Валенсия и Валентайн - Сьюзи Кроуз

– Вы когда-нибудь думали о том, где умрете? – спрашивает она соседа.

– Постоянно, – говорит он, и миссис Валентайн улыбается.

Она начинает с колл-центра и птицы на шляпе, а также Питера, Грейс и Джеймса Мейса. Луиза и таблетки. Карикатуры, передававшиеся туда-сюда, маленькая свадьба, которая действительно состоялась в церкви поздно ночью. Она с усилием выдыхает через нос, кивает и молча пересчитывает пальцы – сначала те, что на правой руке, а затем те, что на левой.

Мужчина, сидящий рядом с ней, терпеливо ждет.

Их последний разговор состоялся не в Боливии, не на пиратском корабле, не в космосе и не в каком-то другом из тех диковинных мест, о которых она говорила на протяжении многих лет. Они были в спальне в своей крошечной квартирке, таком маленьком пространстве, где даже стоя по углам, они могли протянуть руку и коснуться друг друга. Было раннее утро, и он собирался на работу; она сидела на краю кровати, глядя на белую стену перед собой, пока он застегивал рубашку. Она снова извинялась.

Разговор, который они вели много раз, уже перестал быть разговором и был теперь пьесой, которую они разыгрывали для самих себя. Они заучили реплики и делали паузы в нужных местах, так что игра все больше отрывалась от реальности и теряла правдоподобность, потому что уже приелась. Они не выкладывались полностью, как когда-то.

Начиналось всегда с того, что он спрашивал – спотыкаясь о свои слова, как будто они были гигантскими камнями и ему приходилось ползти по ним, чтобы добраться до нее, – думала ли она о детях. О том, чтобы иметь детей. От него, разумеется.

Она замирала, ее глаза закрывались, и она говорила, что да, думала и думает об этом все время.

И он говорил, что он хотел бы знать, изменилось ли что-то, и она начинала плакать и твердить, что ничего не изменилось, и он расхаживал по комнате – два шага туда и два шага обратно, а потом говорил, как хотел бы иметь дом со спальней, чтобы человек мог расхаживать там по-настоящему. Он не злился; он думал, что это забавно. Он не хотел, чтобы она переживала, и она думала, что это великодушно с его стороны. Она чувствовала, что не заслуживает ничего хорошего.

Физически, насколько она знала, она могла бы иметь от него детей.

Вот только справится ли она с этой задачей. Уверенности не было. Они начали пробовать вскоре после свадьбы – в конце концов, ей было тридцать шесть и часы тикали (так сказала ей тетя). Но потом ей стали приходить в голову разные мысли насчет того, что может пойти не так – до, во время, после родов, в подростковом и взрослом возрасте ребенка. Что, если у нее случится выкидыш? Что делать, если ребенок родится мертвым или умрет в своей кроватке? Что, если у него будет рак, или над ним станут издеваться в школе, или у него обнаружится аллергия на арахис? Что, если ребенок пойдет в нее в ментальном плане? Что, если он будет лежать без сна ночи напролет, представляя всякие ужасы и тихонько плача в подушку, чтобы не волновать родителей?

Постоянное беспокойство плохо сказалось на ее физическом состоянии, и по рекомендации ее врача они сделали перерыв. Потом она побоялась начинать снова. А дальше ей было около сорока. Может быть, они оба знали, что ребенка не будет. Может быть, они продолжали бы этот разговор, пока не состарились бы, притворяясь, что у них все еще есть выбор.

Но в тот день пьеса завершилась неожиданным финалом. Там, где она обычно заливалась слезами и забиралась в постель, а он, не зная, как ее утешить, опаздывал на работу, она вдруг вытерла лицо краем простыни и объявила, что хочет отправиться в путешествие.

– Мы поссорились, – говорит она мужчине, сидящему рядом с ней. – Мы пытались создать семью и только что обнаружили, что не можем.

Пусть и не вся правда, но, по крайней мере, достаточно близко. Не всем нужно знать все.

– Я сказала ему, что хочу попасть на самолет. Это было все равно что размахивать морковкой перед лошадью; я знала, как сильно он хочет уехать из города, но мне пойти было некуда. Но вместо того, чтобы радоваться, собрать сумку и отвезти меня в аэропорт, он сел рядом со мной на кровать и сказал «нет».

Я очень переживала из-за всего этого, из-за того, что мы сделали ребенка нашим единственным приключением, а я все испортила, и теперь мы оба навсегда прикованы к этой скучной, тихой жизни. Мы посидели так некоторое время, а потом он сказал: «Валенсия, жизнь похожа на музыку. Она состоит из звука и тишины». Он напомнил мне один из моих любимых музыкальных терминов – фермата. Этот символ – скобка поверх точки. Композиторы часто ставят его прямо перед особо красивым разделом. Как и все в музыке, пауза не случайна. Фермата подчеркивает красоту того, что произойдет дальше. В то утро он уехал, пообещав, что дальше у нас все будет прекрасно, и в тот же день кто-то заснул за рулем своей машины и выехал на полосу встречного движения. Мой муж даже не добрался до больницы.

Миссис Валентайн замечает, что девушка рядом с ней теперь слушает. Она не знает, как это принимать.

Она также не знает, сколько еще собирается рассказать соседу. Ее несет на еще более личную, интроспективную территорию. Она думает о том, как сидит на полу в своей квартире, окруженная полосками бумаги с любимыми словами Питера, словно маньяк-детектив, работающий над расследованием дела, которое не имеет реального решения, как будто он просто исчез и она могла бы найти его, если бы перебрала все его слова. Грейс сидит с ней и обдумывает все свои вопросы вслух: было ли что-то еще, что-то прекрасное, что произошло бы, если бы не тот несчастный случай? Была ли она не права, думая, что время до беды было паузой? Или это была пауза? Выйдет ли из этого когда-нибудь та красота, которую обещал ей Питер? Он сказал, что великая пауза никогда не бывает непреднамеренной. Конечно, более грандиозной паузы, чем смерть, быть не может, но разве автомобильная авария может быть намеренной?

Мужчина ерзает в своем кресле, и она беспокоится из-за того, что задержалась у себя в голове.

– Вот так, – говорит она. – Почти пятьдесят лет назад.

– И что было самым прекрасным?

– Простите? – Миссис Валентайн удивлена вопросом. Девушка, похоже, нисколько не смущается тем, что вмешалась в такой приватный разговор. С другой стороны, у нее почти нет выбора, она сидит так близко.