Цель неизвестна - Марик Лернер

— По справедливости и нашей договоренности половинка этой суммы ваша, — бухнул доктор. — Без вашей протекции я ничего бы не получил.

— Если честно, речь не шла о подобных выплатах. Мы обговорили лишь стоимость моего препарата. Немалую, замечу. Но такие деньжищи?! Простите, не могу согласиться с вами и принять.

— Я настаиваю!

— Вы еще предложите ваше жалованье разделить.

— Будете упираться — подумаю о таком требовании.

— Неужели не жалко? Две с половиной тысячи рублей! Девку можно за десяток-другой купить.

— Не суть, жаль или нет. Честь дороже!

Ну хорошо, что я не настолько идеален и не повернут на альтруизме. Деньги в жизни, безусловно, не главное, но существовать без них гораздо труднее.

— Ну?! — грозно потребовал Санхец.

— Сдаюсь. Ваше право поступать как угодно, сообразуясь с честью шляхетской.

Глава 15. Соблазнение на пользу

— Тарас Петрович!

Он оглянулся, близоруко прищурившись.

— А, Михаил. Вознамерился вернуться в родные стены Спасской школы?

Я здесь уже больше года не бывал и, откровенно говоря, не пылаю желанием нарваться на ректора. Не боюсь, однако выслушивать упреки не особо приятно. А они в определенном смысле справедливы. Именно благодаря академии сумел так недурно зацепиться и пошел вверх. Да и дала она мне определенно многое. Не знания — ничего особо ценного из преподавания не вынес. Возможность получить передышку и вжиться в общество.

Очень разные вещи — смотреть на общество со стороны или изнутри. К примеру, я четко усвоил, насколько бесправным бывает человек. Не в том дело, что могут выпороть за нерадение в учебе. Ты обязан находиться в рамках предписанного сословного поведения. Шаг влево или вправо без связей и знакомств карается жесточайшим образом. И это касается абсолютно всех.

Недавно случайно своими глазами видел среди деловых бумаг в присутственном месте прошение не кого-нибудь, а генерала и кавалера многих орденов Апраксина. Еще петровских времен. Писано начало так: «Раб твой государской, пав на землю, челом бьет». Хорошо еще просто раб, а не холоп Ивашка.

Теперь у нас заметный прогресс наметился в бумагах. Положена более либеральная формулировка: «Всенижайше, рабски припадая к стопам Вашего Императорского Величества…» Именно положено. Не унижение, а нормальный шаблон.

Нет в России реально свободных. Любой может без вины угодить на плаху. И счастье мое, что не занесло в крепостного. Уж там бы всерьез наплакался. Вывод простейший. От добра добра не ищут, и выпавший шанс надо использовать полностью. И если кругом существуют кланы, важно создавать свой, раз уж не имеешь серьезной поддержки за спиной. Ты людям поможешь — они тебе поспособствуют.

Ничего нового здесь не придумаешь. Любой начальник, поднимаясь наверх, тянет за собой длинный хвост доверенных помощников. Беда, что я сильно хорошо принялся делать карьеру. Никого почти не знаю, а тормозить и отказываться поздно.

— Нехорошие у вас шутки, Тарас Петрович.

— А что так?

— В моем возрасте и при звании камер-юнкера да с мальчишками на одну скамью…

— Растешь, Михаил, — сказал Постников с неопределенной интонацией. — Такими темпами на будущий год в генералы пролезешь.

— А вот этого не надо! Я по военной части ничего не соображаю и отвечать за жизни солдат не хочу. Их смерти на моей душе останутся.

— Хорошо, что такие вещи понимаешь.

Да уж, не дурак. Некоторым все дается легко, а иные крупно расплачиваются за самоуверенность. Никогда не рвался в первые ряды. В середине безопаснее. И от пуль, и от излишнего внимания.

— И очень ясно вижу вашу правоту, — слегка польстить никогда не вредно. — Потому и пришел. Вы должны меня спасти.

— Не понял. Я? Отчего?

— Неудобно долго говорить на холодном ветру прямо на улице, — постаравшись не пялиться выразительно на его потрепанные одежды, говорю. — Пойдемте в нормальной обстановке побеседуем.

— Я не при деньгах, — сконфуженно признался Тарас Петрович после заминки.

— Да кто приглашает в трактир? — крайне удивляюсь.

Положительно он чрезвычайно, свыше всякой меры щепетилен. Не удивительно, что с его образованием не поднялся выше преподавателя младших классов. Или просто не хочет чувствовать себя обязанным.

— Идемте до моего флигеля. Там никто не помещает, а разговор действительно серьезный. Я бы сказал, круче некуда.

— Все со словами играете?

Нет, в очередной раз ляпнул лишнее. Хорошо не часто со мной случается, однако иногда вгоняю в ступор собеседников. Они мучаются, пытаясь вычислить, кальку из какого языка я использовал. Особенно когда треплемся с иностранцем или не на русском.

— Мне и так частенько пеняют за простонародные выражения в стихах, но вы-то должны меня понимать, — говорю уже по дороге. Не стал упрямиться, пошел. Любопытство великая вещь. — Высокопарность, изысканность, следование схемам латинского или польского языков не позволяет правильно раскрыть красоту нашего. Он ничуть не уступает по выразительности, живости и богатству выражений…

Постников усмехнулся. Прозвучало несколько двусмысленно.

— …Ни одному из европейских. Мне иногда просто не хватает словарного запаса для нужной рифмы. Приходится подбирать наиболее подходящее по смыслу.

— Ты понимаешь, что закладываешь некие новые стихотворные нормы?

— Право, не сознательно. Так доходчивее. Даже дворянство еще не настолько объевропеизировалось, чтобы успеть забыть исконную речь, полученную от мамок и нянек.

Он остро глянул. Ну об этом несколько позже в частном порядке, не на улице.

— А это и нормально. Язык — он живой. Любой. Достаточно сравнить классическую латынь, более позднюю вульгарную и произошедшие от нее итальянский, испанский, португальский, французский, И наш русский ничем в этом смысле не отличается. Развивается, впитывает в себя чужие выражения, для которых не существует нормальных аналогов. И я не про камергеров разных. Это преходяще. Есть масса вошедших в речь и никем не воспринимаемых на манер чуждых. Из церковно-славянского, то бишь скорее староболгарского, татарских языков и теперь уже европейских, в основном немецких.

— Ты пишешь новую работу?

— Почему? А. — Он, видимо, решил, что обкатываю на нем тезисы. — Нет, Тарас Петрович. Здесь огромное поле для знатоков языка. Я же в татарских ничего не понимаю. Некоторые можно определить без труда. Лошадь, артель, колчан, орда, богатырь, караул, барыш, харч. У любого есть русский стародавний аналог. Но когда и как их переняли — дело огромной сложности. Я подозреваю, существует определенная закономерность, характерная для любого языка, и она определяется математически. Только и в ней недостаточно силен.

И ведь действительно так. В высшей я ни в зуб ногой, синусы, логарифмы и им подобные все больше по формулам определял. Которые благополучно испарились, стоило выйти за порог класса. Поэтому блистать еще и на данном поприще не придется. Ну а что способен изобразить таблицу умножения и объяснить на пальцах смысл, а не заучивать долбежкой, — не удивительно. Меня учили иначе. Достаточно отложилось.

Нормальный человек в здешней школе зазубривает такое: «Умножить два числа вместе значит: дабы сыскать третие число, которое содержит в себе столько единиц из двух чисел, данных для умножения, как и другое от сих двух чисел содержит единицу».

На этом фоне простейшее определение, созданное на месте, а не выученное: «Умножение — это математическая операция, которая заключается в сложении одинаковых слагаемых определенное количество раз», — звучит нехилым откровением. И главное, натурально проще и легче запоминается учениками. Заодно и мозги не застаиваются от бесконечного повтора заумных определений.

— Попробуйте еще и это, — суетилась вокруг кухарка, предлагая созданную по моему приказу котлету с картофельным пюре.

Как обычно, я всего лишь изложил общие принципы. Все остальное она создала сама. Наверное, не очень сложно, однако без знания рецепта я бы получил нечто крайне сомнительное. Кто бы мог подумать, что в перемолотое на моей личной мясорубке в фарш мясо важно добавлять хлеб, да еще и размоченный в молоке. Удивительно напоминает домашние, от бабушки. Я много лет такого не пробовал. Вечно или подогреть в микроволновке полуфабрикат, или в ресторане по-киевски. Еще случалось бифштекс или бефсторганов. Тут я полностью пас. Про соусы не имею понятия.

— Что это? — удивился Постников, распробовав.

— Картопля.

Упорство, с каким она не желала произнести «ф» в слове, вызывало невольное уважение.

— Вкусно, — признал он удивленно.

Ну не только один вареный овощ. И масло, соль, перец. Опять же ее личная самодеятельность. Между прочим, с собой надо взять. Зачем искать другую, когда уже имеется и во всех отношениях устраивает. Выслушивает, делает по очень приблизительным наметкам и принимается самостоятельно улучшать. А французского повара мне не надо. Наелся в прошлом лукового супа. Лучше уж нормальный украинский борщ по ее рецепту. Такого и бабушка не варила.