Заговор генералов - Фридрих Незнанский

– Простите, не Сан Борисыч будете?

– Он, Иван Игнатьевич. – Садясь рядом с водителем, Турецкий неожиданно для самого себя вдруг решил немножко похулиганить. – Сделайте мне одолжение, тормозните возле того дурака…

Водитель прижался к бортику, Саша высунул голову из машины:

– Вам куда?

– Э-э… – явно растерялся толстощекий «топтун». – В Отрадное, если можно.

«Он», – понял Турецкий и отрицательно качнул головой:

– Извини, друг, нам в противоположную сторону. Поехали, – обернулся к водителю. – А вот как, я скажу чуть позже. Не исключено, что нас пасет не один этот деятель… Давай поглядим, кто пристроится…

Провожатых они обнаружили, когда с Таганской площади уходили по Садовому кольцу в сторону Серпуховки. Вот тут наблюдательный шофер и сказал:

– Обратите внимание на белую «Волгу» – двадцать четыре – десять.

– Чего это они на таком старье гоняют? – даже обиделся Турецкий.

– А нынче это модно! – засмеялся Иван Игнатьевич. – С криминальных пример берут. У тех по гаражам всякие «вольвы» и «мерсы», а гоняют на «копейках» и «запорах». Видимость создают. А движки стоят такие, что иной самолет обгонят… Вот и коллеги наши не хотят выделяться. Ну, где их обставлять станем?

– Да, похоже, они, – согласился Турецкий, увидев, как белая «Волга» рванула за ними по Большой Тульской. – Вы район Болотниковской знаете?

– Как у себя дома.

– Вот там давайте их потеряем, а вы меня выкинете потом на углу Черноморского бульвара и Варшавки.

– Это в каком же смысле? – похоже, удивился шофер.

– В прямом. Свернете, я выскочу на ходу, а вы по малой дорожке на Балаклавку и уходите в сторону Ленинского проспекта. И – домой. Вы меня не видели, я – вас. Если кто станет интересоваться, скажете: сошел у Чертанова. Пусть ищут. Вернусь один.

Водила, как и сообщил Грязнов, оказался грамотным в высшей степени. Он, как бывалый летчик, сделал «коробочку» возле вечно забитого транспортом Москворецкого рынка, потом узкими улочками и переулками выскочил – уже без «хвоста» – на Черноморский бульвар и, слегка притормозив возле забранного строительными лесами магазина, свернул на Балаклавский проспект и понесся к Битцевскому лесопарку, где всегда вволю пассажиров. А Турецкий, быстро скрывшись за оградой, среди подсобных помещений, подождал минут пять, поглядывая на часы и покуривая: хотелось прийти вовремя – через полтора, значит, через полтора часа. И, докурив, отправился путаными асфальтовыми дорожками в глубь жилого массива, заросшего березами, тополями и липами, к известному ему пятиэтажному «хрущевскому» дому.

Шел шестой час, по-предзимнему быстро темнело, и попутчиков видно не было. Вот и славно, пусть перед своим начальством отчитываются: потеряли, мол. Александр снова внимательно огляделся и после этого нырнул в темный подъезд. Поднимался почти на цыпочках, прислушиваясь, не хлопнет ли дверь внизу. Пятый этаж, обитая черным дерматином дверь, темный глазок. Два неслышных звонка, и дверь приоткрылась. Он шагнул в неосвещенную прихожую. Дверь за ним закрылась, и тогда вспыхнул свет.

Генрих за прошедший год не изменился – все тот же узкоглазый Чингисхан, только иссиня-черные волосы на висках прохлестнули белые ниточки. И такой же по-юношески стройный, худощавый. Интересно, как это им при их деятельности удается сохранять форму?…

Он словно понял сомнение Турецкого и усмехнулся – одними глазами. Потом сделал приглашающий жест рукой в комнату. Когда сели друг против друга в дешевые низкие креслица, Генрих спросил:

– Чего хочешь выпить? Или просто попить?

– Любое, что не надо готовить.

Генрих кивнул, поднялся из кресла – легко, не касаясь подлокотников руками, достал из бара, установленного между книжных полок, бутылку коньяка и пару рюмочек, попутно нажал кнопку стоящей на подоконнике электрической кофеварки. Подобные – вспомнил Турецкий – бывали, как правило, в редакциях, и в них постоянно кипело коричневое варево, которое почему-то называлось черным кофе. Однако пристрастия у нашего Гены не изменились, отметил он. Как и набор книг, типичный для студента или молодого специалиста. А что, собственно, должно находиться на конспиративной квартире?… Это власть в стране может меняться хоть по три раза на дню, а тут должен оставаться раз и навсегда заведенный порядок.

– Я не спрашиваю – зачем, хотя знать желательно бы. Сейчас давай о ком, – сказал наконец Гена, разливая коньяк и подвигая к Саше кружку с неожиданно приятно пахнувшим кофе.

– Тогда с того – зачем, – поднял свою рюмку Саша и подумал, что каких-нибудь два часа назад вот точно так же он пил коньяк с человеком, на которого теперь пришел сюда искать компромат. Вот жизнь! И он, стараясь быть предельно точным и кратким, следуя совету Кости, пересказал Генриху суть обстоятельств, сложившихся за последние три дня. И, рассказывая, сам удивлялся: ну надо же, ведь в понедельник вся эта каша заварилась, а сегодня среда. Еще не кончилась, кстати, а впечатление такое, будто месяц прошел – столько событий…

Гена внимательно слушал, делая изредка пометки в блокноте, который он достал из кармана пиджака, висевшего рядом, на спинке стула. Помня, что вечер у Генриха занят, Александр не особо вдавался в детали – лишь самое важное и главные действующие лица. Коротко сообщил и о том, что получил личное, так сказать, предупреждение от Коновалова. А когда Генрих услыхал, в какой форме, точнее, в каких условиях проходил разговор, даже рассмеялся.

– Есть такая штука, есть… Ишь ты, куда он забрался! – и покачал головой. – Ну, если дополнительных деталей нет, давай кратко обсудим, чем помогу. Фигуры вы с дядей Костей выбрали для себя, прямо скажу, не самые лучшие. На Андрея, как ты понимаешь, досье мне никто не откроет, стало быть, сведения будут косвенные. Что могу сказать? В связи с чулановской ситуацией и последними кадровыми переменами в команде Президента крупные банки, которые, естественным образом, рассчитывают на твердую власть, мягко говоря, послали нашего генерала… А тому деньги необходимы, и немалые. Иначе губернаторского кресла не видать. По характеру – резок и прямолинеен. Может, как говорится, в запальчивости натворить делов. Но на откровенный криминал, думаю, не пойдет. Хотя… Во всяком случае, нельзя исключить и его опору на какие-то криминальные круги. По убеждениям – крутой державник. Дружит с Ястребовым. И тут уже ничего добавлять не надо. Полагаю, их общая задача, дальний, так сказать, прицел – власть в стране. Чулановская деза по поводу государственного переворота основана, по нашим сведениям, на президентской мнительности. Тут интересна другая деталь. Вчера в одной вашингтонской газете было напечатано интервью с каким-то отставным цэрэушником, который, по его словам, в свое время завербовал Чуланова, когда тот стажировался в Кенан-институте, в Вашингтоне. Вот теперь жду полный текст. Если это не ответный удар, а вроде не похоже, то скандал может разразиться немалый. Но это так, к слову. Война между ними, понимаешь? А на войне все средства хороши. Так, пока оставим генерала, перейдем к фигурам помельче. О Звереве и его прошлом я посмотрю, что у нас имеется, но сведения получишь не раньше полудня. С Сиротиным будет попроще – это наш кадр. Ничего особого я за ним не помню, но постараюсь отыскать. Тем более что эта связка, Зверев – Сиротин, мне очень не нравится. Еще есть ко мне вопросы?

Не густо, конечно, с информацией, но что поделаешь. Турецкий понял, что пора и честь знать. Он и не рассчитывал, что Генрих с ходу все разобъяснит ему и растолкует. Достаточно того, что пообещал влезть в те досье, куда у него имеется доступ. И еще эта фраза насчет того, что Коновалов остро нуждается в больших деньгах, именно больших, и что в случае крайней нужды, не исключено, может опереться на криминальные структуры, это важно. Здесь тотальная проверка «на вшивость» может дать неожиданные результаты. Надо думать…

Договорившись о связи на завтра, Турецкий поднялся, вышел в прихожую, но тут не удержался и спросил, хотя, возможно, и не следовало бы, чтобы не ставить хозяина в неловкое положение:

– А эта штука… система эта, она где находится? И что, действительно в единственном экземпляре?

– Кто это вам сказал? – почему-то на «вы» спросил Генрих. Впрочем, вероятно, он имел в виду не одного Турецкого, а всю прокуратуру.

Тем не менее Александр пожал плечами: толкуй, мол, как пожелаешь. Генрих помолчал и ответил:

– Такая, – он подчеркнул это слово, – одна. А находится недалеко. Рядом, можно сказать. В районе Звенигорода.

– Понял, – улыбнулся Саша. – Система закрытая, однако доступ к телу, как в том старом анекдоте, продолжается.

Гена тоже улыбнулся:

– Вы с дядей Костей, гляжу, домоседы. В светских развлечениях участия не принимаете. А зря, между прочим. Вот я сегодня буду в салоне некоего Кострова, у него намечается вернисаж нескольких бывших русских художников, которые давно обосновались по Парижам и Нью-Йоркам. Любопытное, кстати, явление. Финкель, Аратович… а русские. Потому что там тот же татарский или еврейский художник из России не котируется. Раз из России, значит, говорят про всех – русские. То же касается, как тебе, поди, известно, и мафии. Тут чечня или грузины – отдельная нация, бери выше – государство, а там – русские. Такая слава…