Я рисую ангелов - Анна Викторовна Томенчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я знаю, что вы пережили, детектив, и искренне сочувствую вашему горю. Я понимаю, что вы приехали сюда с неофициальным визитом с единственной целью – найти убийцу среди моих учеников. Мы дадим вам списки и всю информацию, которую вы запросите. Но не просите дать характеристику любому из них. Я не уверен в вашей теории, не уверен в том, что кто-то из них причастен к тому, что происходит в Треверберге. Я даже не уверен, что эта картина хотя бы мало-мальски напоминает то, что видите вы. Но я слышал про ангелов. И подозреваю, что вы здесь за этим.
7. Говард Логан
24 июня 2001 года
Треверберг
Центральное управление полиции
Говард доел слойку с мясом, нервно смахнул крошки с подбородка и столешницы и, смяв бумажный пакет с логотипом «Тревербергский хлеб», на котором был изображен толстый повар с батоном в руках, отправил в длинный полет через весь кабинет. Пакет попал в мусорное ведро, сбив с его края пустую банку из-под колы, которую офицер Тресс до этого устанавливал в течение часа.
– Трехочковый. И мне нужна новая банка, чтобы заставить ее стоять на этом чертовом ведре.
– За три дня мы просмотрели информацию по нескольким сотням учеников профессора, как его там, – слабым голосом заговорил Логан, вытаскивая из смятой пачки тонкую сигарету. – Сузили круг до тридцати человек, которые всплыли в списке жителей Треверберга за последние двадцать лет. Отдали их молодцам из архива, чтобы… чтобы что?
– Мы ищем ученика Штерна, который живет в Треверберге и может быть Рафаэлем.
– Ага, мы ищем третьего в компанию Муна и Мерта.
– А еще нам прислали двадцать дел, которые подошли под критерии, – напомнил Тресс, открывая очередную банку с колой. – Двадцать дел за двадцать лет. Австрия, Германия, Польша. Другие страны мы не смотрели.
– Ни одно из них не имеет отношения к Рафаэлю, – подхватил Логан. – Пять повешенных, семь застреленных, пара утопленников, остальные самоубийцы. То, что они наряжали себя в ангелов, – это…
– Из них пять учеников Штерна.
– Что? – Говард подскочил и посмотрел на коллегу. Кажется, он проснулся.
– Пять учеников Штерна, – невозмутимо проговорил Тресс, поднимая взгляд от разбросанных перед ним листков бумаги А4, на которых Мира распечатала данные по ученикам и жертвам. – Пять учеников – и все самоубийцы. Впрочем, художники все психи, а его ученики и подавно. Он других к себе даже не подпускает. Суицидальное расстройство здесь абсолютнейшая норма. Возраст ко дню смерти 27, 30, 30… м-м-м-м… 32 и 47. Ну в целом попало еще и на кризис тридцати и немножко сорока. По делам все прозрачно и четко. Самоубийцы как они есть. Никаких подозрительных моментов.
– Крутая же у них база данных, что они смогли вытащить все дела, связанные с ангелами, даже без уголовного подтекста.
– Или твое сообщение их так напугало, что решили наконец оторвать свои задницы от протертых кресел и немного поработать.
Говард улыбнулся. Он начал привыкать к манере Тресса общаться, а тот почти смирился с приставленным к нему стажером. Они практически не расставались в течение семидесяти двух часов. Спали на диване, ели тут же. Кабинет, который им выделил Старсгард, превратился в огромную то ли столовую, то ли архив. На столах разбросаны папки с документами, везде валялись бумаги, клочки с пометками. Белая стена исписана мелким почерком Говарда. Оба пропахли сигаретами. Пепельницы на столах переполнены, вокруг них – грязь. Мира не заходила уже несколько часов, иначе она прислала бы уборщицу, наплевав на сопротивление полицейских.
Говард протянул руку и вытащил несколько распечатанных на черно-белом принтере, а оттого удручающего качества фотографий. Тресс подошел к нему. На фото – суицидники-ученики Штерна. Мужчины и женщины разных возрастов, мест жительства. Способ самоубийства тоже разный. Их объединяло только одно: у каждого было что-то связанное с ангелами. Одна повешенная девушка двадцати семи лет нацепила на худенькие плечики детские ангельские крылья, а на голову – нимб. Парень написал на стене: «Я – ангел и возвращаюсь к своим», прежде чем прострелить себе голову. У другой жертвы метка нашлась на одежде – пришитая вручную аппликация, изображавшая рафаэлевского ангела. Еще был ангел на сумке у трупа и татуировка в виде ангела. Вроде бы ничего такого, разрозненная информация, которую сложно сцепить в удобоваримую версию, но оба чувствовали, что близки. Это странное ощущение, когда у тебя нет никаких фактов, но ты понимаешь, что находишься в шаге от ответов на все свои вопросы. Вплоть до имени.
– А мертвых детей нет? – в очередной раз спросил Говард.
Тресс покачал головой:
– Нет. Наши соседи к детским смертям относятся трепетно. Если бы было что-то подобное, они бы обязательно сообщили.
– То есть наш Рафаэль действовал только в Треверберге.
– Похоже, что так.
– То есть Штерн не учил людей убивать ангелов, а картина – это просто картина?
Артур затянулся и прикрыл глаза.
– Я думаю, дело было так. Какой-то особо впечатлительный ученик решил повторить эту картину. Не уверен даже, что он поставил профессора в известность. Посмотри, как точно он воспроизводит ее. – Тресс достал фото с картиной (такую же дрянную распечатку) и бросил его перед Говардом. – Та же поза, дети, похожие на этого ребенка. Те же элементы вокруг. Только эта картина темная, а наш рисует кровью.
Аналоговый телефон на столе Тресса зазвонил. Тот выронил из рук бумаги, которые просматривал, подошел к аппарату и взял трубку.
– Офицер Тресс. Записываю, подождите. – Артур свободной рукой вытащил из груды чистый лист бумаги, взял карандаш и с грозным видом наклонился к столешнице. – Готов. Мерт, Александр. Мун, Самуэль. Рихтер, Дэвид. Ага. Коннор, Влас… А, тогда вычеркиваю. Если он умер, зачем говоришь? Хорошо. Записал. Мирдол? Это что за зверь? Ладно. Спасибо.
Говард поднял на Артура взгляд, полный надежды на то, что у них появился повод выйти из кабинета.
– Короче, они сузили отправленный нами список. В целом по художникам все как всегда. Кто-то умер от передоза, кто-то спился, кто-то покончил с собой – вот эти пятеро, например, которых мы только что обсуждали. Ребята, да благословят все известные и неизвестные боги их души,
