Литературные первопроходцы Дальнего Востока - Василий Олегович Авченко

Как ни странно, это был оазис свободы, говорит дальневосточный литератор, эколог Анатолий Викторович Лебедев, в своё время живший в Певеке и Магадане, друживший с Куваевым и писателями его круга: «Тогда было настоящее паломничество в Магадан, на Чукотку, туда бежали вольнодумцы. В Магадане я встречался с диссидентом Андреем Амальриком[419] у другого диссидента – Мирона Этлиса[420]. Моя жена работала на телефонной станции, куда зимой стягивались бичи, философы, художники, поэты… Север был территорией свободы. Была романтика, были заработки, но была и особая атмосфера. Когда, чтобы выжить, нужно сопротивляться дикой природе, – это создаёт совершенно иной формат мироощущения, поведения, мышления».

Своим появлением на свет Магадан обязан геологии – открытию промышленных запасов золота Юрием Александровичем Билибиным[421] и его соратниками по Первой Колымской экспедиции 1928–1929 годов. Это город северного аскетического достоинства, «восточный Петербург»; гостеприимный, светлый, деликатный. Со своим лицом и удивительной биографией, с мощнейшей интеллектуальной составляющей. С традициями бичевыми и лагерными – но также производственными, научными, культурными.

Младший научный сотрудник

«Геолог начинается с тридцати», – говорит герой «Территории» Катинский. А по-настоящему созревает ещё позже – ближе к пятидесяти.

Случай Олега Куваева нетипичен: неостепенённый молодой «мэнээс» внедряет новые методы, выдвигает смелые гипотезы, и всё это – за какие-то несколько лет. С острова Врангеля Куваев писал, что набрал для диссертации уникальные материалы – года через три, мол, даже помимо своей воли будешь кандидатом наук. Но тут же оговаривался: «Север надоел уже порядком… Закончу отчёт, напишу пару статей и уволюсь к чертям, снова буду вольным художником». В науке для него было слишком много бюрократии и рутины. В начале 1960-х он писал Андрею Попову: «Сейчас у меня богатейшие возможности для научной работы и карьеры. Можно даже говорить о кандидатской кличке через четыре-пять лет при определённой интенсивности труда. Ну а дальше что?» В 1963-м – сестре Галине: «Наука сейчас стала производством, делается массами и, значит, романтики в ней нет… Единственно, что мне помогает выдерживать или, вернее, поддерживать интерес к работе, – это экзотичность всех моих затей». В рассказе «Старый-престарый способ дороги» Куваев подпишется под словами исследователя Гренландии и арктической Канады Кнуда Расмуссена[422]: «Я счастлив, что родился в то время, когда санные экспедиции на собаках ещё не отжили свой век». И добавит от себя: «Может быть, лет через пятьсот, в ультракосмические времена, вот так же будет радоваться человек, которому вдруг понадобится зачем-либо заново изучить ремесло плотника».

Олег Куваев пытался организовать работы в Ледовитом океане на подлодке, мечтал отправиться на поиски золотой статуи одноглазого народа аримаспов на Урале и олгой-хорхоя – гигантского червя пустыни Гоби, убивающего людей и скот на расстоянии (о нём Куваев узнал из рассказа фантаста, палеонтолога, доктора биологических наук Ивана Антоновича Ефремова[423]). Вместе с канадским писателем, экологом, общественным деятелем Фарли Моуэтом собирался искать гигантского «кадьяк-медведя», которого тут же переименовал в «коньяк-медведя». В 1969-м мог пойти в Атлантику и Индийский океан от журнала «Вокруг света» на рыболовном судне, в 1973-м – в Африку, но не вышло. Писал Андрею Попову: «Мир велик, до того велик, что просто хочется локти себе кусать оттого, что нельзя охватить его весь, всё повидать». Летом 1974-го почти получилось – Куваев чуть не отбыл на барке «Крузенштерн» в загранплавание, но снова сорвалось. В последние годы сосредоточился на самом заветном и грандиозном замысле: втроём-вчетвером пройти Северным морским путём на парусно-моторной лодке – дорогой русских первопроходцев, только в обратном направлении, от Певека до Архангельска. Тоже не успел…

Каким он был учёным? Изучение работ геофизика Олега Куваева позволяет утверждать: в науке он был человеком не случайным, пусть и говорил, что пошёл в геологи лишь для того, чтобы бродить с ружьём по тайге или тундре. Куваев был талантливым геофизиком, способным сделать в науке многое. Он и сделал – что успел: внедрил на Чукотке новую методику геофизических исследований, провёл важные измерения на побережье и шельфе Северного Ледовитого океана. Другое дело, что учёным он пробыл слишком недолго. Не желал ходить каждое утро на службу, даже если это не завод, а НИИ и «офисный сезон» длится далеко не круглый год…

Борис Седов: «Статьи Куваева свидетельствуют о его высоком профессионализме. Написание диссертации было не за горами. Если бы Олег продолжил геофизические исследования, это сделало бы его крупным учёным. Он был добросовестным, толковым инженером-геофизиком. Но перед ним ещё во время работы в СВГУ стоял вопрос: быть писателем или учёным?» Николай Шило: «В нашем коллективе он успешно рос как геолог и как специалист, был нужен институту. И как к человеку у меня к нему не было претензий, мы с ним неоднократно с удовольствием беседовали». Член-корреспондент РАН, в 2004–2017 годах – директор СВКНИИ Николай Анатольевич Горячев: «Трудно сказать, мог ли он состояться как учёный. Я знаю много людей умных, достойных, но внутренне не собранных. Они не хотят тратить время на формальности, научный аппарат, выполнять все требования».

Примерно то же говорил и сам Олег Куваев о себе: есть идеи, есть организаторский огонёк – нет системы и усидчивости. Кандидатом он так и не стал. В 1969-м признавался: «Чертовски только жалею, что диссертацию не добил. И перед собой, и перед Шило неловко».

Ностальгировавший по временам романтической геологии, когда полевые отчёты писались в «свободном и ярком стиле рассказов о путешествиях»[424], геофизик Олег Куваев оставил несколько научных работ. Неспециалисту читать их непросто из-за обилия терминов и формул. Это отчёты о работе отряда в 1958-м и партии в 1959-м, статьи «Особенности интерпретации данных ВЭЗ способом дискретного ρ2 в условиях маломощных наносов» и «Способ ускоренной проверки температурных кривых гравиметров типа ГАК и “Норгард”», ещё несколько документов…

Первая книга могла выйти у него в Магадане ещё в 1960 году, причём научно-популярная – своего рода геологический ликбез. Текст этой брошюры под названием «Рабочему геологической партии» сохранился.

В разделе «Основные понятия о геологической науке» Олег Куваев излагает теории образования Земли, говорит о космосе, горячо защищает гипотезу о существовании Атлантиды, пишет о вулкане Чимборасо, гейзерах, землетрясениях, цунами, вечной мерзлоте… Здесь чувствуются традиции Обручева, Ферсмана[425], Ефремова, Вернадского[426] – великих популяризаторов геологии, которым удалось реализовать не только талант учёного, но литературный, философский или даже мистический дар; применить все методы познания действительности – научный, художественный, религиозный. По мере развития науки воцаряются узкая и даже сверхузкая специализации, что неизбежно, но, с другой стороны, с концом эпохи всеобъемлющих гениев, подобных Леонардо да Винчи или Ломоносову, ушло нечто важное – поэзия, ощущение сопричастности удивительному и загадочному космосу.

Раздел «Система организации геологической службы» суше и конкретнее. Автор рассказывает, что такое геологическая карта, как