Сестра милосердия - Мария Воронова

— Пойдемте, я покажу вам свой новый кабинет. Заодно и обсудим наше дело.

Она слабо покачала головой, но Воинов крепко взял ее за локоть.

— Вы теперь не на службе, так что никакие отговорки не принимаются.

Кафедра военно-полевой хирургии находилась в соседнем корпусе. Следовало пройти через территорию, и Элеоноре было неловко, что сотрудники, вышедшие на улицу по случаю окончания рабочего дня, видят ее с Воиновым и с букетом цветов.

Кабинет Воинова казался тесным из-за больших стеллажей с книгами, занимающих все стены. Мебель была старинная, но самая простая и очень симпатичная. Высокое стрельчатое окно создавало неповторимый романтический колорит, и Элеонора подумала, что кабинет очень похож на своего нового хозяина.

— У вас есть ваза? Надо поставить цветы, а то завянут.

Элеонора задумчиво провела пальцем по старым кожаным корешкам.

— Я еще не смотрел, что у меня есть. Честно говоря, не до этого. Защита на носу, — Воинов распахивал дверцы шкафов. — Нет, кажется, нет. Давайте просто положим в раковину и нальем воды.

— Когда же у вас защита?

— Через неделю. Видите, меня авансом назначили на эту должность, так что оплошать никак нельзя.

Элеонора кивнула.

— Если нужна моя помощь…

— Спасибо! Но давайте поговорим о другом деле. Я знаю, дежурство выпало адское, но вы думали над моим предложением? Может быть, передумали?

Константин Георгиевич сновал по кабинету, устраивал розы в воде, запускал спиртовку, чтобы приготовить им кофе. На минуту у нее появилось впечатление, что ему все равно, согласится она или откажется.

— Я не могу стать вашей женой, — сказала она тихо.

— Как же так? Почему?

Она пожала плечами.

— У вас есть кто-то, кого вы любите?

— Нет.

— Тогда почему?

— Разве девушка должна объяснять такие вещи?

Нахмурившись, Константин Георгиевич прошелся по кабинету.

— Элеонора! — он остановился, достал папиросу и глубоко затянулся, прикурив от синего огонька спиртовки. — В обычной ситуации — нет, не должна. Но у нас другое дело. Я хотел умереть у вас на руках, а вы заставили меня выжить. Я знал, что будет тяжело, но пошел на это, терпел боль, стыд и беспомощность только затем, чтобы быть с вами. Мне казалось, я нужен вам. Я думал, вы так отчаянно сражаетесь за мою жизнь, потому что хотите, чтобы мы были вместе.

— Я просто хотела, чтоб вы жили…

— Получается, мы не поняли друг друга, — Воинов вздохнул и долго гасил папиросу в простой медной пепельнице.

— Константин Георгиевич, но все так хорошо получилось. Мы снова работаем вместе, я буду вашей бессменной сестрой, как прежде.

— Но я не хочу с вами работать. Я хочу с вами жить. Чтобы вы меня ругали и воспитывали, как вы это любите делать. Чтобы кормили меня этим своим адским варевом и котлетами. Элеонора, если вы за меня не пойдете, я больше никогда в жизни не поем таких отвратительных котлет!

Они посмотрели друг на друга и засмеялись. Воинов протянул к ней руки.

— Ну, пойдете?

Как хотелось броситься в его объятия! Ее губы помнили тот короткий поцелуй… Но есть прошлое, с которым ничего нельзя поделать. Господи, позволь мне оставить это прошлое при себе. Пусть оно не даст мне любви, но оставит уважение и дружбу.

— Константин Георгиевич, вы же не любите меня.

— Здрасьте!

— Не здрасьте, а не любите. Вы хорошо ко мне относитесь, но вы не были влюблены в меня никогда. И я вас не привлекала в том смысле, как жена должна нравиться мужу.

Константин Георгиевич сел с ней рядом и опустил глаза.

— Это неправда, — сказал он глухо, — можете сердиться, но вы всегда нравились мне именно в этом смысле. После того как вы заболели тифом, я не знал женщин. Мечтал только о вас. Мне казалось, так я сохраню то, что возникло между нами тогда в лазарете, помните? Когда у вас была бритая голова? Это воспоминание казалось мне очень важным, важнее любых страстей.

Элеонора едва не застонала. Как бы она хотела вернуться в тот день… Девочка с бритой головой все еще живет в его сердце. Но если она согласится, то уничтожит это чистое воспоминание, убьет хорошую память о себе.

Нельзя жертвовать этим ради счастья. В сущности, холодно подумала Элеонора, у меня и нет выбора. Я уничтожила для себя возможность счастья, когда была с Ланским. Я осквернила себя, а то, что было потом, не так уж много значит. Пока я была одна, я убаюкала себя работой и милосердными хлопотами, но теперь пришлось проснуться и напомнить себе, кто я такая есть.

— Константин Георгиевич, милый… Мы всегда были такими хорошими друзьями! Давайте останемся ими впредь. Я буду вашей сестрой, как Саша Титова была сестрой Петра Ивановича, и даже больше. Мы будем проводить вместе целые дни напролет, и я смогу помогать вам в научной работе. Поверьте, мы сохраним нашу близость.

Воинов тяжело вздохнул. Прошелся по кабинету, а потом сел за письменный стол и сложил руки в замок. Элеонора подобралась, выпрямила спину. Сейчас он скажет: да, так действительно будет лучше. И время пойдет дальше своей мерной поступью. Она будет служить Константину Георгиевичу, и очень скоро эта пресловутая «близость» станет чем-то очень привычным. Она превратится для него в некую принадлежность операционной, незаменимую часть его работы. Он будет ценить ее настолько, что посвятит в подробности своего нового романа и пригласит на свадьбу, а может быть, и сделает крестной матерью своих детей. И будет говорить жене: давай почаще приглашать Львову на чай, она столько сделала для меня. Если б не ее забота, не видать бы тебе мужа, как своих ушей. А жена даже не будет к ней ревновать — опыт показывает, что такие некрасивые одинокие женщины, без памяти влюбленные в своего начальника, опасности для семьи не представляют.

Но это прозябание на обочине его жизни все же лучше, чем украденное счастье.

— Элеонора Сергеевна, — мягко прервал Воинова ее размышления, — я хочу вам объяснить. Простите, если мои слова покажутся вам слишком пафосными или пошлыми. По долгу службы мне приходилось бывать в Сибири, и знаете, что говорят тамошние буддисты? Любовь — это увидеть в другом человеке вечность и встретиться с ней, как со своей собственной. Именно это я чувствую к вам. Понимаете?

Что ж, теперь нельзя больше лгать. Константин Георгиевич должен узнать, что девочки с бритой головой больше нет. Пусть он придумал ее только сейчас, и пусть его сердце занято Лизой, но он не лжет. Она не могла объяснить это даже себе самой, но, зная, что Воинов на пороге смерти писал Лизе, она все равно верила ему. Может быть, он любил их обеих. Лизу — так, а ее как-то иначе.

Ложь и молчание ненадежные защитники доброго имени. Сейчас кажется, что ее тайны погребены глубоко и никому не известны, но рано или поздно все поднимается на поверхность. Кажется, сама жизнь против лгунов, потому что иногда обстоятельства складываются самым фантастическим образом только для того, чтобы раскрыть секреты. Лучше уж она сама признается, чем Воинов услышит об ее падении от чужих людей.

— Константин Георгиевич, я не могу стать вашей женой, потому что я была с мужчиной, — выпалила она.

— А?

— Я говорю, что я…

— Я понял, понял.

Воинов помолчал, потом достал новую папиросу. Протянул ей мятую пачку, а Элеонора вдруг подумала, что так и не вернула ему портсигар.

Некоторое время они сидели, синхронно выдыхая дым, а потом Элеонора продолжала:

— Когда я вернулась в Петроград, то я была с… — имя Ланского вдруг показалось ей слишком жалким и гадким, чтобы произносить его вслух, — с человеком, которого тогда любила. Он уходил на фронт, и мне казалось это правильным.

— Это действительно было правильно. Такое решение только делает вам честь. А потом он погиб?

— Нет. Он вернулся и… И не женился на мне. Я ведь княжна, и он посчитал этот брак слишком опасным. Вот и все.

Константин Георгиевич встал, обнял ее за плечи и крепко прижал к себе, так что она едва не упала со стула.

— Элеонора, я не знаю, что сказать, чтоб вы поверили мне. Сказать, что я никогда вас не попрекну? Но вы ни в чем не виноваты, наоборот. В те страшные годы это было честное решение. Я сказал бы, что это для меня ничего не значит, если бы не знал, что это много значит для вас. Я люблю вас и хочу быть с вами, вот и все. Ваше признание ничего не изменило.

Она кивнула и высвободилась из-под его руки.

— Мне больно думать об этом, — продолжал Воинов тихо, — о том, что ваши чувства были так нехорошо обмануты. Но мне вы можете верить.

— Кстати, я все еще княжна, — буркнула Элеонора, — и вам, красному командиру, не пристало на мне жениться.

Чтобы скрыть слезы, Элеонора отвернулась и сделала вид, будто изучает корешки медицинских книг.

— Все, хватит выдумывать! Такого аргумента, чтобы я отказался от вас, не существует!