Великий антракт - Александр Широкорад

23 августа Гендерсон был вызван к Гитлеру, который вручил ему официальный ответ на письмо Чемберлена. Документ содержал следующие положения: «1) Германия хотела мира и согласования интересов с Англией в Европе. 2) Данциг и «Польский коридор» должны принадлежать Германии. Это давно признано в самой Англии многими политическими деятелями и учеными. 3) Германия пыталась мирно разрешить вопрос с Польшей; Англия этому помешала. 4) Английские гарантии вызвали со стороны поляков «зверства» против немцев. 5) Германия предупреждала Польшу, что не может терпеть провокаций и ультиматумов данцигскому сенату. 6) Гитлер согласен, что война с Англией будет долгой, однако Германия к этому готова. 7) Если Англия и Франция будут продолжать военные приготовления, в Германии будет произведена всеобщая мобилизация. 8) Мир в Европе может быть спасен не Германией, а теми, кто повинен в «преступлениях Версаля».

«Я всю жизнь стремился к англо-германской дружбе, – жаловался Гитлер Гендерсону, – но поведение английской дипломатии, по крайней мере до сих пор, убедило меня в бесполезности этих попыток»[113].

Коснувшись советско-германского договора от 23 августа, Гитлер заявил Гендерсону, что Германии не придется вести войну на два фронта. «Россия и Германия не будут больше воевать друг против друга ни при каких обстоятельствах».

30 августа после полуночи Гендерсон попросил нового приема у Риббентропа. Посол только что получил ответ британского правительства на ноту Гитлера. В ответе сообщалось, что правительство Великобритании согласно с необходимостью повести переговоры в ускоренном порядке; при этом оно выражает пожелание, чтобы во время переговоров не предпринимались никакие военные действия и чтобы до разрешения спорных вопросов в Данциге сохранялось status quo.

В ответ Риббентроп зачитал последние германские предложения. Они сводились к тому, что Данциг немедленно возвращается Германии; вопрос о «Польском коридоре» решается плебисцитом, в котором участвуют немцы, жившие на этой территории до 1 января 1918 г., родившиеся там, а также высланные оттуда. Польские власти, чиновники и полиция должны быть удалены из этой области к моменту плебисцита.

Западные союзники и поляки не рискнули отвергнуть германские предложения и не выдвигали контрпредложения, то есть попросту тянули время. Бек заявил: «Польша предпочитает Данциг миру»[114]. В Англии и Франции шли лихорадочные военные приготовления.

Следует отметить, что поляки в пику Гитлеру усилили давление на Данциг и преследовали немцев в Польше.

«В середине августа поляки в качестве предупредительной меры провели сотни арестов среди местных немцев. На немецкие издательства и органы печати наложили запрет. 24 августа восемь немцев, арестованных в Верхней Силезии, были расстреляны по пути в тюрьму». Сия цитата не из речей Геббельса, а из монографии голландского антифашиста Луи де Ионга[115].

В первые же дни войны польская армия потерпела полное поражение. Уже 3 сентября, то есть на третий день войны, маршал Рыдз-Смиглы, главнокомандующий польскими вооруженными силами, отдал приказ Главному штабу: «В связи со сложившейся обстановкой и комплексом проблем, которые поставил ход событий в порядок дня, следует ориентировать ось отхода наших вооруженных сил не просто на восток, в сторону России, связанной пактом с немцами, а на юго-восток, в сторону союзной Румынии и благоприятно относящейся к Польше Венгрии».

Это был приказ не об отступлении, а о бегстве, причем не в тыл, а на юг, вдоль фронта наступавших немцев.

7 сентября Рыдз-Смиглы бросил командный пункт в Варшаве и ретировался в Брестскую крепость. Как писал Юрий Мухин: «По приезде в Брест Рыдз-Смиглы выяснил, что крепость не имеет связи. Ни с кем. Начали тянуть линии и через 12 часов установили связь с одной армией. Но поляки не тратили время даром, готовясь к войне, поэтому у Рыдз-Смиглы была и радиостанция, которая прибыла в Брест на четырех грузовиках. Правда, когда Рыдз-Смиглы драпал из Варшавы, то успел захватить с собой только самое ценное и нужное. Шифры и коды для переговоров по радио с войсками в этот список не попали, поэтому их отправили из Варшавы в Брест поездом. А когда они приехали в Брест, немцы уже отбомбились, и радиостанция вышла из строя. Однако находчивые поляки нашли выход, и Рыдз-Смиглы войсками управлял так.

Генерал Стахевич получал от войск донесения и с помощью мотоциклиста по забитым беженцами дорогам отправлял их в Брест. Здесь Рыдз-Смиглы принимал решение, это решение отправлялось в штаб Бурской военной флотилии, в котором была радиостанция, с ее помощью донесение передавалось в штаб Военно-морского флота в Варшаве, оттуда Стахевичу, а Стахевич передавал его в войска, которым оно уже было нужно как зайцу стоп-сигнал.

Рыдз-Смиглы был настоящий польский полководец, то есть твердо знал, что польская армия существует для того, чтобы спасти его, Рыдз-Смиглы, шкуру. Истребительная авиабригада, защищающая небо над Варшавой, и артиллерия ПВО так или иначе боролись с немецкими налетами. К примеру, польские летчики сбили над Варшавой 3 сентября три немецких самолета, 5 сентября – 9 и 6-го – 15. Однако с бегством Рыдз-Смиглы и эта авиабригада, и часть артиллерии были сняты и переведены в Брест. Теперь немцы могли бомбить Варшаву без проблем, что они и делали…

Но и эта брестская идиллия длилась недолго, уже 10 сентября Рыдз-Смиглы смазал пятки салом и рванул в благословенную Румынию через Владимир-Волынский, Млынов и Коломыю»[116].

Возможно, кому-то не понравится стиль Мухина, но, увы, все написанное – исключительная правда.

Остальные члены польского правительства 5 сентября убыли из Варшавы в Люблин, оттуда – в Кременец, а уже из Кременца 13 сентября пересекли мост через Днестр и благополучно прибыли в Румынию.

Как поляки воевали, хорошо свидетельствуют цифры германских потерь. С 1 сентября по 15 октября вермахт потерял 16 343 человека убитыми и 320 пропавшими без вести (Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии. 1933–1945. Т. II. С. 139).

Для сравнения, с 22 июня по 31 августа 1941 г., то есть примерно за тот же период, потери немцев на Восточном фронте составили: убитыми – 87 483 человека, пропавшими без вести – 19 688 человек, то есть в 6,5 раза больше. За то же время Красная Армия вывела из строя около 60 % германских танков, из них 30 % – безвозвратно.

Глава 22. Освободительный поход Красной Армии

В первых числах сентября 1939 г. перед советским правительством встал вопрос, что делать в сложившейся обстановке? Теоретически были возможны три варианта: 1 – начать войну с Германией; 2 – занять часть территории Польши, населенной белорусами и украинцами; 3 – вообще ничего не делать.

О первом варианте, то есть о войне СССР с Германией и Японией в одиночку и при враждебном отношении Англии и Франции, уже говорилось. Третий вариант дал бы немцам возможность сэкономить несколько недель в 1941 г. и позволил бы взять Москву еще в августе-сентябре 1941 г. И дело тут не столько в потерях личного состава вермахта в летнюю кампанию 1941 г., а в выходе из строя бронетехники и автомобилей. Русские дороги – «семь загибов на версту» – летом-осенью 1941 г. вывели из строя до 80 % германской техники. Трофейные французские автомобили вышли из строя еще до Смоленска, а затем стали лететь и германские автомобили, включая полугусеничные. Уже в июле люфтваффе пришлось организовать доставку танковых двигателей и других запчастей по воздуху[117]. А в сентябре-октябре германские солдаты начали шарить по русским деревням и забирать худых советских лошаденок и крестьянские телеги. Тысячи пленных были расконвоированы и посажены ездовыми на эти телеги. Но все эти экстраординарные меры не спасли передовые части вермахта, в ноябре-декабре 1941 г. остро ощущавшие дефицит топлива и боеприпасов.

Так что оставался только второй вариант, и советские войска 17 сентября перешли польскую границу, формально нарушив польско-советский пакт о ненападении 1932 г. Почему формально? Ну, представьте, вы заключили договор с дееспособным человеком, а теперь он хрипит в агонии. Можно ли по-прежнему считать договор действительным? В частной жизни можно попытаться заставить выполнить условия договора наследников или страховую компанию. 17 сентября у Польши не было наследников, если не считать Германии. Международное право предусматривает аннулирование договора, если государство-контрагент прекращает свое существование. Правда, нашелся некий «известный советский историк» М.И. Семиряга, который утверждал, что, мол, договоры продолжают сохранять свое действие, «если государство-контрагент прекращает существование… если его высшие органы продолжают олицетворять его суверенитет в эмиграции, как было с польским правительством»[118].