Шесть подозреваемых - Викас Сваруп

— Я тут, за углом подожду, — шепнул он и сунул Экети маленький конверт. — Отдашь Мунусами. Я все объяснил в записке, так что тебе даже рот раскрывать не придется. Удачи!

С этими словами нигериец отступил в тень, а онге направился к двери. Ожидавший визита слуга провел его по лестнице в кабинет, где на светло-желтом диване сидел лысеющий мужчина средних лет. Господин Мунусами был одет в белую рубашку поверх вешти[163] кремового цвета, а на его круглом лице главенствовали две особые приметы: маленькие квадратные усы, похожие на пучок волос из носа, и три горизонтальных желтых полоски на лбу.[164]

— Здравствуйте, здравствуйте, — приветствовал он Экети. Тот поклонился и передал конверт.

Пробежав глазами записку от Майка, Мунусами удрученно поднял взгляд на туземца.

— Я думал, великий Майкл Бусари пожалует собственной персоной, а вы, оказывается, всего лишь его агент.

— Дайте мне деньги, — попросил Экети.

— Вот они, — произнес Мунусами, доставая маленький чемоданчик, прежде аккуратно спрятанный за его ногами.

Стоило Экети наклониться за чемоданом, как ему в лицо, точно молния, полыхнул фонарь. Почти одновременно в комнату через разные двери ворвались пятеро полицейских, и все накинулись на туземца.

— Вы арестованы, — объявил инспектор.

Экети не успел сообразить, что происходит, как его в наручниках затолкали в полицейский фургон.

Участок представлял собой обветшалое здание, крытое деревянной черепицей. Онге посадили в большую камеру. Он жаловался, говорил, что невиновен, обращался на ломаном английском к охранникам, но ему пригрозили бамбуковыми дубинками. В конце концов Экети свернулся калачиком на цементном полу и стал ждать, когда же придет его друг и все разъяснится. Тогда-то уж его немедленно выпустят на свободу.

Однако близился вечер второго дня, а Майка до сих пор не было. Зато появился некий инспектор Сатья Пракаш Пандей из бихарской полиции — толстяк, беспрестанно жевавший паан.[165] Его суровое лицо с завитыми кверху усами горело нетерпеливым раздражением, придававшим ему сходство с диким зверем, посаженным на короткий поводок. Утешало только одно: этот человек изъяснялся на хинди.

— Я приехал, чтобы забрать тебя на Патну, — сообщил он Экети. — В наших краях Майкл Бусари разыскивается по обвинению в убийстве.

— В убийстве?

— Да. Он провел одного бизнесмена, который покончил жизнь самоубийством. Теперь ты, гад, будешь нашим главным свидетелем на суде против Бусари.

— Но Майк — хороший человек.

— Хороший? — усмехнулся инспектор. — Твой босс Майкл Бусари, он же Ястреб, объявлен в розыск в связи с четырнадцатью случаями мошенничества в семи разных штатах. Несколько бизнесменов поддались на его аферы с поддельными нефтяными инвестициями. Наконец мы устроили на него засаду здесь, в Ченнае. Господин Мунусами сыграл роль приманки. По нашим расчетам, Бусари должен был угодить в ловушку, а вместо этого в нее попался ты. Скажи, ты тоже из Нигерии?

— Нет. Я Джиба Корва из Джаркханда.

— Из Джаркханда? А где это — Джаркханд?

— Ну… не помню.

— Забыл, значит? Ничего, видишь этот кулак? Он прочистил мозги десяткам закоренелых гангстеров, а уж такому сопляку, как ты…

Инспектор самодовольно ухмыльнулся.

На следующий день туземца в наручниках отвезли на вокзал и посадили на поезд до Патны, в купе первого класса. Его единственным соседом был инспектор Пандей. В пятнадцать двадцать пять поезд отправился в трехдневное путешествие, а через час полицейский решил продолжить допрос.

— Ладно, ублюдок, выкладывай все как на духу, — сказал он и сплюнул сквозь железную решетку на окне кроваво-красную струю сока бетеля.

— Я же сказал, я Джиба Корва из Джаркханда, — ответил туземец.

— Что делаешь в Ченнае?

— Хочу посмотреть город.

Внезапно инспектор ударил его по лицу раскрытой ладонью. Экети покачнулся от боли.

— Не ври мне, ублюдок! — рявкнул полицейский. — Начнем сначала. Откуда ты взялся?

— Из Джаркханда.

— Как называется твоя деревня?

— Не знаю, — ответил туземец, и новый удар обжег ему щеку.

— Спрашиваю в последний раз. Или ты у меня расколешься, или живым не выйдешь из этого поезда.

Избиение продолжалось весь вечер. Потом всю ночь. И наутро. К полудню Экети совершенно сломался, не в силах терпеть побои. Беспомощно всхлипывая, он поведал свою историю — как уплыл с родного острова, как убежал от Ашока и повстречал Бусари.

Инспектор внимательно выслушал его рассказ. Потом, зарядившись новой порцией паана, довольно хмыкнул.

— Вот теперь ты, мать твою, не врешь. Все говорят, что моя рука из железа — она только так выбивает правду из подозреваемых!

Экети погладил горящую щеку.

— Вам нравится причинять людям боль?

Пандей пожал плечами:

— Иначе вашего брата не убедишь. Работа у меня такая. Как постоянное жевание бетеля — со временем входит в привычку.

— Вы бьете других, чтобы показать свою силу?

— Если честно, скорее наоборот — чтобы скрыть свою слабость, — невесть почему разоткровенничался инспектор. — Мы ведь нарочно выбираем бедных и беззащитных. Тех, которые не могут ответить.

Несколько часов они ехали, не проронив ни слова. Поезд с грохотом несся сквозь ночь. Пандей в глубокой задумчивости полулежал на своей койке. Экети сидел у раскрытого окна, подставив пылающее лицо холодному ветру. Внезапно инспектор похлопал его по плечу.

— Я тут надумал совершить одну глупость, — выдохнул он И потянулся за кожаной кобурой. Туземца точно громом поразило.

— Вы… вы меня убьете? — спросил он сдавленным от страха голосом.

— Нет, это было бы слишком просто, — в первый раз улыбнулся инспектор, доставая ключ.

— Что тогда?

— Я тебя выпускаю. Онге заглянул ему в глаза:

— Что это за игра?

— Нет, Экети. — Пандей медленно покачал головой. — Это не игpa. Это твоя жизнь. Которая не очень-то отличается от моей. Я тоже порой задыхаюсь; думаешь, легко каждый божий день иметь дело с подонками? Но иногда случаются дни, когда руки утирают слезы вдовы или возвращают безутешной матери пропавшего малыша. Ради таких мгновений и стоит жить.

Экети посмотрел в окно. Оно было словно задернуто темной бархатной шторой. Правда, у самого горизонта светились огни далекого города.

— У меня два сына, — продолжал инспектор. — Папа для них — герой, который сажает убийц и преступников. А на самом деле он обычный человек, пытающийся бороться с системой, в основном безуспешно. Я знаю, что ты невиновен. Если тебя отпустить, это будет маленькая, но все же победа. — Он сверился с наручными часами. — Сейчас мы подъезжаем к Варанаси. Тебе нужно дернуть вот за эту штуку, — полицейский указал на стоп-кран у себя над головой, — и поезд остановится. Тогда ты пулей вылетаешь из купе и растворяешься в ночи. А я заявлю, что нечаянно уснул и пропустил твой побег.

— Зачем вы это делаете?

— Ради твоей мечты. Ради того, во что верят мои дети. Если поедешь со мной в Патну, тебя сгноят в камере за пять, а то и больше лет в ожидании суда. Так что беги, пока есть возможность.

— Куда мне бежать?

— Лучшего места, чем Варанаси, не найти. Люди приезжают сюда умирать. А я посылаю тебя туда, чтобы жить. — Инспектор вставил ключ и открыл наручники. — Только помни… — Он поднял палец. — Страна у нас особенная, необычная. Здесь можно встретить и лучших, и худших людей на свете. Испытать на себе не сравнимую ни с чем доброту и нечеловеческую жестокость. Если желаешь выжить, начни мыслить по-новому. Никому больше не доверяй. Ни на кого не рассчитывай. С этого дня ты сам по себе.

— Тогда, может быть, мне лучше вернуться на остров, — пробормотал Экети, разминая натертые наручниками запястья.

— Сам решай. Жизнь может быть мерзкой, а может быть и прекрасной. Делай что хочешь, только держись подальше от полицейских. Не все же такие, как я.

— Если я убегу, у вас будут неприятности?

— Наверное, заведут еще одно дело по факту моей небрежности и некомпетентности. Мне уже наплевать, я выбываю из этого крысиного забега. А для тебя он, похоже, лишь начинается. Удачи, и не забудь свой мешок.

Экети повесил поддельный «Адидас» на плечо, а тем временем Пандей достал из кармана рубашки несколько мятых купюр.

— Возьми. На несколько дней должно хватить.

— Я вас не забуду, — проговорил Экети, принимая деньги с глазами, полными слез.

Инспектор ответил ему слабой улыбкой и кратким рукопожатием.

— Ну что ты, мать твою, стоишь и ревешь, как девчонка? Дергай уже этот чертов кран, — цыкнул он и натянул на голову желтовато-коричневое одеяло.

У Экети сильно болели ноги. Два с лишним часа подряд он бежал, сокращая путь через густые заросли сахарного тростника и сонные деревушки, навстречу манящему свету большого города, и вот оказался в самом сердце Варанаси, в перенаселенном Чоук. Однако мерцающие огни уже погасли, а улицы были пусты. В округе царила зловещая тишина; разве что где-то залает собака или случайно проедет машина. На обочинах у дверей закрытых лавок спали бездомные попрошайки. У входа в старинный храм дежурил отряд полиции.