Девочка, ты чья? - Бетани Кэмпбелл

На сеновале жили мыши, которых Бобби просто не выносил. Он слышал их писк и шуршание. Еще на сеновале жила сова, и Бобби нечаянно вляпался в ее свежий помет.

Этот чертов Лабони начинал действовать ему на нервы. Тоже, понимаешь, новый Гитлер нашелся! А Кодор – Третий рейх, что ли?

Когда-то Бобби очень уважал Лабони, чуть не боготворил. Но потом, когда ему пришлось столкнуться с безжалостными убийствами, когда он сам по его приказу убил Лютера, Бобби перестал относиться к нему как к кумиру. К тому же по городу стали ходить странные слухи.

Довольно долго Лабони жил вместе со светловолосой подружкой по имени Джиневра. И вот она стала жаловаться своим приятельницам, будто он избивает ее, чтобы возбудиться, иначе у него не получается. Эти слухи дошли до Бобби и сильно удивили его, потому что сам он всегда был готов к совокуплению и никогда не имел проблем с эрекцией. Однако Коуди шепотом подтвердил справедливость слухов и сказал, что еще в школе Лабони предпочитал “странный грубый” секс.

В один прекрасный день Джиневра исчезла, словно в воздухе растворилась. Лабони сказал, что она уехала жить к двоюродной сестре в штат Висконсин, однако никто прежде не слышал, чтобы у Джиневры была кузина. Так или иначе, но о Джиневре больше никогда не слышали и ее никто не видел.

Потом Лабони подцепил блондинку из Талсы, которая переехала к нему жить. Невысокая, с широкими плечами и узкими бедрами, с короткой мальчишеской стрижкой, она очень походила на паренька с красивым женственным лицом. Ее звали Кара.

Примерно через полгода она вся в слезах явилась в приемный покой больницы Маунт-Кодора. У нее была разбита губа, под глазом красовался свежий кровоподтек. Вечером того же дня ее видели на станции междугородных автобусов. В руках у Кары был небольшой чемодан, и когда ее спросили, куда она направляется, Кара со злостью ответила, что едет куда глаза глядят, подальше от этого чертова места, и никогда больше сюда не вернется.

С тех пор Кару больше никто не видел, и сам Лабони ни разу не вспомнил о ней, по крайней мере на людях.

А в последнее время Бобби стал замечать на себе крайне странные взгляды Лабони. Бобби был уже достаточно опытным мужчиной, чтобы правильно понять значение этих взглядов. Поначалу ему было приятно ощущать себя избранным, словно это давало ему власть над самим Лабони, но потом он сильно испугался.

Внезапно на опушке сливовой рощи зашевелились кусты, задвигались тени… Бобби напрягся всем телом и сжал ружье.

Через некоторое время из кустов осторожно вышел… человек. Худой и сутулый, он скорбно склонился над изуродованным собачьим трупом.

Холлиз! Забыв про мышей, сову и конский навоз, Бобби замер, стараясь точно прицелиться.

Эдону ужасно хотелось выпить, но пока он не мог себе этого позволить.

Он сидел в гостиной, слушая музыку Моцарта и делая вид, что читает деловые бумаги. На самом деле Эдон не любил Моцарта, но где-то читал, что именно его музыка успокаивающе действует на слишком возбужденный мозг. Эдон сейчас нуждался именно в этом.

Ему позвонила Долл Фарагут и сообщила, что мисс Гаррет и ее спутник возвращаются в Кодор рейсовым самолетом и прибудут в новый аэропорт через час.

Эдон тут же перезвонил Лабони на пейджер, послав ему номер рейса и время прибытия. Тот ответил условным сигналом, означавшим, что послание Эдона принято.

Еще два убийства… Но от этого никуда не деться, иначе жизнь его семьи будет непоправимо разрушена.

Он не видел и не слышал, как в комнату вошла Барбара в сопровождении любимой белой собачки. Но когда она попала в поле его зрения, Эдон увидел на ее лице нечто такое, что заставило его встревоженно спросить:

– Что случилось?

Она стояла босая, в белой ночной сорочке и пеньюаре.

– Я собиралась принять снотворное, когда услышала ужасный крик у амбара…

Эдон знал, что Лабони устроил западню для Холлиза, что на сеновале лежал Бобби Мидас, лучший стрелок во всем округе. Если бы он выстрелил в Холлиза, тот не успел бы издать ни звука.

– Ну давай вместе посмотрим, что там такое, – с напускной веселостью проговорил Эдон, выводя Барбару на террасу. Ночь была тихой, слышен был только звук падавших с крон деревьев капель дождя. – Вот видишь, – улыбнулся Эдон. – Кругом ни звука. Должно быть, тебе это только показалось.

– Нет, не показалось, – заупрямилась Барбара. – Это был крик боли.

– Так или иначе сейчас никто не кричит. – Эдон обнял ее за плечи.

– Но что это могло быть? – со страхом в глазах повернулась к нему жена.

– Филин, койот, да что угодно! – пожал он плечами. – Пойдем в дом, ты простудишься. Я дам тебе снотворное и уложу в постель.

– Я все думаю о Холлизе, – тихо сказала Барбара, глядя в сторону леса. – Я боюсь за него…

– С Холлизом все будет в порядке, – успокоил ее Эдон. – Хочешь стакан теплого молока? Это поможет тебе уснуть.

– Нет, я не хочу молока. – Барбара печально покачала головой и расплакалась.

Тернер задержался перед дверью в квартиру Хуаниты Брэгг, чтобы успокоиться и вернуть себе самообладание. Теперь нельзя было ошибиться. Эта женщина располагала крайне важной информацией, которую он должен непременно получить.

Позвонив в дверь, Тернер услышал, как тявкнула маленькая собачка. Затем дверь отворилась и на него пристально уставилась женщина с крашеными рыжими волосами. Ее лицо напоминало печеное яблоко. Женщине было явно за семьдесят, она была высокая и рыхлая. На ней был длинный шелковый малиновый халат, отделанный по вороту страусовыми перьями. Рядом с ней дрожал от злости крошечный той-терьер.

– Должно быть, вы и есть тот самый адвокат, который звонил мне сегодня вечером! – улыбнулась старуха, отчего морщины на ее лице стали еще глубже и извилистее.

– Тернер Гибсон, – представился он, протягивая ей руку. – А вы миссис Брэгг?

– Заходите, заходите, – улыбнулась она, пожимая ему руку.

От нее пахло крепкими духами и хорошим вином.

Гостиная была обставлена дорого, но безвкусно и парадоксально напоминала престижный публичный дом. Хозяйка усадила гостя на диван и предложила выпить портвейна. Тернер отказался. Тогда она налила себе солидную порцию и выпила. Судя по всему, она изрядно накачалась еще до прихода гостя. Интуиция подсказала Тернеру, что перед ним начинающая алкоголичка.

– Миссис Брэгг, давайте сразу перейдем к делу, – обаятельно улыбаясь, предложил Тернер. – Вы сказали, что у вас сохранился дневник с тридцатью пятью именами пациенток клиники доктора Хансингера.

– Я пересчитала – их оказалось тридцать шесть.

– Вы готовы продать ваш дневник?

– За хорошую цену? Да, – неожиданно трезво сказала старуха, и ее глаза холодно сверкнули.