...и Северным океаном - Георгий Кублицкий

Завенягин напомнил, что комиссию, которой поручено двигать вперед производство никеля, возглавляет Сталин. От работы норильчан зависит успех борьбы Красной Армии против фашизма, значит, в значительной степени зависит и победа.

Могло ли тогда прийти в голову Авраамию Павловичу, что ему предстоит еще поработать вместе с Игорем Васильевичем Курчатовым, руководившим созданием атомного и термоядерного оружия, использованием энергии атома в мирных целях? Что его, Завенягина, именем впоследствии назовут Норильский комбинат, что ледокол «Авраамий Завенягин» будет нести вахту на водных путях к Дудинке? Что заместителю Председателя Совета Министров СССР, дважды Герою Социалистического Труда Заве* нягину поставят памятник в Норильске, что прах его примет Кремлевская стена?

Повествование, пока недописанное

Те десять или двенадцать норильских дней 1944 года я спал едва ли больше-четырех часов в сутки. Да и как заснешь, когда после дневного перенапряжения норильчане, отдыхая, бродят по светлым ночным улицам. Тут-то и поговорить с ними без поглядывания на часы.

Главного инженера «Норильскстроя» Владимира Степановича Зверева, человека неулыбчивого, сурового, днем почти недоступного, встретил ночью в состоянии блаженной расслабленности.

— Знаете что? — предложил он. — Пройдемте-ка до конца улицы и посмотрим, как цветет тундра. Такие теплынь и благодать у нас редки и коротки.

Норильск работал круглые сутки. Я видел на небольшом стадионе тренировочный футбольный матч. Дело было далеко за полночь. Играли команды дневных смен горняков и металлургов. Ребята немного поспали — и на стадион. Горняки в красных футболках с белыми полосами, металлурги в оранжевых. Набралось порядочно болельщиков.

Полуночное солнце, мешавшее вратарям, очень помогало «хозяйству Иевского».

Норильчане создали свой совхоз. Ну и что, если не так давно 63-ю параллель считали северной границей земледелия? Игарка передвинула ее за 67-ю. Попробуем на 69-й. Мало ли устаревших представлений ломает Норильск.

Директором совхоза назначили Николая Ивановича Иевского, человека на возрасте, скорее строителя, чем агронома. Впрочем, несколько лет спустя он уже хорошо разбирался в северной агрономии.

Поглаживая пушистые усы, Николай Иванович говорил как о чем-то самом обыденном:

— Выращиваем картофель, капусту, репу, турнепс, свеклу, морковь, редис, укроп. Всего двадцать четыре культуры.

— В открытом грунте?

— Вот именно. На вечной мерзлоте. Начали с гектара. Сегодня под посадками больше сотни.

— Как же вам удалось?

Иевский усмехнулся:

— Не очень просто.

Привел пример. Капусте нужно сто сорок — полтораста относительно теплых дней. Здесь их от силы девяносто. Если не плюсовать полсотни светлых солнечных ночей. А капуста «плюсует», дает тугие кочаны.

Теперь — почвы. В тундре они кислые. Подавай им известь. Грядки не годятся, как только земля начинает оттаивать, ее сгребают в высокие валы с острыми гребнями, хорошо прогреваемыми солнцем. Тем временем выращивают рассаду, причем закаляют ее, временами пуская в теплицу холодный воздух. Высаживают из горшочков со смесью торфа и навоза: питательный запас на первое время. А потом — подкормка удобрениями. Если заморозки прихватывают почву, не обходится без электропрогрева.

Сложно? Дорого? Да. Но завоз с юга тоже недешев. Овощи возле Красноярска вызревают поздно. Пока их привезут с полей в порт, погрузят, пока баржи протащатся с ними две тысячи километров, пока перегрузят в вагоны, разгрузят в Норильске…

Николай Иванович показал теплицы. Помидоры успели порозоветь, на огуречных плетях виднелись «китайские длинные», каких тогда еще не выращивали в Москве. А в оранжереях цвели флоксы, бегонии, астры.

— Наверное, подумали: лучше бы и здесь помидоры? Люди женятся, празднуют рождение ребенка. Цветы душу греют. А вот это — для экзотики.

По углам в кадках росли финиковые пальмочки.

Мы прошли через всю оранжерею. В стороне от выхода — клетка с белым медведем.

— Ну, Михайло Потапович, как дела? — подошел к клетке Невский. — Жарко, говоришь?

Медведь покосился в нашу сторону и хоть бы лапой шевельнул…

Меня обрадовал норильский ДИТР — Дом инженерно-технических работников. В военные годы, когда клубы всюду пообносились, обшарпались, он показался мне сущим дворцом: мягкая мебель, картины, ковры, кованая медь, великолепная роспись.

А какая техническая библиотека! Собрано все о Таймыре, все о цветной металлургии! Даже технические зарубежные журналы. Заведовал библиотекой писатель Алексей Гарри, бывший адъютант легендарного Котовского, автор книги «По следам Амундсена», участник полярных экспедиций.

В фойе ДИТРа я неожиданно повстречал Евгения Рябчикова, старого своего знакомого, волей судеб тоже оказавшегося в Норильске. Он стал в некотором роде старожилом Заполярья. Расспрашивал о Москве, огорчился, услышав, что московский Дом журналиста закрыт с начала войны.

В Норильске Женя работал в газете «За металл». Узнав, почему я здесь, рассказал, что в ДИТРе состоялся вечер «Трех флагов», исполнялись русские, английские, американские народные песни. Иногда выступают приезжающие из тундры кочевники. Не садятся в кресла — не привыкли, предпочитают пол, покрытый ковром. Танцуют «хейро», это немного похоже на хоровод.

— Надеюсь, увидимся в Москве, — сказал Женя при прощании.

И верно — не только увиделись, но и вместе работали как сценаристы над фильмом «Первый рейс к звездам». О полете Юрия Гагарина.

Не очень ли идиллическими получились мои зарисовки Норильска 1944 года?

Возможно. Но тот Норильск действительно поразил меня. Москва жила трудно. Незадолго до полета на Север я был в Ленинграде: апрельское солнце — и просматриваемые насквозь, пугающие тишиной боковые улицы, редкие прохожие, военные машины, изуродованные дома с фанерными щитами на рамах, укрытые от бомбежек скульптуры Аничкова моста. Город лишь оживал после блокады.

Красноярска я почти не видел — сразу в Норильск, стремительно взлетевший от двух коттеджей на пригорке и стандартных бараков среди осенней грязи к настоящему и во многих отношениях необычному для меня городу.

Не лежала еще тогда в центре Норильска каменная глыба с надписью: «Здесь будет сооружен обелиск, всегда напоминающий о подвиге норильчан, покоривших тундру, создавших наш город и комбинат».

Полная история Норильска еще не написана. Ее наиболее драматические страницы восполнять не мне, недолгому гостю, а тем, кто, сохраняя силу духа при всех трудно вообразимых невзгодах, создавал чудо в тундре.

В прошлом, в тридцатые, сороковые, да и в начале пятидесятых годов, далеко не все пересекали Полярный круг по своей воле. Эти люди на себе испытали несправедливость, зло, насилие. Но и в самые недобрые годы Человек оставался здесь Человеком. Он мерз, голодал, спал на барачных нарах. И он противоборствовал слепым стихиям, бил первые сваи в звенящую землю, преображал Заполярье.

Сегодня норильчанин рисуется нам победителем, который трудится в городе, где с ночами 69-й параллели спорят яркие светильники дневного света, где в пятидесятиградусный мороз можно поплавать под сводами превосходного бассейна, в городе, откуда за полдня можно добраться в теплые края. Вчерашний же норильчанин, заложивший фундамент всего норильского великолепия, норильчанин, поднимавший город в тяжелые военные годы, жил скудно, хлеб его был подчас горек, труд — тяжек…

Бревенчатый дом в два оконца, где жил в 1921 году, при первых разведках, Николай Николаевич Урванцев, сегодня — достопримечательность города, туда водят экскурсии.

После экспедиции на Северную Землю Урванцев искал нефть на Нордвике, уголь на Шпицбергене и в Кайеркане под Норильском, вел геологические исследования на Новой Земле и на архипелаге Минина. Умел охватывать научную проблему во всей ее широте и глубине, будь то оледенение Таймыра, геология Северо-Енисейской платформы или месторождения ее полезных ископаемых.

На долю Николая Николаевича выпали не только почести и награды. Ему довелось узнать горечь судьбы оклеветанных и безвинно пострадавших. Но и тогда он не сломился, не пал духом. Он продолжал работать для Норильска, для Таймыра.

Люди с таким складом ума, характера, воли поднимали и поднимают Сибирь. Она сильна ими.

В одном из посвященных городу в тундре очерков, напечатанных «Правдой» в 1966 году, говорилось о Завенягине в Норильске:

«Это была не только из-за природных условий трудная стройка. Работали здесь по большей части партийные, советские, хозяйственные руководители, многих из них он знавал раньше. Он был для них «гражданин начальник», они для него — товарищи.

…Об этом человеке до сих пор ходят легенды. Чаще всего говорят о том, что он многих спас. Это и так, и не так. Так — потому что он действительно спас многих. Не так — потому что спасательство это вовсе не было проявлением благотворительности. Завенягин — человек, гражданин, коммунист — дал людям самое главное, самое большое, что мог дать. Цель.