Судьбы и фурии - Лорен Грофф

Она решила добить незнакомца и заказала себе эклер и еще одну чашку капучино, однако тот заплатил без вопросов и просто продолжил наблюдать за тем, как она ест.

– А вы? – наконец не выдержала она.

– Я мало ем. В детстве был… немаленьким.

После этих слов она внезапно разглядела грустного, толстого мальчика за его несовпадающими челюстями и узкими плечами и почувствовала, как на нее накатила какая-то тяжелая волна.

– Мне сказали, я должна сбросить десять фунтов, – призналась она.

– По-моему, ты идеальна. Они могут отправиться к черту. Неужели они сказали тебе «нет»?

– Они сказали, что, если я сброшу десять фунтов и пришлю им фото, они могут попробовать снять меня для каталога. Тогда и начну строить карьеру.

Он отдал ей должное, шевельнув соломинкой, которую сжимал в уголке рта.

– И тебе это не понравилось. Потому что ты не из тех девушек, которые начинают с малого. Ты – юная королева.

– Нет, – сказала она и постаралась согнать с лица проступившее выражение.

Начался сильный дождь. Капли разбивались о раскаленный асфальт, над ним поднялся пар, воздух затрепетал.

Она прислушивалась к барабанящим каплям, когда незнакомец вдруг наклонился к ней, взял ее ступню в свои руки и снял с нее туфельку. Взглянул на кровоточащий, рваный волдырь. Промокнул его салфеткой, смоченной в ледяной воде, а затем достал из аптечного пакета (в аптеку он успел заглянуть, пока она была в агентстве) пластыри и заживляющую мазь. Когда он закончил ухаживать за ее ногами, достал пару сандалий для душа с массажными подошвами.

– Видишь, – сказал он, опуская ее ноги на землю. Матильда готова была расплакаться от облегчения. – Я заботлив.

С этими словами он достал из кармана влажную салфетку и брезгливо отер руки.

– Я вижу, – сказала она.

– Мы могли бы быть друзьями, ты и я. Я не женат, – сказал он. – И я добр к женщинам. И никогда никого не обижаю. Я прослежу за тем, чтобы о тебе заботились. И к тому же я чист.

Конечно же, он был чист. Его ногти напоминали жемчуг, а кожа сверкала, как мыльный пузырь. Позже Матильда услышит о СПИДе и поймет, о чем он говорил. Она закрыла глаза и мысленно крепко прижала к себе ту Матильду из старой доброй парижской школы. А потом открыла глаза и на ощупь нанесла губную помаду. Промокнула губы салфеткой, скрестила ноги и сказала:

– Ну и?

– Ну и пойдем ко мне, – сказал он низким голосом. – Сделаю тебе ужин. А потом мы могли бы, – его брови вздернулись, – поговорить.

– Нет, только не ужин, – сказала она.

Он окинул ее таким взглядом, словно что-то подсчитывал в уме.

– Тогда мы можем заключить сделку. Останься на ночь, если, конечно, сможешь убедить родителей. Скажи, что встречаешься в городе с одноклассницей. Я могу сойти за ее отца, если понадобится.

– Родители – это как раз не проблема, – сказала она. – У меня есть только дядя, но ему плевать.

– Тогда в чем проблема?

– Я не дешевка, – сказала она.

– Хорошо. – Он откинулся на спинку стула.

Матильда так сильно хотела бросить ему в лицо какую-нибудь шуточку, которую он все равно никогда бы не понял, что у нее буквально зачесались руки.

– Скажи же мне, королева, чего ты хочешь больше всего на свете?

Матильда глубоко вздохнула и крепко сжала колени, чтобы они перестали так трястись.

– Хочу, чтобы мне оплатили учебу в университете, – сказала она. – Все четыре года.

Незнакомец положил обе ладони на стол и выдавил едкий смешок.

– Я думал, ты скажешь «сумочку». А ты, оказывается, решила продать себя в долговое рабство.

[Как же она была молода! И как умела удивлять!]

«Ох! – подумала Матильда. – Нет, он смеется надо мной!»

Ее лицо пылало, она чувствовала это, когда вылетела на улицу, под дождь. В дверях он накрыл ее голову своим плащом, а затем жестом подозвал такси. Наверное, он был сделан из сахара, раз так боялся попасть под дождь.

Матильда скользнула в салон, а он остался снаружи, согнувшись, но она так и не подвинулась, чтобы он тоже мог сесть.

– Мы можем обсудить это, – сказал он. – Прости. Ты удивила меня, вот и все.

– Забудь об этом, – отрезала она.

– Как я могу? – спросил он, ласково приподнимая ее лицо за подбородок. На Матильду накатило огромное искушение закрыть глаза и просто погреть лицо в его ладони, но она с ним справилась.

– Позвони мне в среду, – сказал он, вкладывая в ее руку визитку.

Она хотела было снова сказать «нет» и скомкать визитку, но не сделала ни того ни другого.

Мужчина протянул водителю такси деньги, а затем мягко закрыл за Матильдой дверцу. Позже, когда она ехала в поезде домой, ее бледное лицо отражалось в окне, на фоне проносящейся мимо зеленой Пенсильвании. Но она задумалась так глубоко, что не замечала ни пейзажей, ни этого отражения.

В СЛЕДУЮЩУЮ СУББОТУ она снова приехала в город.

Что было до этого? Телефонный звонок. Вежливо назначенная встреча. То же красное платье, те же каблуки, та же прическа.

Встреча.

Матильда вспомнила о своей бабушке из Парижа, о том, как небрежно и в то же время элегантно та всегда выглядела, вспомнила о сырных объедках для крыс и голубей на подоконнике, о том, как высоко бабушка несла себя, несмотря на все жизненные трещины.

Матильда часто слушала то, что происходило в ее комнате, сидя в своем шкафу, и думала: «Никогда. Со мной такого не случится. Я скорее умру».

Никогда – довольно лживая штука. У нее не было ничего лучшего, а время шло.

Мужчина ждал ее на вокзале. Он не притронулся к ней, даже когда она села в обитый кожей салон его машины. Кажется, он ел леденцы от горла – в воздухе пахло ими. Глаза Матильды были сухими, но мир вокруг все равно почему-то казался расплывчатым. Комок у нее в горле был больше, чем оно могло вместить. Швейцар у дверей показался ей выходцем из Средиземноморья – лохматый и коренастый, хотя Матильда его особо и не рассматривала. Внутри все было покрыто гладким, блестящим мрамором.

– Как тебя зовут? – спросил ее седовласый мужчина, когда они вошли в лифт.

– Матильда, – ответила она. – А твое?

– Ариель, – сказал он.

Она взглянула на свое отражение в блестящей медной двери лифта: размазанное пятно красного, белого и золотого. Очень тихо она сказала:

– Я девственница.

Он достал платок из нагрудного кармана и промокнул лоб.

– Меньшего я и не ждал, – сказал он и галантно, но как будто в шутку поклонился, а после открыл перед ней дверь.

Он передал ей стакан холодной газированной воды. Квартира у него была огромной, по крайней мере, казалась такой. Две стены состояли сплошь из стекла. Остальные были белыми, с гигантскими мерцающими разными цветами картинами. Он снял пиджак, повесил его на вешалку, сел и сказал:

– Можешь чувствовать себя как дома.

Она кивнула, подошла к окну и взглянула на лежащий внизу город. Через пару минут он сказал:

– Под «можешь чувствовать себя как дома» я подразумевал «можешь снять одежду».

Матильда отвернулась от него, скинула туфли, расстегнула платье и позволила ему упасть к ее ногам.

На ней было белье из черного хлопка, почти как у маленькой девочки, то самое, которое вызвало столько улыбок в агентстве неделей раньше. Лифчик она не надела, он был ей не нужен.

Она повернулась, убрав руки за спину и смерив Ариеля тяжелым взглядом.

– Снимай всю одежду, – сказал он, и она медленно стянула трусики.

Пару минут он молча разглядывал ее, а она ждала. Затем сказал:

– Повернись, пожалуйста.

И она послушно повернулась. Здания снаружи утопали в тусклом дыме, и, когда на доме напротив зажглись огни, они казались просто квадратиками света, парящими в космосе.

Когда он встал, чтобы подойти к ней, Матильда содрогнулась.

Он потрогал ее между ног и улыбнулся, увидев влагу на своих пальцах.

В сравнении с мясистым лицом его тело оказалось слишком худым и почти безволосым, если не считать ореолов темных волос вокруг сосков и полоски, тянущейся от пупка к паху. Он лег на белоснежный диван, и она вынуждена была корчиться над ним, пока ее бедра не начали пылать и подрагивать от напряжения.

Тогда он неожиданно раздвинул их и вошел, улыбнувшись при виде вспышки боли на ее лице.

– Нырять проще, чем протискиваться, милая, – сказал он. – Первый урок.

Матильда никак не могла понять, почему немедленно, в тот же момент, не встала, не оделась и не сбежала. Эта боль была воплощением ненависти. Она попыталась отвлечься, пялясь на один из золотых квадратиков света за окном, считая про себя, но он сжал ее лицо и силой повернул к себе.

– Нет. Пожалуйста, смотри только на меня.

И она смотрела.

В углу комнаты виднелся источник искусственного света, какие-то высокотехнологические часы. Их свет превратил часть его головы в пульсирующее зеленое нечто.

Казалось, он ждет, когда она сдастся, но этого не происходило. Она вся обратилась в камень и чувствовала только, как растет и усиливается давление внутри.