Майя: Форс-минор - Бодхи

Какая она легкая! Как дуновение ветра. Я совсем не воспринимаю ее как присутствие человека. Завороженно смотрю, как она идет по камням, какие у нее маленькие и красивые ступни, похожие на лапы тигренка.

Комната. Тай сидит на своем месте, с любопытством разглядывая нас. Мы молча садимся напротив, и тянущий вакуум внутри меня капля за каплей наполняется спокойствием… Нет, это не спокойствие. Это нечто совсем другое. Устойчивость… Нет, тоже не то. Отрешенность. Да, это уже близко. Страха больше нет. Радости тоже нет, но это не серость и не безразличие. Плато. Иссушенная солнцем, бескрайняя равнина, трещинами уходящая за горизонт. Здесь нет места для жалости, это точка, где я отказываюсь от всего, что называется «теплом», бросаю это в огонь, который сожжет мою личность. Одинокий воин посреди бессолнечной и суровой равнины, — здесь есть место только для радости борьбы и радости новых открытий, здесь можно идти только вперед.

— Смотри мне в глаза, — его голос прозвучал неожиданно близко.

Сложно сфокусировать взгляд, как будто я только что проснулась. Головокружение, легкая тошнота, — преодолеваю это и смотрю в глаза, за которыми — выжженная солнцем равнина…

— Возвращайся, Майя.

Глава 26

Жара чуть спала, и на улицах Ришикеша прибавилось туристов… Меня здесь не было 10 дней. В отеле не было никакого удивления по поводу моего отсутствия, вещи мои собрали, поскольку комната была не оплачена, и они ждали меня в маленькой комнатке, сваленные в большую кучу вместе с простынями, одеялами и прочим хозяйственным хламом. Люди в Индии пропадают, и, судя по равнодушному лицу мальчишки, отдающему мой непонятно кем собранный рюкзак, здесь к этому привыкли.

Чувствую себя как после восхождения на вершину, плоские картинки восприятий скользят как слайды. Как эти люди живут? Чему может улыбаться эта девочка, сидящая напротив долговязого парня с отсутствующим лицом? Неужели ей и вправду хочется улыбаться? Что аккуратно выводит в красивой тетрадке другая девочка, то ли мечтательно, то ли тупо переводящая взгляд со страниц на Гангу? Туристы, лениво улыбаясь друг другу, плавают по улицам в широких разноцветных рубашках и изжеванных штанах. Им нравится такая вялая и размеренная жизнь, от кафе до кафе, от одной достопримечательности к другой. Между нами — пропасть, через которую не перепрыгнуть ни им, ни мне.

…Еще несколько дней. Встреча с Таем похожа на сон. Не осталось ничего, даже смутных отголосков Того. Помню, что было что-то грандиозное, но что? …Пусто со всех сторон, Этого нигде нет. И не будет? Не будет… Шаг за шагом восстановить в памяти все наши разговоры, шаг за шагом начать работу. Другого пути нет, но пока и на это нет сил, — все сгорело, лишь порывы холодного ветра в пустой груди, ни желаний, ни страха. С каждым новым утром я все больше и больше становлюсь обычным человеком.

Еще собирая вещи в Индию, я залезла в Интернет в поисках практических рекомендаций, однако не нашла почти ничего, кроме отвлеченных технических данных и психопатически-экзальтированных описаний, к которым доверия не возникает ни на грош — за километр чувствуется, что авторы этих заметок так хотят найти тут что-то чудесное, что готовы дорисовать это чудо хоть в чем угодно — хоть вот в этом свинстве… с этой мыслью отодвигаюсь от индуса, с непосредственностью ребенка ковыряющего в носу. Снова переполненный автобус… может не следовало мне сюда ехать? Однако Lonely Planet однозначно советует посетить «один из самых священных городов Индии» — Харидвар. Поскольку в Ришикеше я осмотрела все, что могла, а до Харидвара рукой подать — всего лишь час на автобусе, то меня и понесло в поисках впечатлений. Таинственности прибавляло то, что в местный храмовый комплекс Хар-Ки-Паири туристов стали пускать буквально пару лет назад.

Хар-Ки-Паири и в самом деле производит большое впечатление. Своей вопиющей бессмысленностью, что ли… Очередные кричаще раскрашенные храмы, снова кучи людей, рассевшихся, разлегшихся на ступенях, ведущих к Ганге… нет, никак не понять мне прелести этого места. Что-то вроде стадиона, где вместо поля протекает Ганга, а на местах для зрителей сидят, спят, едят, разговаривают индусы — одиночки и целые семьи, приехавшие издалека, чтобы совершить свои обряды. Иногда они заходят в реку, стоят в ней, произносят молитвы, окунаются, черпают воду специальными кувшинами и выливают ее на себя. Мальчики… да, мальчики здесь красивые… несколько пацанят лет двенадцати-четырнадцати бродят по пояс в воде с длинными палками со специальными липкими набалдашниками и с большими стеклами, полупогруженными в воду. Все это снаряжение с успехом позволяет им находить на дне монеты и собирать их, тыкая липким концом палки. Тела мальчиков просто изумительно совершенны, и я не могу удержаться, делаю несколько фотографий. Делая вид, что фотографирую Гангу, я украдкой запечатлевала их тела — вот они слегка нагнулись, всматриваясь в воду, вот один рассказывает что-то другому, жестикулируя, изящный поворот головы, взмах рукой, какие упругие попки в мокрых плавках, какие соблазнительные бугорки в плавках, какие узкие, но мускулистые плечи, предплечья, какие красивые ступни… ну просто само совершенство! Надо быть бревноподобным идиотом, лишенным всякой чувственности, чтобы не испытывать наслаждения от созерцания таких тел, от прикосновений к ним… да… с каким удовольствием я бы прикоснулась ладонями, губами… но ведь они еще дети… но разве эротическое чувство как-то связано с возрастом?… да нет, ни с чем оно ни связано — оно просто проявляется ко всему, в чем дышит чувственность, зачем смешивать такие разные вещи, как эротическое наслаждение и секс? И все-таки легкое чувство вины просачивается сквозь наслаждение от созерцания полуголых мальчиков. Такое тонкое наслаждение — разглядывать эти совершенные творения природы…

Ну ладно, значит не зря съездила… на обратном пути в Ришикеш тряска автобуса меня не беспокоит — я мысленно ласкаю мокрых мальчиков и предвкушаю, как буду просматривать их фотки и еще о чем-нибудь фантазировать… Куда же ехать дальше? В любом случае, от автобусов я до смерти устала. Значит, можно поехать на поезде. В Интернете я читала описания индийских поездов — что они какие-то особенно красивые, что приходить на перрон надо за час до отправления, так как нумерации вагонов там нет, а есть списки пассажиров, которые вывешиваются прямо на вагоне, и надо бродить и искать свою фамилию. В общем, в моем воображении остались чопорные проводники в фуражках, за час до отправления поезда любовно вывешивающие списки пассажиров на специальных досочках в рамочках, красивые опрятные вагоны, легко несущиеся среди бесконечных полей, и мне стало смешно — разве можно так серьезно относиться к поезду, но с другой стороны в этом есть некая прелесть — может удастся почувствовать тот особый пиетет, с которым относились к поездам люди в 19-м веке? Почувствовать чудо в том, что стало давно уже банальным — в этом есть интерес… да, дальше я поеду на поезде.

Покупка билетов обернулась очередным шоком от встречи с индийской реальностью. Перебарывая время от времени накатывающую панику, я рассуждала о том, что, наверное, что-то подобное воображал себе Пушкин, когда писал «Пир по время чумы». Привокзальная площадь битком забита изрыгающими удушающие выхлопные газы машинами и моторикшами, а внутри и вовсе творится что-то бесподобное. Я обнаружила несколько касс, к которым приклеились чудовищно длинные очереди-пиявки. И кто только не стоит в этих очередях… наверное, именно в очереди за билетами можно ознакомиться со всеми кастами, сословиями и прочими структурными элементами индийского общества с древних времен до современности. Полная иллюзия смешения веков — в одной очереди и солидный индусский господин с золотыми часами, в модном пиджаке и лакированных туфлях, и ветхий седой старец в белом балахоне, с бидоном и тростью в руках; обычный горожанин в женском платке на голове, и замотанные в тряпки какие-то совершенно уж дикие на вид люди… впрочем, я уже привыкла к тому, что в Индии за внешней дикостью скрываются вполне миролюбивые люди, как привыкла и к тому, что за внешней цивилизованностью скрывается все та же индусская неподражаемая дикость нравов… и точно — солидный господин, стоящий передо мной, смачно высморкался прямо на пол, тут же срыгнул, и при этом лицо его не утратило выражения солидности, и вид его не изменил своего достоинства — сочетание несочетаемого — пора испытывать катарсис, и я почти уже начинаю смеяться, когда сзади в бок меня что-то вполне так ощутимо толкает. Кажется, кто-то тут забылся — я все-таки Белая Мэм, я попрошу помнить об этом… оборачиваясь, я была готова увидеть что угодно, только не то, что увидела — черную гигантскую КОРОВУ, о… вот он, катарсис… Корова неспешно раздвинула очередь, не обращая ни малейшего внимания на покрикивания и похлопывания индусов, пытающихся более или менее вежливо отогнать флегматичную тварь от кассы, и, обдав нас всех дружелюбной вонью, опорожнила свой кишечник и потопала дальше. В то время, как я изображала собой немую сцену из «Ревизора», индусы просто вернулись к своим делам, и корова, перебравшаяся в соседнюю очередь, просто перестала для них существовать, а куча навоза под ногами… эка невидаль, навоз… кучей больше, кучей меньше, да и вообще все это святое — и корова, и навоз, и тут же налетевшие мухи, и вот этот садху, уже наступивший босой ногой в навозную кучу и потащивший за собой дальше по вокзалу следы божественного посещения…