Почти скандал - Элизабет Эссекс

Ей же следовало выглядеть как можно более опытной и потасканной девицей, поэтому Салли гребла, низко склонив голову, позволяя течению помогать их продвижению. Меж тем вокруг сгущались сумерки. Она не переставала обдумывать намеченный план – причаливать в безлюдных местах и устраивать отвлекающие пожары, пока им не подвернется подходящее судно, чтобы также его поджечь и направить в скопление французских кораблей.

– Не забываем – «все, что может отвлечь внимание», – повторил Коллиар слова капитана, когда они миновали последнюю излучину и приблизились к крепостному валу, подобравшись практически к самому центру города.

План был здравым и эффективным. Как и сам Коллиар. Хотя в настоящий момент он таким и не выглядел.

Дэвид развалился на корме в пьяно-расхлябанной позе и мычал себе под нос какой-то мотив, не переставая, тем не менее, внимательно обозревать окрестности.

– Загребай немного побольше к западному берегу, – посоветовал Коллиар. И, чуть помолчав, добавил: – Ты знаешь, я то и дело вижу твои груди поверх корсажа.

– Молчи! – по-французски воскликнула Салли. – Тебе полагается быть слишком пьяным, чтобы замечать подобные вещи.

– Мужчина никогда не бывает слишком пьяным, чтобы не замечать такое. – В зеленых глазах Дэвида искрилось нечто большее, чем обыкновенное вожделение. – Немного помогает лишь тот факт, что ты грязна, как угольная баржа.

– Мерси, сердце мое. А теперь – молчи! – снова прошипела Салли. И вполголоса выругалась: – Свинья, чума!

Около шлюза находились два охранника, которые о чем-то разговаривали, прислонившись к стене. Салли постаралась держаться подальше от света, отбрасываемого факелами, но Коллиар был против подобной тактики.

– Спокойно, Кент. Пусть они тебя видят. Греби медленно, как будто ты устала. Тебе нечего скрывать. За исключением, конечно, груди. – И, сказав все это, он тем не менее ногой задвинул их униформу подальше под кормовую банку.[5]

Копируя его, Салли так же ссутулилась и повесила голову.

– Эй, красотка! – окликнули откуда-то сверху. – Твой мужик, он что, мертвый?

– Интересуются, не мертв ли ты, – тихо прокомментировала Салли. После чего пожала плечами, стараясь казаться небрежно-безразличной, и отозвалась: – Мертвецки пьяный. – И продолжила грести.

С берега им вслед донесся смех.

Ночь становилась все темнее, и в одном месте они наконец пристали к берегу. Салли хотела привязать лодку, но Коллиар прошептал:

– Нет, швартоваться не надо. Просто удерживай ее и будь готова в любую минуту отчалить.

Он демонстративно неуклюже выбрался на берег, нетвердой заплетающейся походкой, свойственной пьяным матросам по всему миру, пересек открытое пространство и ввалился в один из переулков вроде как для отправления естественной надобности.

Салли разрывалась между желанием проследить за ним и необходимостью быть как можно более незаметной, чтобы не привлечь внимания ни солдат на валу, ни случайных прохожих. Когда прошло минут пять, а Коллиар все не появлялся, она занервничала. На колокольне ближайшей церкви стали отзванивать время, и к двенадцатому удару колокола ее сердце уже билось с ним в унисон.

Наконец Коллиар появился и не спеша все тем же пьяным шагом направился к лодке, меж тем как в переулке за его спиной уже занималось пламя.

Но он все равно шел медленно, так что Салли едва удерживалась от того, чтобы поторопить его. Наконец он рухнул в лодку и вновь по-пьяному развалился на корме.

– Греби изо всех сил.

Салли налегла на весла, и вскоре ей едва хватало дыхания – не только от напряжения, но и от смешанного чувства страха, возбуждения и какой-то странной радости при виде того, с каким артистизмом Коллиар исполняет и отведенную ему роль, и боевое задание.

Меж тем она могла смотреть только назад, и ее чуть ли не завораживало зрелище разраставшегося пожара – огонь перепрыгивал с крыши на крышу, и вскоре стало казаться, будто пламя охватило даже крепостные валы.

– Пожар! Пожар! – послышалось с той стороны, и вслед за этим с колокольни раздался тревожный набат.

Огонь вызывал у Салли ужас, какой может испытывать только человек, имеющий отношение к морю. Забыв про весла, она взирала на распространяющийся огонь, на фоне которого вырисовывались силуэты мечущихся людей.

– Кент, приди в себя! – окликнул ее Коллиар. – И продолжай, черт возьми, грести!

Они еще три раза причаливали к берегу: около монастыря капуцинов, возле наиболее охраняемых складов арсенала и непосредственно напротив самой крепости, – и каждый раз небо освещало зарево нового пожара.

По мере их продвижения все больше колоколов присоединялось к тревожному набату, который, казалось, разбудил уже полгорода. Но их самих по-прежнему никто не останавливал.

Каждый раз Салли оставалась в лодке, ибо таково было распоряжение Коллиара, и поначалу это казалось вполне разумным. Однако ей уже надоело томиться в ожидании. И когда по его указанию они причалили уже к противоположному берегу, Салли не могла больше держать язык за зубами.

– Дэвид, я иду с тобой.

– Нет, – тотчас возразил Коллиар непререкаемым тоном, словно ожидал услышать эти слова.

Какое нелепое упрямство…

– Почему ты упорно отказываешься от моей помощи? Я могла бы…

– Еще раз говорю – нет! Ты гораздо больше мне поможешь, оставаясь в лодке.

– Ничего с этой лодкой не случится, нет никакой необходимости ее охранять. От меня будет куда больше пользы, если ты позволишь…

– Нет! – снова отрезал Коллиар. И застыл как скалистый риф, не допускающий дальнейшего прохода.

– Но почему?

– Потому что я так решил! – Салли казалось, что она физически ощущает исходящие от него волны раздражения. – Потому что, Кент, я по-прежнему ваш непосредственный командир, и вам никто не давал права оспаривать мои приказы.

Салли никогда в жизни не получала пощечин, но ощущение от них было, вероятно, сходным с тем, что она почувствовала сейчас – жгучий жар, опаливший лицо, и какой-то внутренний сумбур, как будто ее потрепало волнами.

Однако она принадлежала к семейству Кентов, которые всегда умели дать сдачи, в том числе и словесно.

– Даже если вы являетесь моим непосредственным командиром, мистер Коллиар, это не дает вам право на грубость и хамство. И тот факт, что вы отымели меня, не дает оснований обращаться со мной, как с безмозглой и никчемной девицей.

– Господи, Кент, у нас нет времени…

– Меня зовут Салли, – произнесла она твердым, убедительным тоном. Хотя сама и не ощущала особой убежденности. Внутри у нее засел какой-то ком сомнения, подобный порции овсянки суточной давности. Она воображала, что их вылазка станет увлекательным приключением. И считала сегодняшнюю близость с Коллиаром прекраснейшим переживанием, он стал для нее чуть ли не центром Вселенной. Но теперь что-то изменилось. Однако, разрази ее гром, она не позволит ему все разрушить без боя. – Дэвид, мое имя – Салли, и таким оно останется до нашего возвращения на «Дерзкий», где я буду вести себя так, будто мы не существуем друг для друга. Но до того момента я существую, и ты, – она ткнула ему пальцем в грудь, – нуждаешься во мне.