Что я видел. Эссе и памфлеты - Виктор Гюго

Раскрашенный под бронзу гипс, из которого была сделана статуя императора, потускнел и покрылся пятнами, что делает императорскую мантию похожей на старую зеленую саржу, покрытую заплатками.

Это напоминает мне – так странно взаимосвязаны мысли – что этим летом у месье Тьера я слышал, как камердинер Наполеона Маршан рассказывает, что тот любил старую одежду и шляпы. Я понимаю и разделяю эту любовь. Для мыслящего мозга невыносима теснота новой шляпы.

– Император, – говорил Маршан, – привез из Франции три сюртука, два редингота и две шляпы. С этим гардеробом он прожил на острове Святой Елены шесть лет. Он не носил форму.

Маршан добавил и другие любопытные детали. В Тюильри император часто внезапно менял костюм. В действительности в этом нет ничего удивительного. Обычно император был одет в штатское, то есть в белые казимировые панталоны, белые же шелковые чулки и туфли с пряжками. Но там же в соседнем кабинете у него всегда была пара высоких ботфорт на белой шелковой подкладке. Когда случалось что-то неожиданное, и император должен был сесть в седло, он скидывал туфли, надевал ботфорты и форму, и вот он уже военный. Затем он возвращался, снимал ботфорты, снова надевал туфли и становился штатским. Белые панталоны, чулки и туфли всегда служили ему только один день. На следующий день эта императорская одежда доставалась камердинеру.

Три часа. Артиллерийский залп возвещает, что в Доме инвалидов только что закончилась церемония. Я встречаю выходящего оттуда Б… Вид гроба произвел невыразимое впечатление. Слова были простыми и в то же время величественными. Принц де Жуанвиль сказал королю:

– Сир, я представляю вам тело императора Наполеона.

Король ответил:

– Я принимаю его от имени Франции.

Затем он сказал Бертрану:

– Генерал, положите на гроб славную шпагу императора. – И Гурго, – Генерал положите на гроб шляпу императора.

Реквием Моцарта не произвел большого впечатления. Прекрасная музыка, но уже устаревшая. Увы, музыка старится. Это едва ли искусство.

Катафалк был закончен только за час до прибытия гроба. Б… был в церкви в восемь часов утра. Она была только наполовину задрапирована. В ней было полно лестниц, инструментов и рабочих. Тем временем толпа прибывала.

Попытались прикрепить большие позолоченные пальмовые ветви высотой пять-шесть футов на четырех углах катафалка. Но после того, как их установили, оказалось, что это выглядит весьма посредственно. Тогда их сняли.[78]

Что до остального, Б… возмущен. За трибуной палаты поместили депутатов. Шестиклассников выпороли бы, если бы в столь торжественном месте у них были одежда и поведение этих господ. Кроме одной-единственной серьезной и торжественной группы, сохранявшей тишину, почти все вели себя непристойно. Большая часть присутствующих осталась в шляпах до того самого момента, когда они подошли к самому гробу. Некоторые даже, воспользовавшись темнотой, ни на секунду не обнажили головы. Однако они находились перед королем, перед императором и перед Богом, то есть перед величием живым, величием почившим и величием вечным. Месье Ташеро, в застегнутом на все пуговицы рединготе, растянулся сразу на пяти сиденьях, головой к арке и ногами к гробу Наполеона. Другие ходили взад и вперед, взбирались на сиденья, перешагивали через ограждения и лорнировали женщин. Перед прибытием гроба месье Ташеро разглагольствовал о том, как он возмущен тем, что его заставили прибыть сюда заранее. Он почти сказал, как Людовик XIV: «Мне чуть было не пришлось ждать». Он добавил еще кучу остроумных вещей:

– Это только священники; когда это будет Господь Бог, вы меня известите, я сниму шляпу. Я согласен с Берье, который в тот день, когда в палате объявили о Наполеоне, сказал Тьеру: «Это хорошая шутка, но это шутка», и т. д.

Месье Шоанбюр рассказывал анекдоты: по слухам, мадам Аделаида руководила королем. Казимир-Перье ненавидел мадам Аделаиду. Однажды, когда он рассердился на палату депутатов, которая стесняла его, и когда он дошел до того, что пожалел о временах абсолютной монархии, Тьер сказал ему:

– Мой дорогой Перье, вот в двух словах разница между абсолютной королевской властью и конституционным правительством: выносить палату или выносить мадам Аделаиду. Что вы выбираете?

Казимир-Перье помолчал секунду, а затем сказал:

– Черт! Ишь, куда хватили! Палату!

Это напомнило мне о том, что Тьер однажды сказал мне самому:

– При старом режиме нужно было, чтобы министр нравился мадам де Помпадур, при этом нужно, чтобы он нравился палате. Я предпочитаю иметь дело с моими четырьмя сотнями Фюльширонов, хотя я признаю, что Фюльширон менее хорошенькая женщина, чем мадам де Помпадур.

Месье Ланье аплодировал месье Ташеро. Он придумывал каламбуры. Говорили:

– Министерство Гизо оставляет короля без прикрытия, но Луи-Филипп в восторге от этого. Он любит, чтобы видели, как он управляет. При министерстве Тьера король, напротив, был как дрова, распиленные и надежно укрытые.

И далее следует смех9.

Месье Изамбер покинул трибуну, отведенную для депутатов, и через несколько минут его увидели в парадном дворе, пританцовывающим с национальной гвардией. Вероятно, чтобы расположить к себе избирателей. Палата пэров вела себя торжественно, достойно и строго.

Король прождал полтора часа в ризнице и час – в церкви. Месье де Ламартин не пришел. Месье Берье – тоже. Месье Тьер во фраке подошел к женской трибуне и оглядел ее, говоря месье де Мальвилю:

– Где дамы?

Месье де Мальвиль ответил:

– Их нет.

Принц де Жуанвиль, который шесть месяцев не видел свою семью, пошел поцеловать руку королеве и радостно обменялся рукопожатиями с братьями и сестрами. Королева приняла его степенно, без излияний, скорее как королева, чем как мать.

В это время архиепископы, кюре и священники пели вокруг гроба Наполеона Requiescat in pace.

Таким образом, императору устроили три разных встречи. Народ на Елисейских Полях встретил его благоговейно, буржуа на трибунах де л’Эспланад – холодно, депутаты в Доме инвалидов – вызывающе.

Кортеж был красивым, но в глаза бросалось, что он был исключительно военным, что было достаточно для Бонапарта, но не для Наполеона. Все органы государственного управления должны были там присутствовать, хотя бы представленные их депутатами. Во всяком случае, было очевидно, что правительство проявило крайнюю небрежность. Его торопили покончить с этим. Филипп де Сегюр, следовавший за колесницей как бывший адъютант императора, рассказал мне, что в Курбевуа, на берегу реки в тот день, в четырнадцатиградусный мороз в восемь часов утра, не было ни одного обогреваемого места ожидания. Эти две сотни благородных старцев из бывшего императорского дома вынуждены были полтора часа ждать в подобии греческого храма, продуваемого со всех сторон.

Та же небрежность была проявлена по отношению к пароходам, которые везли тело императора из Гавра в Париж. Однако это путешествие было восхитительным благодаря серьезному отношению прибрежного населения. Тем не менее ни один из этих пароходов не был надлежащим образом оборудован, съестных припасов не хватало. Не было кроватей. Отдали приказ не покидать судно. Принц де Жуанвиль должен был спать двадцатым в общей комнате на столе. Другие спали внизу. Устраивались на полу, немногим посчастливилось найти местечко на скамьях и стульях. Казалось, что власти попросту раздражены. Принц громко жаловался: «В этом деле все, что исходит от народа, – велико, все, что исходит от правительства, – мелко».

Направляясь к Елисейским Полям, я перешел через подвесной мост, заплатив за это. Что было настоящей щедростью с моей стороны, так как толпа, заполнявшая мост, уклонилась от уплаты.

Полки и легионы еще сражаются на авеню де Нейи. Весь проспект украшен или скорее обезображен ужасными гипсовыми статуями знаменитостей и увенчанными позолоченными орлами триумфальными колоннами, нетвердо держащимися на пьедесталах из серого мрамора. Мальчишки развлекаются тем, что проделают дыры в этом «мраморе», который на самом деле изготовлен из холста.

На каждой колонне между двумя связками трехцветных флагов можно прочитать название и дату одной из побед Бонапарта.

Посредственный декор в духе оперных декораций украшает верхушку Триумфальной арки: император на колеснице в окружении известных людей со Славой по левую и Величием по правую руку. Что означает статуя величия? Как воплотить величие в статуе? Сделав ее больше, чем другие? Эта представляет собой монументальный бред.

Эти плохо позолоченные украшения обращены в сторону Парижа. Обойдя арку, можно взглянуть на них сзади. Это действительно похоже на театральные декорации. Со стороны Нейи император, Славы и знаменитости – всего лишь грубо вырезанные каркасы.