Крылья империи - Владислав Кузнецов

Миних определил кампанию 1767 года как свой последний бой. Восемьдесят четыре года, несмотря на полный набор зубов и успех у придворных красавиц, давали себя знать. Фельдмаршал понимал — если не со дня на день, то с года на год — свалится. А уйти доброй волей в отставку или на синекуру было не в его характере. Тем более что записки свои он уже завершил. Осталась одна, последняя глава. И, если повезет, он не напишет ее сам!

Поначалу, когда он вернулся из ссылки, казалось, двадцать лет упали с плеч. Но — лучшие места были заняты молодыми полководцами, славными победами не над турками и татарами, но — битьем весьма недурной европейской армии. И он вернулся к тому, с чего когда-то начинал — к строительству крепостей. И тут стало твориться неладное. Некто Сипягин притащил ворох чертежей, с пеной у рта доказывал, что крепостям стены не нужны. Миних с ним вежливо не согласился. А потом пришел приказ Петра с контрассигнацией — строить по тенальной системе. Рвы, капониры. И никаких бастионов! Даже прекрасных многоярусных башен, как у некоторых европейских радикалов наподобие Монталамбера, не было. Земля и сталь! А вместо камня — бетон. Миних прикидывал так и этак — получалось очевидное уродство. Однако уродство эффективное. Фельдмаршал строил укрепления по новой системе. Удовольствия же от созерцания новых крепостей уже не получал. И понемногу начинал этой службой тяготиться.

Поэтому когда около года назад к нему с обыкновенной застенчивой бесцеремонностью явился его сибирский знакомец князь Тембенчинский, и рассказал о планируемой операции против Турции — причем в подчеркнуто сдержанном тоне, фельдмаршал сердцем прочитал недоговоренности. И дернул за все веревочки наверх, которые у него еще оставались. В том числе — за самого Тембенчинского. А заодно лично явился к царю и честно выложил свои солдатские мысли.

— Десант в Босфор дело рискованное, — сказал он, — а потому, государь, негоже отправлять туда молодого, растущего генерала. Или того, кто уже достиг вершины, но еще много лет может водить полки. Солдат можно обучить новых. Хороший же полководец — дар божий. Если неудача — кем заменить, скажем, Румянцева? Послать кого не жалко — загубит операцию. В таких делах все висит на командире. А я, хоть и старик, еще одну кампанию вынесу. Да и — хочется уйти со славой. Много я людей за свою карьеру отправил на смерть. Не повел, это ладно бы — а именно послал. Мне скоро отправляться туда. Вверх или вниз — неважно, солдаты есть везде. И я подозреваю, что полководцев, умерших в своей постели, они не слишком уважают…

Так он стал командующим десантным корпусом при Черноморском флоте. Корпус предстояло обучить, а флот построить. Потом были боевые испытания под Очаковым, стычки с турецким флотом в Керченском проливе и на Кинбурнской косе. Турецкий флот действовал избыточно осторожно из уважения к русским, уже сорвавшим план войны на суше. Русский — из-за крайне малой численности. Днепровский канал, в обход порогов, Донской канал, в обход мелей, были уже выкопаны и по ним непрерывно сплавлялись баржи с припасами. Вниз по течению не требовались ни бурлаки, ни паруса, ни весла. В устье их хватали на буксир галеры и волокли по соленым хлябям туда, куда Миних показывал пальцем. На месте их прикапывали на мелководье, в качестве пристаней, или вытаскивали на берег и использовали под жилье и склады. Рядом насыпался вал, откапывался ров, ставилась стволами в море тяжелая батарея — форт готов, место занято, турецкий флот тут больше не пристанет. Новые города называли, согласно традиции, немецкими именами.

Лейтштадт пристроился на Южном Буге, Шиффенбург — на выходе из Днепровского канала. Миних мотался между ними, как моль вокруг лампы. Там — встречал новые полки, тут — инспектировал транспорты.

Вот и новый полк топает по сходням. Тяжело топает, потому как тяжелая пехота. Спешенные для десанта карабинеры. Полковой командир вскидывает руку в приветствии.

Какай-какой полк? И, маслом по сердцу:

— Фельдмаршала Миниха карабинерный!

Когда-то он был фельдмаршала Миниха кирасирским. Назван за заслуги, в честь полководца — как корабль. Потом, при Елизавете, именовался сначала бывшим Миниховским, а потом не то Воронежским, не то Астраханским. А вот теперь полку вернули имя.

— И, разумеется, мы настояли на отправке к вам, хоть мы и не пехота, — объяснял полковник, крутя уставный кавалерийский ус, — полк укомплектован хитро — половина русских, половина остзейских немцев. За вами все пойдут в любое пекло…

Остров Тенедос был занят на всякий случай. Чтобы было место для отступления при неудаче. И для снабжения. Баглир, наверное, был первым флотоводцем, рискнувшим применить на море методу Валленштейна. Флот на подножном корму. Источником снабжения русского флота в Эгейском море должны были стать, согласно плану, закупки в Италии. После марсельского скандала все родственники и союзники французского королевского дома закрыли для эскадры свои порты, дружественные же находились исключительно сверху голенища итальянского сапога, а бегать туда-сюда вокруг Греции не хотелось. Вот Баглир и решил — снабжаться при помощи крейсерских операций. Но увидел лучший вариант, и радостно за него уцепился.

Изначально планировалось вести крейсерские операции своими кораблями, вплоть до линейных фрегатов. Но — на остров собралось изрядное количество греческих пиратов, готовых за каперский патент обязаться продавать все призы русским. По сходной цене, конечно.

Если капитан разбойничает на море сам по себе, это называется пиратством, если с благословения какой-нибудь державы, это называется каперством, а если он военный — то крейсерством. По сути — то же самое. Еще, конечно, разнится степень зверства. Военные берут пленных. Даже турки. Каперы тоже изредка благородничали, но чаще просто оставляют экипажу захваченного судна — приза — шлюпку. Мол, живы — радуйтесь. И гребите, гребите. Пираты же обычно предпочитали устроить резню, если только не подторговывали рабами и не нуждались в гребцах, как алжирцы.

Греки, явившиеся на собственных суденышках, относились к последнему сорту. Но — русский флот получал в лице эллинских пиратов отличную разведку. И высвободил легкие силы для более веселого занятия — набеговых операций. А пираты обрели острове Тенедос — хоть в Тортугу переименовывай — хорошо защищенную базу и гарантированного скупщика награбленного. Скупщика щедрого. Туркам же всяко выходило разорение, что от русских крейсеров, что от греческих пиратов.

Целью набеговых операций были небольшие турецкие гарнизоны, расположенные вблизи берега. Основной добычей — военные припасы и провиант.

Шли дни, и однажды князь Тембенчинский заявил скучающему Грейгу, что пора начинать настоящее дело. В конце концов, подходит уговоренный срок.

Первое дело было разбить турецкий флот, после нескольких перестрелок, провозглашенных победами, проникшийся к русскому флоту уважением, и никак не желавший из Дарданелл выходить на решительную битву.

Для этого пришлось организовать провокацию. Русский флот торжественно вышел в море. Все знали — он идет разорять побережье и бунтовать греков.

И точно — скоро русские линкоры были замечены у греческих берегов.

Капитан Кэмпбэлл получил приказ на своем «Гае Дуилии» в компании трех малых фрегатов навестить город Салоники, и содрать с него контрибуцию под угрозой обстрела брандскугелями. Фрегаты поддержки маячили у него за спиной так, чтобы с берега видно было только верхушки мачт. И можно было предположить, что здоровенный семидесятипушечник послан от большой эскадры мимоходом собрать дань, как самый мелкий и быстрый. И правда, быстрый. Как только деньги были доставлены на борт, «Дуилий», несмотря на очень свежий ветер, поставил все паруса, вплоть до лунных и триселей, захлопнул орудийные порты и лихо рванул в море, едва не чертя реями по воде. Что Кэмпбэлл делал внутри с пушками и балластом, относилось к области редкого искусства балансировки — линкор же не швертбот. Знающие люди на берегу восхищенно присвистывали. То, что на верхних палубах орудий нет, а на нижнем деке они только с одной стороны, на берегу не знали. Как и того, что на линкоре вместо восьмисот человек экипажа — двести, и те палубная команда. «Дуилий» временно из боевого корабля был превращен в пугач. Задач у него было две. Главная — убедить турок, что основные силы русского флота фланируют вдоль греческого побережья, удаляясь от своей базы к югу и западу. И второстепенная — сохранить корабль в том случае, если Тембенчинский и Грейг неправильно оценили характер противника. Для обеих целей скорость была куда важнее вооружения. Одни же фрегаты послать было нельзя. Вот и пришлось делать настоящий линкор фальшивым.

Кэмпбэлл рисковал, изображая гоночную яхту, напрасно — но ясно это стало только потом, когда снятые с «Дуилия» орудия открыли огонь по турецкому десанту, всей мощью навалившемуся на гарнизон Тенедоса.