В лесах Пашутовки - Цви Прейгерзон

сватовство состояло из трех этапов: встречи, переговоров и женитьбы. Встреча прошла лишь наполовину удачно — Нахманке, парень с мечтательными глазами, был весьма впечатлен красивой внешностью и скромным поведением девушки, зато Рахеля не скрывала разочарования. В ее книжных фантазиях царили графы и герцоги, развевались рыцарские знамена, и благородные паладины склонялись к ногам томных дам своего сердца. Бледный и тощий еврейский паренек, большую часть времени корпевший над священными книгами, мало походил на прекрасного принца на белом коне.

Что и говорить, тогдашняя Рахеля имела весьма отдаленное представление о реальной жизни. Тут бы отцу и напомнить ей об истинном положении дел. Но он не стал настаивать, не желая принуждать любимую единственную дочь. Рахеля получила отсрочку и, облегченно вздохнув, вернулась к своим книжным полкам.

2

Узок и ограничен был мир глухой девушки. Весь день ее проходил в шести комнатах родного дома. Отец большей частью отсутствовал, разъезжал по делам, возвращаясь в семью лишь по субботам и праздникам. В доме оставались только женщины: Рахеля, мать, бабушка и служанка Кайла. Временами в комнатах стояла такая тишина, что даже обладателю самого тонкого слуха могло бы показаться, что он оглох. Лишь время от времени слышались тут и там робкие звуки, скромные шорохи — не более того. Рахеля сидела в кресле у окна и читала, уносясь мечтой в сияющие дали. В тот год ее воображением владели Гюго, Гофман, Тургенев и Жорж Санд.

По соседству находился клойз — небольшой молитвенный дом, и иногда, по субботам и торжественным дням, его постоянные посетители собирались у отца на праздничную трапезу — поесть, поговорить и попеть старые хасидские песни. Отец любил принимать гостей и всегда звал к столу дочь — разделить с ним его радость. Обычно, когда компания начинала петь, Рахеля поднималась со стула:

— Папа, я пойду к себе?

— Посиди еще немножко, доченька, — просил он, поглаживая ее по гладко причесанной голове.

И Рахеля садилась снова — смотреть на певцов, беззвучно разевающих рты. Отца она обожала и слушалась, он был душой дома. А вот мать не вылезала из болезней. Она страдала печенью, и ей изо дня в день, сколько Рахеля помнила себя, варили куриный бульон. Хозяйством занималась в основном бабушка Витель — она же давала указания служанке Кайле.

С момента первой, не слишком удавшейся встречи Рахели и Нахманке у молодых людей долго не было другой возможности повидаться. Но отец не оставил своего намерения и, дождавшись Шавуот, вновь привез из Кременчуга худого мечтателя. Он знал, что делал: дочери очень нравился этот праздник, приходящийся на начало лета. В Дилкове в эту пору буйно цвели цветы, зеленели свежей листвой деревья, небо казалось бездонным, а солнце сияло особенно ярко.

После молитвы в доме собрались гости. Стол, как и положено в такой день, ломился от всевозможных видов сыра и других молочных продуктов; не обошлось, конечно, и без вина. Выпили за здоровье и за жизнь. Нахманке сидел слева от хозяина и то и дело поглядывал на Рахелю, эту черненькую глухую красавицу, которая неизвестно почему ожесточила против него свое сердце. Парень был застенчив, часто краснел и в смущении опускал глаза. Но несколько глотков спиртного придали ему смелости, и, собравшись с духом, Нахманке подошел к Рахеле. Они вышли в сад и сели там на скамейку. Вокруг шептались кусты, качали ветками яблони и бродили чудные запахи раннего лета. Парень задал какой-то вопрос, но Рахеля не разобрала ни слова.

— Расскажи мне о своем городе, — попросила она.

Нахманке принялся рассказывать, но так волновался, что выходило сбивчиво, путано, и это сильно затрудняло девушке задачу. Обычно Рахеля без труда понимала, о чем идет речь, всматриваясь в губы говорившего и касаясь рукой его ладони. Впрочем, вскоре она приспособилась и к Нахманке, да и его волнение в конце концов унялось.

После Шавуот женщины переехали на дачу в сосновом бору возле Пашутовки; Нахманке тоже получил приглашение и провел там около двух недель. Жизнь в стране сосен дышала покоем и безмятежностью. По воскресеньям на дачи приезжал маленький оркестрик Идла-клейзмера. На поляне собиралась молодежь и садилась в кружок с полными пригоршнями семечек. Клейзмеры исполняли вальсы, краковяк, венгерку и старые еврейские танцы. Не было такой свадьбы в Пашутовке и ее окрестностях, где не звучала бы прославленная скрипочка Идла. Играла она и здесь, в сопровождении шороха сосновых крон. Тонкие щемящие звуки взмывали вверх, и деревья взмахами ветвей отправляли их в полет за леса и реки, в самые дальние дали.

В такие моменты Рахеля и Нахманке гуляли вдвоем где-нибудь невдалеке. Обоим исполнилось тогда по двадцать. Он говорил не переставая; руки молодых людей соприкасались и вздрагивали, как от электрического разряда, что, несомненно, лишь способствовало лучшему пониманию. Рахеля тоже не упускала возможности поболтать. Рядом с лесом шелестели пшеничные поля — урожай в том году ожидался знатный.

Бабушка Витель, которой нравился застенчивый паренек, постоянно баловала его огромными порциями клубники в сметане и сахаре. По субботам на дачу врывался шумный, энергичный отец, принося с собой бурление жизни и кипучей деятельности. Вид Рахели и Нахманке доставлял ему очевидное удовольствие. Он желал дочери только добра, но окончательный выбор был только за ней. Нужно отметить, что и отношение девушки к миру уже не определялось к тому времени фантастическим антуражем рыцарских романов. От Дюма она перешла к Бальзаку, а от Шомера — к Шолом-Алейхему, что день ото дня сокращало некогда непреодолимую дистанцию между усатым паладином благородных кровей и бледным еврейским юношей с добрым сердцем и мечтательными глазами.

3

Свадьбу сыграли роскошную, шумную, чтоб запомнилась на долгие годы. С обеих сторон приехало немало гостей. Семь дней и ночей не смолкал в Дилкове праздничный гам-тарарам. Невеста была красива, грустна и молчалива. Жених выглядел смущенным. Клейзмер Идл играл с душой и от души, другие музыканты тоже не отставали. Бабушка Витель танцевала, помахивая платочком.

Затем гости разъехались восвояси, и начались будни. Все теперь изменилось для Рахели: муж Нахманке, его деликатная рука, его доброе сердце превратились в важнейшую часть ее жизни. Молодые люди любили друг друга — что может быть счастливее такого удачного брака?

Лето сменилось осенью,