Решальщики. Перезагрузка - Андрей Константинов

— Тысячу долларов, — глухо сказала Оксана.

— За двух потенциальных покойников? М-да, негусто. А где был общак? — Гусева посмотрела на него непонимающе. — Я говорю: у кого хранились бабки?

— Я всё отдала Клюву.

— Ну и дура! Разве можно наркоту конченому такие деньжищи на руки выдавать?! Вот он на радостях, по ходу и разговелся… Прости, господи!

Гусева прибавила громкости, и теперь ее скулеж перенастроился на вой.

— Оксана, успокойся. Слышишь? Все равно уже ничего нельзя сделать, — искренне сочувствуя, попросил сердобольный Купцов. — Днем раньше, днем позже он бы все равно… А мы… Мы тебя сейчас в больничку определим…

— Ага. И талоны выдадим. На усиленное питание, — сердито сказал Петрухин. — Чья была идея с убийством Лисовец?

Гусева резко прекратила выть и замолчала.

— Маринина? — подсказал Купцов.

— Ты еще скажи Донцова. Ну?! Оксана, мы ждем ответа!

— Моя… — покачав головой, выдавила из себя Гусева. — Клюв, он… Он давно хотел с этим пистолетом… В общем — напасть на кого-нибудь богатого… Чтобы деньги отобрать… Клюв говорил, что готов даже убить кого-нибудь… Но только если действительно плохого человека…

— М-да… так он до кучи еще и гуманистом был?

— А тут, когда мы с Мариной узнали, что Татьяна АОН поставила, я очень испугалась, что теперь нас смогут найти, и… — Оксана всхлипнула.

— …И предложила Марине убить сразу двух зайцев, — жестко докончил за нее Дмитрий. — И следы замести, и дать возможность Клюву заработать. Что ж, считай, у тебя это почти получилось. — Вопросы закончились, и Петрухин поворотился к Гладышеву: — Ну как, Жора, дозвонился?

— Минут через двадцать будут.

— Ты уж, дружище, самостоятельно здесь доканчивай. А мы с Лёнькой поедем, пожалуй, — не стоит нам здесь лишний раз светиться.

— Ну спасибо вам. Удружили по полной, — буркнул посмурневший опер, прекрасно понимая, что бодяга с оформлением трупа может занять времени аккурат до рассвета.

— Пожалуйста, кушайте на здоровье. Между прочим, мы с Купчиной, как сознательные граждане, еще на прошлой неделе пытались сбагрить это дельце (с, заметь, еще живым подозреваемым!) твоим коллегам из Центрального РУВД.

— И чего коллеги?

— Подсказать? Или сам догадаешься?.. Лёнька, напомни-ка за нынешние особенности МВД? Те, которые при переходе в новую фазу? Как их бишь?

— «Организационно-управленческие и структурные».

— Во! Точно! Так что извиняй, Жора! Вот тебе… — Петрухин махнул рукой в сторону кровати, — вот тебе жмур, а про ихнюю «структур» я тебе по дороге сюда всё рассказал. Так что давай — организовывай и управляй. А мы двинули. Опять же — здоровьем госпожи Гусевой самое время заняться.

— Хорошо, — хмуро кивнул Гладышев. — Только завтра… вернее, уже сегодня, в полдень, жду вас у себя на Чайковского. Со всеми вашими наработками и документами.

— Без проблем. Подъедем и отдадим все. Включая бутафорские веревку и мыло… Мадам Гусева! Вы простились с телом? Тогда с нами на выход, будьте ласка!..

Партнеры не то сопроводили, не то отконвоировали Оксану Гусеву во двор, где Петрухин щедрым жестом предложил ей на выбор последнюю на сегодня автомобильную прогулку — либо в микроавтобусе, либо в уже знакомой барышне «девятке».

— Спасибо вам, но я… Я не поеду…

— Здрасте-приехали! — как-то даже подрастерялся Дмитрий. — Ты это, девка… хм… того — не дури! Мы ж тебя не в тюремную больничку везем, а в суперклинику. Там даже рок-звезды не брезгуют отдыхать.

— Поздно мне… Лечиться… Вот! — Оксана закатала рукава тонкого летнего свитера и продемонстрировала приятелям жуткие, все в синяках, кровоподтеках и в каких-то гноящихся язвах руки. — Видите? Недолго мне осталось.

— А может, все-таки полечишься? — осторожно спросил Купцов.

— Не, не вставляет. Да и смысла нет… СПИД у меня нашли.

— Понятно… Жаль…

— А мне — нет… Устала я… Хочу чтобы поскорее… Сколько уже вокруг народу зажмурилось… Вот и Клюв… — Оксана болезненно прикусила губу. — А меня все никак черт не приберет. Но теперь уж скоро. Чувствую. Ну… бывайте, что ли?.. Как меня найти — вы знаете… Не бойтесь, не сбегу… Куда бежать-то?

Оксана медленно двинулась в сторону улицы. Купцов подорвался было ее остановить, но Дмитрий притормозил его за рукав и отрицательно покачал головой:

— Не стоит! Ты же сам понимаешь, что она в общем-то права…

— Понимаю, — вздохнул Купцов. — Блин, до чего ж паскудная история!

— Ладно, всё, давай по хатам. В двенадцать встречаемся у Гладышева. Копию записи не забудь прихватить.

Приятели разбрелись по машинам. Первым со двора выехал Купцов, стараясь не смотреть на оставляемую за бортом «девятины» медленно бредущую куда-то (а скорее всего — в никуда!) сгорбленную фигурку Оксаны.

Через пару секунд за ним подорвался «фердинанд». Едва микроавтобус поравнялся с Гусевой-младшей, та неожиданно подскочила к «фольксу» и заколотила кулачками по обшивке, отчаянно призывая остановиться. Дмитрий дал по тормозам, приспустил стекло и вгляделся в истощенное перекошенное девичье лицо.

— Что, Ксюх? Никак передумала? — спросил он, вполне себе догадываясь, что услышит в ответ. Про наркоманов, про них ведь всегда все знаешь. Потому как у них всегда один интерес.

— Нет. Не передумала, — прошептала Гусева и… бухнулась на колени. Аккурат в грязную лужу с радужной бензиновой пленкой. — Дмитрий Борисыч… пожалуйста… дайте на дозу… пожалуйста…

Играя желваками, Петрухин нащупал бумажник, отстегнул тысячную купюру, бросил ее на асфальт и молча втопил по газам.

10 июня 2011 года, пт.

Брюнет прибыл в баню, слава богу, без телохранителя. Вернее, прикатил-то он с ним, с Владом, вот только у Голубкова достало ума и такта не тащить амбалообразную шестерку внутрь. Петрухин, по язвительности своей, хотел было все равно подколоть босса, но почему-то в последний момент передумал.

— Ну, — сказал Брюнет, пожимая инспекторам руки, — демонстрируйте, где же ваши хваленые веники?

Дмитрий торжественно раскрыл портфель, и оттуда ударил густой запах березовых веников.

— Ух ты мать честная! — восхитился Виктор Альбертович, среагировав в первую очередь не на запах прелой листвы, а на выглядывающую из-под березовых листочков изумленную морду вяленого леща…

…Баня, в которую он пригласил партнеров, была, конечно же, не «для народа». О чем весьма наглядно свидетельствовал уровень цен и сервиса. Брюнет, впрочем, подобных тонкостей давно не замечал и не понимал, поскольку уже много лет как жил в мире, который здорово отличался от «фонового уровня». «Товарищ олигарх» и «господа сыщики» степенно прошествовали в апартаменты, где их суетливо встретил угодливый халдей-менеджер (а по-старому — просто банщик, шестерка), который провел их в ВИП-номер и с ходу предложил меню. На Брюнета с лещом под мышкой шестерка посмотрел снисходительно.

В апартаментах было уютно и не жарко, невзирая на наличие настоящего (а не бутафорского электрического) камина, который озорно потрескивал ольховыми полешками. Над камином висело эпическое живописное полотно на тему «Русская баня». На полотне было много пару, больших грудей и толстых ягодиц. На переднем плане торчал самовар… а-ля рюс, короче! Только балалайки не хватает.

— Балалайки не хватает, — констатировал Брюнет, обращаясь, кажется, к лещу.

— Что-что? — участливо спросил банщик-менеджер. Демонстрируя намерение расшибиться, но подогнать гостям желаемый музыкальный инструмент. Как говорится — любой каприз за ваши деньги.

— Работа, говорю, Глазунова? — кивнул Брюнет на полотно.

— Не-а, студент из «Мухи» малевал… говорят, большой талант.

— Ну о талантах мы с тобой позжее потолкуем. А пока, братец, принеси-ка нам пивка холодненького…

«Братец» метнулся за пивом, по пути втопив сенсорную кнопку музыкального центра, настроенного по вкусу местных завсегдатаев на волну «Радио шансон». Из динамиков полилась хабалистая новинка сезона про «курение и взятую за основу тишину».

Петрухин скривился:

— О, боги! Только не это! Не могу слышать эту погань!

— Странная реакция, — усмехнулся Брюнет. — А мне казалось, что правильные менты любят шансон даже больше, чем сами его персонажи.

— Значит, я — мент неправильный, — сказал Дмитрий и, порывшись в портфеле, достал компакт-диск в стандартной коробочке без опознавательных знаков.

— И чего там? — заинтересовался Брюнет. — Надеюсь, не…

Голубков фальшиво насвистел первые аккорды из другой нетленки. Про «прорывающихся куда-то оперов».

— Нет. Это сугубо женский вокал. Хотя… обратно погань!

С этим словами Петрухин выключил радио, поставил диск и нажал кнопку «Play».