Неспящие - Чарли Хьюстон

Пальцы Парка впились в его колени.

— Более того, я считаю, я считаю…

Старик чуть подался вперед.

— Что с вами, Хаас?

Парк один раз сильно встряхнул головой.

— Более того, я считаю, что возникновение неспящего приона каким-то образом, намеренно или случайно, стало побочным продуктом разработок «дремы», предпринятых вашей компанией. Я считаю, что ваши лаборатории экспериментировали с прионом фатальной семейной бессонницы, с тем чтобы найти применение для своего безрецептурного снотворного. Я считаю, что намеренно или случайно ваши лаборатории создали новый прион, сконструированный материал, и что намеренно или случайно этот прион вырвался из стерильной зоны ваших лабораторий и заразил широкие слои населения. Я считаю, что этот прион — тот самый, который стал известен под названием НСП. Я считаю, что АНД смогла разработать и выпустить на рынок такое средство, как «дрема», только потому, что АНД и есть создатель НСП. Я считаю, что АНД, осознавая, что потребители лекарства в конце концов вымрут и что у компании не останется механизма для получения прибылей, которые в данное время приносит «дрема», сама создала черный рынок, чтобы обойти ограничения на торговлю, когда «дрема» была внесена в список Z. Я считаю… Я считаю…

Старший поднялся, подошел к бару, налил воды из граненого графина в такой же стакан, принес Парку и вложил ему в руку.

— Я думаю, вы должны переждать секунду и отдохнуть, Хаас. Вы несли тяжкое бремя. Такое бремя, тяжесть которого можно понять, только когда снимешь его с плеч.

Глядя на темную, обшитую деревянными панелями стену позади бара, Парк застыл с приоткрытым ртом, как будто ему только что сообщили дурную весть и он пытается понять ее последствия.

— Моя жена умирает.

Старший похлопал его по плечу и вернулся в кресло.

— Да, я знаю.

Он сел.

— Моя жена умерла несколько лет назад. Моя вторая жена. С первой я развелся. Хотя она тоже умерла. Моя вторая жена, странно ее так называть. Я всегда думаю о ней просто как о моей жене. У вас ребенок.

— Дочь, — сказал Парк в стакан, который держал на коленях.

— Мне сказали о вашей жене, а дочка, она тоже?

— Я не знаю. Жена не хочет, чтобы ее проверяли.

— Да, я могу это понять. Мою жену убил рак. Рак легких. Мы оба курили, как бестолковые идиоты, даже еще хуже. И я по сей день отказываюсь делать снимок легких. Боюсь узнать, что меня ждет. Хотя в моем возрасте это почти не имеет значения. Не одно, так другое меня все равно уже скоро доконает. Ваша дочь спит?

Парк отхлебнул воды.

— Сначала спала. Но в последние несколько недель трудно сказать.

— Как это?

— Она все время плачет. Или так кажется. Но я мало бываю дома. А моя жена, она… Я не знаю, насколько ясно она помнит, спит ли девочка, когда меня нет. Женщина, которая нам помогает, говорит, что ребенок спит, но, когда я ее вижу, не похоже, что она спит. Обычно ее глаза открыты. И этот сон всегда длится недолго.

Старик посмотрел на потолок.

— Еще с того времени, когда рядом со мной были маленькие дети, а я готов был первым признать, что нечасто бывал дома, но тем не менее я запомнил, что они могут быть такими. Плачут без перерыва, целыми днями не спят, все время плачут. Плачут целые часы напролет. Возможно, у вашей дочери просто колики.

Парк ничего не сказал.

Старший опустил глаза с потолка.

— Как ее зовут?

Парк провел пальцем вверх-вниз по граням на боку стакана.

— Омаха.

— Да бросьте.

— Жена сказала: «Никто не посмеет шутить с девчонкой по имени Омаха».

Старший улыбнулся:

— Здесь она права. — Он перестал улыбаться. — Вам надо ее проверить.

Парк кивнул, поискал, куда поставить стакан, поставил его на полку за плечом и посмотрел на собеседника.

— Ваш сын дважды продал мне «дрему». Я собираюсь его арестовать. Он дома?

Старший наклонил голову набок.

— Вы собираетесь арестовать моего сына, потому что он?..

— По обвинению в хранении и продаже веществ ограниченного распространения. Но у меня есть улики, которые могут привести к обвинению в рэкете. Отмывании денег. Уклонении от налогов. А также к обвинению в убийстве человека по имени Хайдо Чанг и нескольких его сотрудников.

— Вы думаете, мой сын кого-то убил.

— Я полагаю, что группа молодых людей, застреленных как при бандитской разборке, сбывали «дрему» по его указанию и были убиты из-за дел, связанных с продажей «дремы». Я считаю вероятным, что Парсифаль К. Афронзо-младший причастен к этим убийствам.

Старик нахмурил брови:

— Значит, вы подозреваете, что мой сын и есть главная фигура, стоящая за черным рынком «дремы»?

— Я думаю, это возможно. Хотя вы мне кажетесь более вероятным подозреваемым.

Старший перестал хмуриться.

— А вы рубите правду-матку. Ну что ж.

Он положил руку на бокал, который уже успел поставить.

— В интересах правды мне бы хотелось сказать несколько слов, которые могли бы пролить значительный свет на ваши подозрения. Не возражаете?

Парк взглянул на дверь. Он понимал, что присутствует на спектакле. Он понимал, что им манипулируют. Знал, что, если позволит спектаклю дойти до последней сцены, возможно, он никогда не покинет коттеджа. Он хотел применить принципы, которым научился у Живодера. В том, что в комнате была опасность, не было сомнений, но как поступить с этой опасностью, атаковать ее источник или бежать от него, было непонятно. И скорее всего, не имело значения. Парк не надеялся добиться успеха ни в том ни в другом варианте. И это тоже не имело значения. Потому что лучше всего Парк осознавал, как ускользает время. Скоро наступит рассвет. Ему нужно домой.

Но он также должен был остаться до конца спектакля и узнать, что произошло.

Он поднял руку с колена и повернул ее ладонью вверх.

— Я бы хотел услышать все, что вы можете сказать для прояснения этого дела.

Старший взял бокал, покрутил коньяк и проглотил.

— Хорошо. Хорошо.

Но не поставил опустевшего бокала.

— Для начала, вы правы; действительно есть незаконная торговля «дремой». Вы также правы, что АНД участвует в этой торговле. Но, честно говоря, такую цену в наши дни приходится платить за бизнес. Торговать, полицейский Хаас, непросто. Помимо расходов на топливо, частную охрану для сопровождения грузов, инспекцию при пересечении штатов, блокпосты нацбезопасности и время от времени продажных чиновников, существует еще и профсоюз дальнобойщиков. Чтобы своевременно и эффективно доставить наш продукт на рынок, нам часто приходится обходить криминальные и бюрократические препоны. Да боже мой, нашим водителям иногда загораживают дорогу настоящие баррикады. Приходится откупаться. И от многих. Уходит уйма денег. Как правило, наличными. И нам не только нужно откуда-то доставать эти деньги, мы еще вынуждены их прятать. Учитывая то, что мы делаем, мы даем взятки, чтобы иметь возможность доставить «дрему» туда, где от нее будет какая-то польза. Большинство этих выплат нелегальные. Мы подкупаем чиновников на всех уровнях власти. У нас нет выбора. Сейчас это все превратилось в какое-то скопление феодальных князьков. На уровне городов, штатов, на федеральном, межведомственном. С дорожными бандами и то проще иметь дело. И нельзя сказать, кому придет в голову нас шантажировать, чтобы поиметь с нас еще больше, или, боже упаси, покарать, если найдет следы наших сделок. Поэтому нам нужны невидимые деньги. Сама «дрема» лучше наличных. Мы могли просто сбрасывать с грузовика пару ящиков каждый раз, когда натыкаемся на преграду. Ну а потом что? Хаос, вот что. Десятки вольных продавцов, продающих мелкие запасы «дремы». Началась бы полная неразбериха. А след привел бы прямо к АНД. Кроме того, мы понимали, что черный рынок «дремы» неизбежен. Слишком большой спрос и недостаточное предложение. Мы увидели эту неизбежность, подумали, как нам нужны наличные, и решили сами создать и контролировать черный рынок. Партии «дремы» доставляются по каналам поставки на местные рынки. Каждый раз из партии наугад вынимают один контейнер и сканируют. И чипы оказываются в тех местах, которые указаны в декларации. Потому что они и есть там, где должны быть. Мы не трогаем их до тех пор, пока они не придут на место. Остается подмазать тех, кто раздает «дрему» в амбулаторных пунктах, и дело сделано. Можно выудить то, что нужно. Мы продаем «дрему» ящиками и контейнерами в хосписы, которые собрали деньги за счет пожертвований родственников своих состоятельных пациентов, в пункты продажи медицинской марихуаны и еще, да, некоторым очень активным и хорошо организованным распространителям бесплатных лекарств, которые обслуживают малообеспеченные районы, где в наше время мало полиции. Как вы сказали, конечный потребитель «дремы» не заинтересован в том, чтобы ставить под угрозу канал поставки. Некоторые крупные учреждения испытывают нехватку, но я не могу не чувствовать, что этот недостаток вполне компенсируется тем, что на самом деле система позволяет получить «дрему» многим людям, которые иначе не могли бы ее получить. За все те месяцы, пока система работает, у нас практически не было утечек. Что же касается Младшего и вашего предположения, что это он придумал все это, что ж, как вам кажется, похож он на создателя?