Отличный парень - Кристина Арноти

Анук послушно выполняет его приказ.

Они останавливаются на красный свет. Какой-то чернокожий мужчина проходит впереди и слегка стучит по капоту их машины.

— …белый… — слышит Анук.

— Мы не нравимся ему.

Стив пожимает плечами. Другой чернокожий, идущий по пешеходной дорожке, тычет в них пальцем… и вновь она слышит: «…белый…»

Улицы запружены народом. Здесь черные чувствуют себя хозяевами в доме. Шумные стайки черных ребятишек молниеносно срываются с места на место.

— «…белый…»

Вновь кто-то барабанит кулаком по их машине. Стив нажимает на акселератор. Скопление людей. Крик… Черная окровавленная плоть. «Нет, — кричит какая-то женщина, — он ничего не сделал!» Они никогда не узнают, о чем горюет эта женщина. Приземистые четырехэтажные дома, балконы. И повсюду черные, словно тараканы, вылезающие со всех щелей. Жарко. Здесь живут, любят, едят и умирают на улице. Крик. Детское лицо. Круглые глаза, торчащие во все стороны курчавые волосы. Чернокожая красотка поравнялась с фонарным столбом; крутобедрая, в шелковой мини-юбке; под легкой блузкой агрессивно вздымаются вверх ее крепкие груди; у нее такие длинные ноги, что кажется, будто они растут от зубов; всем своим видом она словно бросает вызов общественной морали.

— …белый… — произносит кто-то.

Стив благодарит его, не опуская стекло.

— Он сказал «белый»? — спрашивает Анук.

— Нет. Он произнес: свет. Я не включил фары.

Рядом с ними останавливается полицейская машина. Двое полицейских выскакивают на тротуар и мгновенно скручивают какого-то типа, похожего на черную тень. Улицы постепенно заполняют толпы чернокожих. Сердце Анук учащенно бьется. Какое красивое зрелище. Толпы чернокожих ребятишек. Мужчины и женщины неторопливым потоком растекаются по улицам. Рослый мужчина протягивает руки, словно благословляет толпу. «Иисус, Иисус, Иисус…» Импровизированный хор из стоящих на ногах, коленопреклоненных и распростертых на земле людей вторит ему: «Иисус, Иисус, Иисус».

— Стив, — говорит она, — вы могли бы сказать мне хоть пару слов. Ваше молчание действует мне на нервы.

— Вам мало? — спрашивает американец. — Того, что вы видите вокруг?

«Иисус, Иисус, Иисус».

Вот у подъезда какая-то женщина, сидя на последней ступени лестницы, расстегивает блузку и вынимает наружу разбухшую от молока грудь. Младенец тут же приникает черной головой к этому живительному источнику.

«Иисус, Иисус, Иисус».

— Ни Бога, ни семьи, ни родины, не так ли? — произносит Стив.

— Я не вижу…

— Все разрушить, изгадить, уничтожить… Вы — разрушительница. Сейчас вы увидите множество подобных вам нищих духом богачей! Всего через несколько минут.

Слышится монотонное протяжное пение. Раздается чей-то крик. Сирена. Мимо проезжает фургон «скорой помощи». Попеременно зажигаются красные, желтые, зеленые огни. Азбука Морзе. Сигналы Морзе. Жаркое лето. Жаркая ночь. Другой мир. «За что он меня возненавидел? Вот так вдруг? А может, еще с самого утра?»

Стена спрессованной черной плоти; из нее то тут, то там можно вычленить отдельные руки, ноги, лица, головы; черный шелк, натянутый на человеческую массу. Поколение людей, носящих траур по собственной коже. Мерцающие огоньки в ночи. Немного времени спустя загорается свет в окнах. Черные силуэты выделяются на фоне льющегося из окон желтоватого света. Темное каштановое с лиловым оттенком небо. Переливающийся огнями густой воздух. Эту плотную, пересыпанную черными искрами материю надо вдыхать в себя и рассекать при движении. Прилив и отлив волны из человеческих тел, удушливая ватная атмосфера. Замкнутая в единый круг жизнь. Как предвестник близкого конца… Открывшийся ее глазам незнакомый мир завораживает Анук. Она с трудом справляется с охватившим ее волнением и ужасом. Ее колотит дрожь. Все, в чем она совсем недавно была так уверена, оказалось в действительности таким же хрупким, как керамическая ваза, разбивающаяся вдребезги при первом же ударе.

Бороться против общества, в котором она живет? Смешно. Сейчас ей уже не хочется выступать за или против какого бы то ни было призыва или лозунга.

Вой сирен сливается в общий монотонный гул.

Машина врезается в густую темноту ночи.

«Как в кино», — проносится в голове Анук. Она пытается найти утешение в привычном юморе. Таком же черном, как эта ночь. «Настоящее кино, — думает она. — Испуганная блондинка сидит рядом с молодым героем с квадратной челюстью. Парочка едет в автомобиле. Черный квартал в черной ночи. Согласно сценарию молодой герой обязан спасти блондинку от грозящей ей опасности. (На память ей приходит фраза Хичкока.) В цветном фильме ужасов для начала надо до смерти запугать блондинку». В этом фильме блондинка уже дрожит от страха.

— Стив?

Профиль американца. Красавчик. Немного злой. Старик Хичкок был бы весьма озадачен. Мог ли он предположить, что его белокурый герой запугает до смерти блондинку в черном квартале?

Если бы речь шла о кино, то этот фильм она смотрела бы вместе с Робертом. Они сидели бы в зрительном зале в мягких креслах за двенадцать или тринадцать франков за билет. На Елисейских Полях. Чтобы смотреть фильм на первом экране.

Черная ночь. Разноцветные неоновые огни. Ватага чернокожих ребятишек перебегает улицу. Тормоза. Робот снижает скорость до нуля.

— Стив…

На Елисейских Полях надо стоять в очереди перед входом в кинотеатр. Роберт говорит ей: «Тебе не хочется стоять в очереди? А мне нравятся такие фильмы». Она согласно кивает головой.

— Стив, я здесь…

Американец плевать хотел на это.

Толпа перед входом в кино редеет. «Мы вовремя войдем в зал. Возможно, нам придется сидеть слишком близко к экрану», — говорит Роберт.

Сирена. Крик в ночи. Кто-то громко кричит в толпе.

«У тебя есть мелочь, чтобы дать билетерше?»

— Стив, куда мы едем?

А Роберт продолжает: «Что мне больше всего нравится в таких фильмах, так это захватывающий сюжет. И, как ты понимаешь, счастливый конец здесь вовсе не обязателен. Вначале показалось, что героиня будет спасена. Теперь так уже не кажется».

— Мы выезжаем на главную улицу Джорджтауна, — объявляет Стив. — Надо оставить машину на платной стоянке.

Паркинг открыт в ночное время. Два равнодушных служащих. «Вот там есть одно место для парковки». И служащий указывает, куда отогнать машину.

Секунду спустя они погружаются в удушливую атмосферу этой необычной ночи.

— У меня сложилось такое впечатление… — говорит она.

— Смотрите лучше себе под ноги, — перебивает ее американец. — Думайте, прежде чем говорить…

Он протягивает ей руку. В душе Анук уже испытывает благодарность к нему. «Я ошибалась на его счет».

«Какая дура! — произносит Роберт, удобно расположившись в кресле кинотеатра за двенадцать или тринадцать франков. — Какая же она дура! До сих пор не поняла, что он только ищет удобный случай, чтобы разделаться с ней. Если бы она была хотя бы чуть-чуть поумнее, то не сняли бы этот фильм».

Освобожденная от шуршащей обертки мятная конфетка. Кто-то громко шепчет: «Тише».

— Если вы думаете, что на меня легко произвести впечатление, — произносит она, — то тут вы ошибаетесь… Повсюду есть такие кварталы…

Толпа идущих без цели людей. Она разбита на отдельные парочки. Никто здесь не ходит по одиночке. Только по двое. Длинноволосые, с татуировкой на груди. Каждый второй похож на распятого Христа. Мода. Вонючие девицы. Обкуренные, обливающиеся потом, с размазанной по лицу тушью для ресниц. С пустым и безучастным ко всему внешнему миру взглядом. Толпа дешевых страдальцев. Парочка молодых людей устроилась на нижней ступеньке подъезда. Они полностью отключились от всего, что вокруг. Тесно прижавшись друг к другу, как сиамские близнецы, спаянные принятым совместно наркотиком, они раскачиваются из стороны в сторону. Справа налево. Слева направо. По подбородку девушки стекает пена. Ее блузка расстегнута, показывая зарождающуюся девичью грудь. За мелкую монетку эта юная особа способна обнажиться полностью перед любым желающим.

Модные магазинчики по обе стороны улицы. Бары и рестораны. Музыка. Только на одно короткое мгновение — кто-то приоткрыл дверь в бар. Дикие ритмы словно кувалдой бьют по голове. Тяжелый рок расплющивает мозги и вбивает их в асфальт.

— Тот, кто внутри, должно быть, глухой, не правда ли?

Стив ведет Анук в бар. Под оглушительный рев музыкальных инструментов в узком темном помещении бара покачиваются бесполые существа. Дым коромыслом. Вонь и смрад.

— Меня тошнит, — кричит Анук. — Уйдем отсюда.

— Это тот мир, о котором вы мечтали, — кричит в ответ Стив.

Оркестр на эстраде состоит из трех человек. Мужчин или женщин?