Решальщики. Перезагрузка - Андрей Константинов

— Она запищала как крыса… Ты… это… бабки давай. Не волнуйся — она уже того, петлю мылит.

Марина растянулась в довольной хищной улыбке и, порывшись в сумочке, быстрым неуловимым движением сунула в кулак Гусевой-младшей смятую тысячную бумажку. Не иначе как на поправку здоровья и душевную реабилитацию.

Петрухин брезгливо передернул плечами. Несмотря на то что расстояние до парочки заговорщиков женского полу составляло метров пять, он почти физически ощутил, как от двух стерв тошнотворно разило духами, по́том и ненавистью. С большой-пребольшой буквы «НЕ»…

…После звонка Лисе Марина заказала шампанского, а Любовница торопливо упорхнула в дамскую уборную. Вернулась она оттуда минут через десять и, совершенно очевидно, — вдетая. Марина на радостях попыталась угостить напарницу шампанским… Но куда там! Разве героинисту нужно что-то, кроме геры?

Некоторое время спустя лепшая подруга, поднабравшись шампанского, стала названивать Лисе. Этот вариант был загодя предусмотрен, так что Татьяна к аппарату не подходила. С каждым таким звонком Марина все больше возбуждалась. После четвертого она сказала задремывающей Оксане:

— Поехали.

— Поехали, — покорно согласилась Гусева.

Она не спрашивала — куда и зачем, ей было все равно…

…Едва только две убийцы женского полу вышли на проспект Науки ловить транспорт, им сразу угодливо «подвернулась» купцовская «девятина». От того господина, что еще каких-то пять минут назад торчал в кафе, водила-бомбила отличался здорово: исчезли галстук и пиджак, вместо них появились кожаный жилет, темные очки, бейсболка. И разумеется, жевательная резинка во рту — драйвер, короче. Бомбила.

Перекрывая звук магнитолы, Купцов заорал:

— Куды полетим, красавицы? А то я, гляжу, ножки-то уже того, заплетаются. Да и грех это, такими ножками ходить!

И услышал в ответ то, что и предполагал:

— В центр. На Английскую набережную.

Леонид нисколько не удивился цинизму, наглости и инфантильности Марины Чибиревой. Он давно уже ничему не удивлялся. А посему всего лишь незаметно кивнул стоящему на крылечке торгового центра Петрухину: «Да, Дима, именно туда, куда мы с тобой и предполагали». И напарник глазами показал: дескать, «есть контакт, понял, главное — особо не гони».

Когда минут через двадцать синяя «девятина» подкатила к дому Лисы, ушедшая в нирвану Гусева крепко спала. А вот ее подельница, напротив, была излишне бодра: всю дорогу Марина курила беспрестанно, а также несколько раз от души приложилась к плоской фляжке с коричневой жидкостью. Что именно было во фляжке, Купцов не знал — разглядеть этикетку не удавалось.

Во дворе, аккурат на месте некогда расстрелянной «ренушки», стоял зачаленный «фольксваген».

— Здесь, — пьяно скомандовала Марина, и Леонид приткнул машину аккурат к тупой морде их боевого «фердинанда».

Микроавтобус внешне выглядел мертвым и пустым. Однако стекло со стороны водительской двери было слегка, на пару сантиметров, приспущено, и это означало, что все в порядке, что Димка успел «эвакуировать» Лису и «понятых» — сестру Ирину и офицера Черного.

— Ксюха! Ксюха, просыпайся, приехали!

В водительское зеркало Купцов наблюдал за тем, как Марина пытается растолкать «дублершу». Гусева-младшая кривила губы, пускала слюну, но просыпаться не хотела. Видимо, хорошо вмазалась.

— Просыпайся, сука! Слышь, наркоманка гребаная! Просыпайся.

На Купцова Марина не обращала ни малейшего внимания. Что, в общем-то, для известной категории пассажиров обычное явление — водила для них всего лишь часть интерьера автомобиля. Ну да Леониду такой пассажир нравился даже больше, чем разговорчивый. «Позже пообщаемся. По полной программе», — предвкушая финальную сцену, внутренне ликовал Купцов. Ибо покамест разработанный партнерами план «Испуг и Саечка» шел (вернее — скользил) как по маслу.

Чибирева еще пару минут повоевала с напарницей, безуспешно пытаясь привести ее в чувство. И это все обратно было Купцову в достаточной степени привычно и противно. Настолько, что он едва не пропустил парочку весьма любопытственных невольно сорвавшихся с поганого Марининого язычка фраз:

— Тварь! Шизофреничка! Наркоманка! — шумела «интеллигентная особа», шпыняя свою подружку кулаком в бок. — Такая же дебильная тварь, как и твой пахарь Леша. Снайпер херов! Стрелок! Наркот!..

Из этого матерного потока Купцов профессионально вычленил слова про некоего Лешу. В переводе на нормальный русский язык получалось, что Леша состоит в интимных отношениях с Оксаной. Что стрелок он плохой. Что наркоман и «дебильная тварь»… А что? Вполне себе достойная характеристика для человека, который мог стрелять в Лису и ее сожителя. По крайней мере очень на то похоже. Стрелок-то действительно был не шибко меткий.

Марине наконец надоело биться с Гусевой-младшей, и она поскребла Купцова своим маникюром по плечу:

— Подожди меня, мастер, пять минут. Я только заскочу здесь к одной подруге, и сразу поедем назад.

— Прошу, конечно, пардону! Но сперва не худо бы рассчитаться. За дорогу сюда.

— Не писай, папа! Я же тебе залог оставляю, — прохрипела Марина и качнула каштановой головой на неподвижную подельницу.

В глазах любого таксиста такой «залог» стоил не более чем использованный презерватив. Поэтому Купцов, скосив глаза на заднее сиденье, показно нахмурился:

— Такой залог ни в одном ломбарде не примут!

— Блин, что за мужики нынче пошли! — Марина с презрением швырнула ему пятисотенную купюру. — На, получи. Жди здесь. И не вздумай уехать!

— Вот, другой разговор! Только ты это… Ты там не долго, красавица.

— Не писай. Мне всего-то с дохлым мясом попрощаться, папа, — пробормотала Марина, а затем нашарила в сумке связку ключей, побренчала ими и выбралась из машины. Напоследок отвесив смачную профилактическую пощечину Гусевой. На которую Оксана Петровна отреагировала многозначительным: «Мэ-э…»

Купцов дождался, пока Чибирева скроется в подъезде (странное дело, но походка ее сейчас была почти трезвой), и, заперев машину, двинулся за ней следом, оставив Оксану дремать в салоне.

Сон у барышни был здоровый, крепкий — героиновый.

Цокая набойками по каменным ступеням, Марина поднялась на третий этаж и остановилась на площадке перед массивной дверью до боли знакомой квартиры. Тихонько ругаясь себе под нос, она открыла замки и… Что она хотела найти сейчас в квартире? В идеале — тело в петле. Или тело на кровати, а рядом с ним — на полу — кучу упаковок от снотворного…

…Марина вошла в квартиру, и ей вдруг резко сделалось страшно. Она даже забыла закрыть за собой дверь, и ветерок, влетая через незакрытую форточку, теперь сквозил над пыльным полом прихожей. Пьяная эйфория мгновенно улетучилась, влекомая тем же ветерком-сквозняком. Подбадривая себя, Марина кашлянула и сказала вслух:

— Поглядим, где висит эта лисья шкура… Шкура старая, молью траченная. Ну кто теперь на тебя позарится, шкура? Только добрый дяденька-некрофил… Да и тот навряд ли. Висельники, говорят, обсираются. Кто ж тебя, обосравшуюся, трахать станет? А, подружка-поблядушка? Лисичка-сестричка, дрянь паскудная… ты где?

Марина медленно перемещалась по сумеречной квартире с задернутыми повсюду шторами и открывала дверь за дверью. За любой из них она была готова увидеть опрокинутый стул и босые ноги с перламутровым педикюром в полуметре над полом. Секундами ей чудились то звуки шагов, то слабо раздуваемые меха человеческого дыхания — то перед собой, то за спиной. Иногда ей казалось, что вот сейчас мертвая Лиса положит ей сзади руку на плечо и спросит… а что она спросит? Что обычно мертвецы спрашивают у живых? «…Не знаю. О, господи, я не знаю! Я ничего не знаю. Помоги мне, Господи! Помоги мне… помоги…» Марине сейчас даже не приходило в голову, что уж в подобных делах Господь ей всяко не помощник…

На большом круглом столе в гостиной Чибирева разглядела лист бумаги — белый четырехугольник в центре черного полированного круга. На сквозняке бумага слегка шевелилась. Улететь ей не давала антикварная бронзовая пепельница, прижимающая уголок листа. Марина хотела приблизиться, но не стала этого делать. И без того все было предельно ясно: вот она, предсмертная записка…

…Предсмертная записка. Два слова, похожие на короткий — из паровоза и одного вагона — эшелон… Эшелон с мертвым машинистом, помощником и мертвыми же пассажирами. Прощайте, сипит гудок… «Этот поезд в огне — и нам некуда больше бежать…»[7]

Чибирева остановилась перед последней, самой дальней дверью квартиры. Здесь была спальня — лисья нора — и резонно было предположить, что Лиса повесилась именно здесь. Марине вдруг показалось, что она уловила слабый запах испражнений — малоприятный спутник повешения. Она даже разглядела сквозь матовое стекло двери бледную тень повесившейся Лисы…