Избавление - Василий Соколов

За полночь к ним на помощь подоспел Бусыгин со своим товарищем. Когда выезжали, дождь поредел, сеялась, скорее, от тумана, прядающего по распадкам и межгорьям белым войлоком, мокрая мгла.

Еще издалека Бусыгин увидел всплески огня. Искры ошалело метались в ночи, выхватывая из темноты горящее строение. В сознание, как режущая боль, вошла мысль: горит дом папаши Черви.

Первое, что ему пришло в голову: надо спасать детей и женщин из горящего дома. Но, подъезжая, он услыхал частую трескотню автоматов. По дому палили мечущиеся фашисты, и из окон братья Черви отвечали редкой стрельбой. Рвались гранаты. Бусыгин решил пробиться в дом с придворка, где еще меркла темнота. Велев задами подскочить на полной скорости к дому, Бусыгин затем на ходу спрыгнул с мотоцикла и метнулся в темноту. Крадучись вдоль стены, нашел проделанный для домашних птиц лаз, разгреб навоз, сделав поглубже дыру, напрягся и втолкнул свое тело в отверстие. Следом за ним пролез юркий и тощий югослав Мирко.

- А мотоцикл? - почти машинально спросил Бусыгин.

- Пропадай!

Только сейчас Бусыгин вспомнил, что в подвале дома находилось припрятанное оружие - ручной пулемет, гранаты, пистолеты. Это оружие Альдо и собирался переправить в горы.

На мгновение Бусыгин и Мирко насторожились, вслушиваясь: гремит, стукотня стоит в доме, стрельба не прекращается. Значит, братья держатся. Скорее в подвал. Вот и дверь из двора в сенцы. Но как тяжело дышать - в сенцы набился плотный дым, не продохнуть.

Бусыгин знал, что из сенцев есть лаз в винный подвал, и он ощупью начал искать лежащую на полу дверцу с петлями.

- Степан, товари-ищ... - не в силах дышать, медленно позвал Мирко.

- Иди... иди... На мой голос, - трудно выдавил из себя Бусыгин и в темноте нащупал его руку, поволок за собой.

Скоро они очутились в подвале. Тут был сырой, тяжелый воздух, зато дым чувствовался слабо. И темень - ничего не видно. Как на грех, спичек с собой не взяли.

- Да у меня же самопал, - сказал Бусыгин и вынул из кармана трофейную зажигалку, передал ее Мирко, сказав, чтобы посветил ему. Бусыгин начал ворочать огромные бочки - одну, другую; опрокидывал их, и они катились с глухим грохотом. Одна бочка оказалась раскрытой, из нее полилось вино, в нос шибануло настоем виноградного сока. В горле до хрипоты пересохло, жутко хотелось пить - не время. Бусыгин лишь пригоршней набрал живительной влаги, глотнул, смочив рот. И опять искал оружие, закопанное где-то под бочками.

- Нашел! Нашел! - закричал Мирко, нащупав руками что-то металлическое в песке.

Раскопали завернутое в брезент оружие. Бусыгин подхватил пулемет с диском, Мирко вооружился карабином, и оба бросились наверх, вбежали в жилую часть дома.

Пробившееся снаружи пламя лизало оконные переплеты, занялась занавеска. Кто-то сорвал ее и начал топтать.

- Буон джерно!* - вырвалось у Бусыгина из того, что пришло на память в эту минуту, но ему никто не отозвался из дыма, и он добавил хрипло: Ну, есть тут кто? Альдо?..

_______________

* Б у о н д ж е р н о - здравствуйте (итал.).

- Товарищ... Руссио! - вперебой заговорили отовсюду, и к Бусыгину подбежал Альдо, шагнула старая мать.

- Спаси, - сказала она единственное, хранимое в памяти русское слово...

Бусыгин передает свой автомат Альдо, сам же в проем окна выставляет ручной пулемет, заклекотавший до дрожи. Несколько немцев и чернорубашечников попадало разом. Раненые извивались, корчились, надрываясь в крике.

Лузгает и лузгает патроны ручной пулемет, подрагивающий в руках Степана Бусыгина.

Рядом с ним Альдо, - тот сменил опустевший, без патронов автомат на карабин и бьет, вгоняя, казалось, в каждый выстрел гнев своего сердца.

Деликатно и емко, дорожа каждым патроном, стреляет степенный Антеноре. Он хотел быть юристом, отец прочил его в сельские аптекари. "Что может быть лучше, как излечивать недуг людей", - говорил папаша Черви.

В открытую, не страшась, таскает Агостино постельные вещи к окнам, чтобы дать укрыться ими сражающимся. Он уже принялся за перину, и, когда одна из женщин посетовала, что не на чем будет спать, Агостино угрюмо рассмеялся:

- О чем заботы? В потустороннем мире положено спать на жестком!

К чему он это сказал, надо ли загодя пугать женщин, тем более что среди них есть и суеверные. Отчаянный Агостино, какой же у него, право, острый язык - как бритва!

Худенький Овидио с самым младшим - Этторе, у которого и лицо, и голос, и все манеры гимназиста, приставлен помогать женщинам. И они носят воду, успокаивают малодушных и плачущих.

На минуту отвлекшись от стрельбы, Бусыгин позвал к себе серба Мирко и приказал ему мчаться за подмогой.

- Друже... - только одно это слово промолвил серб, прощаясь, и вмиг исчез.

А где же Джелиндо и Фердинандо? Ах да, они же с самого начала нападения забрались на чердак и, наверное, оттуда шпарят по врагам. Но почему их выстрелов не слышно?

- Этторе, - обеспокоенно зовет мать. - Пойди в сенцы, покличь, живы ли они там на чердаке?

Рад стараться Этторе, открыл дверь в сенцы, оттуда хлынули клубы дыма, а все равно он юркнул в темноту. Назад Этторе еле приполз: лестница повалена и сенцы заволокло дымом.

И вскоре сами Джелиндо и Фердинандо поспрыгивали с чердака. Оба невредимы, и лишь Фердинандо при падении вывихнул руку и чувствовал адскую боль. Но крепился, как мог, стиснув зубы, иначе нельзя: взрослые, тем более мужчины, не имеют права жаловаться или поддаваться страху.

- Они подожгли сеновал, - сказал отцу Джелиндо.

- Ах супостаты! - возмутился папаша Черви. - Хотят нас выкурить огнем и дымом.

Дом был каменной кладки, гореть могли только деревянные части. Но половина дома была отведена под скотный двор с сеновалом на потолке, и стоило проникнуть сюда огню, как сухое сено сразу вспыхнуло и занялось жарким пламенем.

Стиснув зубы, Бусыгин продолжал стрелять из пулемета, клекотавшего короткими очередями. Альдо не отходил от него и тоже беспрерывно вел огонь.

Клубами огня и дыма заволокло весь дом, что-то трещало, что-то падало, ухало... Вот-вот обрушится крыша, и тогда...

- Они хотят предать праху весь род Черви, - задыхаясь, еле проговорил папаша Альчиде. - Выходите! Всем надо выйти! - требовательно добавил папаша Черви, зная, что его слово почиталось в семье законом.

Семья покидала дом через задымленный проем сенцев.

Бусыгин еще некоторое время задержался в доме, давая возможность уйти женщинам с детьми. И стрелял. Стрелял до тех пор, пока не прекратил стучать пулемет. Вынул диск - опустел, ни одного патрона. Загораживаясь рукавом от пышащего жаром дыма, он шагнул в сенцы, пытался выбежать через черный ход на гумно, но в это время поползла крыша двора. Чем-то тяжелым и горящим, как комета, - не то стропилом, не то потолочиной - ударило по голове, в глазах потемнело. Будто одурманенный, упал он на землю.