уж день. А каким еще он вернется со двора!

На одной из свечей вырос грибок, и пламя непомерно вытянулось. Блик света упал на два рисунка под стеклом в простых деревянных рамках. Изображены на них были обнаженные женщины. Губерт невольно взглянул на эти картины. А заметив их, стал присматриваться внимательнее.

— Это Бронека рисунки?

— Да, — глядя прямо перед собой, ответила Геленка.

— Мне очень нравятся его работы, — признался Губерт. — Я думаю, он был гораздо способнее Алека.

— Наверняка, — безжизненно, словно во сне, проговорила Геленка. — Но вообще-то трудно сравнивать двух художников.

— А по мне, Бронек был настоящим художником.

— У него был пунктик.

— Да. Но как раз этот пунктик и делал его художником. Эти его рисунки обнаженных женщин… Ведь кроме них, он больше ничего не писал?

— Немного рисовал красками.

— Все погибло?

— Погибло. Или погибнет, — сказала Геленка.

Губерт откашлялся.

Тем временем Анджей спустился во двор. «Роту» свою он застал сгрудившейся в подворотне. Ребята были очень растеряны и смотрели на Анджея с любопытством и страхом. Этот страх в глазах молодых солдат неприятно поразил Анджея. В капрале Жбике [36] не было ничего от его псевдонима. Это был худющий, долговязый, как спаржа, молодой человек с беспокойно бегавшими бессмысленными и бесцветными глазами. Бойцы сбились в кучу как-то совсем по-штатски.

— Что случилось? — спросил Анджей.

Жбик запнулся.

— Пан поручик… я только…

— Что это за женщина?

— Пришла сюда, — плаксиво заговорил парень с мокрыми волосами, который докладывал Анджею о происшествии, — спрашивала фамилию пана поручика. Но я не сказал ей. Зачем ей фамилия пана поручика?

— Где она?

Жбик неохотно показал в угол двора.

— Там.

Анджей пошел туда. За ним увязался самый молоденький боец отряда — Кацусь.

— Я вам покажу, пан поручик.

И протянул руку к мешку, под которым виднелись очертания тела. Но Анджей отстранил руку паренька и сам откинул мешок с лица жертвы. Он узнал Касю.

Он дернул мешок сильнее, открыв труп женщины по пояс. Она лежала с раскрытыми глазами, и ее простая блузка из шотландки была вся в крови. Но неподвижное и стянутое лицо оставалось спокойным.

Анджей нагнулся еще ниже и прикоснулся к ее лбу. Он был еще теплый. Выстрел прозвучал четверть часа назад. Он провел рукой по ее лбу и прикрыл ей глаза. Потом выпрямился и замер, глядя на мертвую. Наконец кивнул стоявшему рядом Кацусю, который быстро прикрыл мешком лицо Каси.

Путь к воротам показался Анджею очень долгим. Надо было решить, что делать со Жбиком. Так оставлять этого нельзя. Пуля в лоб — это было бы простейшее решение вопроса. Простейшее ли?

— Есть тут какой-нибудь подвал? — спросил он.

Кацусь знал все.

— Есть, — выскочил он. — Есть, только все заперты.

— Надо открыть, — сказал Анджей. — И пусть двое отведут Жбика в подвал. И сторожат.

Он понимал, какой бессмыслицей было его приказание. Но ничего больше не приходило в голову. Ему не хотелось кончать с парнем здесь, во дворе.