Арабская принцесса - Таня Валько

Он обращается к Богу, поворачиваясь лицом в сторону Мекки: «Allahu akbar!»

Автомобиль направляется за город и едет гладкой, как плитка, дорогой по все более безлюдным местам. Первую машину с молчащими, словно каменными Ламией и Магдой, ведет Абдалла. Перед тем как выйти, он приказал женщинам одеться в традиционную саудовскую одежду, забрал у них красивые, вышитые драгоценными камнями абаи и вручил простецкие, без орнамента, и накидки для лица. Ни одна с ним спорить не стала, боясь, что исполнитель фатвы изменит решение в последнюю минуту и прикажет их убить. Они послушно надели плотные черные плащи, закрыли лица, что вызвало презрительную и полную удовлетворения усмешку на губах жестокого мужчины. Вторая машина набита по крышу личными вещами девушек, скрупулезно отобранными. Магде все же удалось спрятать мобильный телефон: тщательно упакованный в целлофановый мешочек аппарат она всунула во влагалище. Принцесса же тайно опорожнила секретный сейф, замаскированный тяжелым деревянным шкафом. Деньги она зашила в широкий кожаный пояс, а украшения спрятала под подкладкой в сумочке и чемодане. Немного, но все же хоть что-то, что позволит им по-своему зажить на новом месте. Последняя часть конвоя – машина с прислугой, одной женщиной на побегушках у двоюродного брата и двумя старыми нерасторопными филиппинками, которые только и могут мыть полы или уборные, а не прислуживать в доме принцессы или что-нибудь в этом роде.

После долгих восьми часов езды по обеим сторонам двухполосной дороги появляются предгорья. Горы не очень высокие, но красивые и таинственные, оранжево-красные. Вершины испещрены маленькими и большими отверстиями, возникшими в результате эрозии. Они кое-где напоминают причудливые кружева. После очередного часа езды машины выезжают на твердую каменистую трассу, через минуту переходящую в дорогу из белого гравия.

«Природа в Саудовской Аравии самая красивая, – думает Ламия, с удовольствием созерцая пейзажи. – А эти древности! – восторгается она и раздумывает: – Некоторые набатейские гробницы такие огромные, в несколько этажей. Но почему не сохранилось никаких домов, мест культа, театров или площадей? Так грустно, что они оставили после себя только кладбища. А теперь мне приходится жить в некрополе, – констатирует она, поджимая при этом губы и скрипя от злости зубами. Она злится на двоюродного брата: – Этот мерзавец знает, что делает! Знает, как можно меня сломать и уязвить!»

Принцесса опускает голову, не желая показывать злобу, горечь и ужас, которые можно прочесть в ее глазах. Магда как вкопанная. До нее ничего не доходит, она не чувствует ни голода, ни жажды. Мало трогает ее окружающая красота, а больше дикость и безлюдье этого места. «Куда этот прохвост нас вывозит?» – задает она себе вопрос, на который не находит ответа. Все свое короткое пребывание в Саудовской Аравии она не покидала столицы. «Почему это должно было случиться именно со мной? Я всегда была удачлива, выходила из самых больших передряг, а тут – крах. Закончилось. Отсюда не сбежишь, сдохнем тут напрасно!» – паникует она. Через минуту ее подбородок начинает дрожать и в голубых глазах собираются слезы. Девушка плотнее натягивает черное покрывало, закрывающее лицо. «Не доставлю ему такой радости, – думает она, наблюдая в зеркало заднего вида довольный взгляд мужчины. – В принципе, он меня незаконно вывозит! Это Ламия предана фатве, а не я! Прежде всего свяжусь с Григорием, он наверняка найдет какого-нибудь юриста. Еще этот противный саудовец за это ответит!» – радуется она, и у нее немного улучшается настроение.

На горизонте посреди огромных набатейских гробниц появляется какой-то белый объект, который контрастирует с красными песками и скалами. Издалека дворец выглядит как небольшой сарай, но по мере приближения открывается его истинный размер, проступают стиль и роскошь. Стены здания, заложенного далеко от асфальтированной трассы, контрастируют своей белизной с почти черными в эту пору дня склонами горы, у подножия которой он размещен. Высокая, около четырех метров, ограда заканчивается спирально завитой колючей проволокой на ее вершине, которая утыкана многочисленными большими лампами. Такое впечатление, они попали в Синг-Синг. Машины въезжают в открытые настежь ворота, которые с тихим звуком автоматически за ними закрываются. На этот раз Абдалла не должен прятать камеры, которые приказал вмонтировать во всех уязвимых местах. «Кто будет смотреть эти фильмы со мной в главной роли? Ведь не находящиеся здесь женщины? А может, эта его доносчица будет ему передавать, что здесь творится? Нужно быть осторожной и тщательно осмотреть дом изнутри. Если дедушка дал деньги на такое, это значит, что он знает, где я. Наверняка раньше или позже он придет и прикажет меня выпустить. Я в этом убеждена! – радуется она. – Только бы это не длилось годами». Принцесса тяжело вздыхает.

Помещения дворца обставлены аскетично. Вся мебель заказана, наверное, у местных неумелых столяров. Столы, стулья и шкафы из неотесанного и неокрашенного дерева, на кроватях только тонкие матрасы, толстые грубые пледы и твердые подушки. Не видно никакого украшения, ни одного ковра, скатерти или цветной накидки. Белые стены просто бьют в глаза, потому что на них нет никакой картинки, плаката или даже таблички с сурами из Корана. Девушки вздыхают и закрываются в выбранных ими комнатах.

– Спокойной ночи, Ламия, – прощается полька.

– Спокойной ночи, Магда.

Принцесса просто сжимает зубы, чтобы не кричать и не плакать. «Завтра тоже будет день». Она не знает, лучше он будет или нет, чем сегодняшний. У нее уже нет сил кого-либо утешать, потому что она сама полностью сломлена.

– У вас три служанки, и, считаю, это даже слишком много, – сообщает Абдалла, уходя. – Деньги на все необходимое буду присылать вашему местному опекуну. Так как он не может входит внутрь, все будет вам передавать со своей целомудренной дочерью Ханифой. Ее вам не удастся сбить с пути истинного: она богобоязненная, воспитанная девушка. Отец воспитал ее в соответствии с мусульманским законом, она будет хорошей женой и матерью.

– Сочувствую ей, – вырывается у принцессы, которая прикусывает язык слишком поздно.

– Ты хочешь доиграться?! – двоюродный брат делает решительный шаг вперед и поднимает руку. Но Ламия поворачивается, бежит в свою комнату и запирает дверь на ключ.

– Во имя Аллаха!

Принцесса впервые с незапамятных времен взывает к Богу.

«Дедушка, – шепчет она мысленно. – Дедушка, любимый! Молю тебя, не забудь обо мне!»

Ханифа не верит собственным ушам. Как это возможно?! Свершилось чудо! Неужели добрый и милостивый Аллах ее услышал?

– Не воображай слишком много! – отец повышает голос и сжимает кулаки. – Ты должна держать себя в узде: если принесешь мне стыд и позор, то не хотел бы я быть в твоей шкуре! – угрожает он.

– Да, отец, – девушка покорно опускает взгляд. – Я не подведу тебя.

– И ты не должна слушать то, что те испорченные женщины будут тебе говорить! Поняла? – нервничает он, а его лицо заливает бордовый румянец.

– Да, отец. Не буду. Буду только служить и как можно быстрее возвращаться домой.

У Ханифы от радости просто дрожь во всем теле. Как же ей хочется поговорить об этом с мамой! Но сейчас она должна держать язык за зубами. «Как только он уйдет, мы сможем говорить до упаду».

– Он выпускает тебя? Wallahi! Ты увидишь мир! Увидишь, как он прекрасен! Я уже, наверное, не смогу перейти даже через улицу! С террасы на крыше я вижу огромные перемены. Много машин появилось в нашем поселке! Вообще не могу понять, что происходит! Уже никто не ездит на верблюдах! – выкрикивает мать удивленно. – Как семнадцать лет тому назад твой отец закрыл за мной дверь этого дома, который тогда стоял на полном безлюдье, большинство людей жило еще в оазисе Аль-Ула. А сейчас вокруг нас полно вилл! И построили такие большие здания! Одно – это школа для девочек, в которую ты пару лет ходила, а второе – это больница, куда привез тебя отец, когда ты сломала руку.

Последние слова она произносит с тяжелым сердцем, потому что отчетливо помнит их визит к доктору. Это было после того, как ее муж избил дочь до потери сознания, когда единственный раз в жизни она попыталась ему возразить.

– Мама, по крайней мере друг другу не будем врать, хорошо? – просит Ханифа, недовольно сопя. – Ведь мы полностью потеряли понимание, что правда, что ложь.

– Извини, любимая. Мы обе знаем, почему он позволил тебе тогда выйти из дому. Но это было для тебя в последний раз. Как же ты отбивалась от заключения! Сколько в тебе было отваги и отчаяния! – вздыхает мать, удивляясь любимой девочке. – Но никто и ничто не поможет женщине. Такая у нас судьба.

– Но теперь ситуация изменилась, – смеется девушка. – Нужно верить, что о нас заботятся.