Кровавый срок - Макс Коллинз

Я кивнул.

— Что ж, это весьма справедливо.

Майор Пембертон, который до этого оставался лишь немым участником разговора, вдруг заговорил:

— Я обещаю вам со своей стороны полное сотрудничество.

Я усмехнулся.

— Отрадно видеть, что Баркер и Мелчен не настроили вас против всех американских детективов.

Оба улыбнулись мне в ответ; и хотя их улыбка была не слишком уж теплой, такой прием оказался свыше всех моих самых смелых ожиданий.

— Мне потребуется весь уик-энд, чтобы написать это письмо, — сказал я. — Вы получите его в понедельник.

Хэллинан поднялся и протянул мне руку на прощанье.

— Благодарю вас, мистер Геллер, до свидания.

В этот вечер я ужинал с Годфри Хиггсом и его женой, которые пригласили меня посмотреть легендарный клуб «Джангл», что располагался в отеле «Форт Монтейг».

Одной стороной клуб выходил на океан, другой — на озеро, а с остальных двух сторон к нему вплотную подступал полный сказочных ароматов тропический сад. Тщательно продуманный сельский интерьер манил посетителей в сумрачный зал, в котором повсюду росли папоротники и пальмы и сновали официантки, одетые в симпатичные саронги. На зеленом столе под раскрытым зонтом, за которым мы сидели, было полно тарелок с всевозможными яствами, среди которых особенно выделялись крабы, лангусты, свежие фрукты, салаты из овощей и горшочки с загадочным, но весьма вкусным содержимым.

— Я в восторге от того приема, который оказал вам наш генеральный прокурор, — заявил Хиггс, приступив к густому супу. — Я почти поражен этим.

— Это указывает нам на одно обстоятельство, — заметил я.

— Какое же?

— Хэллинан не замешан в фабрикации обвинения против Фредди.

— Интересное наблюдение, Нат. А кто же тогда организовал это?

— Ну, наверняка Баркер и Мелчен. Вопрос в том, чье поручение они выполняли. Герцога Виндзорского? Или Мейера Лански?

— Их пригласил герцог.

— Верно! И это означает, что я останусь в дураках, написав это письмо.

В этот момент заиграл клубный ансамбль.

Хиггс выгнул брови.

— По крайней мере, вы теперь узнаете истинное положение дел.

— Да, по крайней мере.

Хиггс отложил свою ложку и пристально посмотрел на меня.

— Нат, — сказал он. — Теперь, когда Фредди оправдан, я больше не имею официального статуса в этом деле.

— Я это понимаю.

— Тем не менее я хочу, чтобы вы знали, что всегда можете рассчитывать на меня и на те средства, которыми я располагаю.

Мы улыбнулись друг другу. За весь остаток вечера мы ни разу не вернулись к этой теме. Я в основном потягивал «знаменитый» (как говорилось в меню клуба «Джангл») ромовый пунш. Впрочем, я особенно не усердствовал.

Оставшись один в моем маленьком коттедже в Шангри-Ла, я основательно выспался, несмотря на то, что неотвратимо приближался шторм, раскачивая деревья и будоража сильными порывами экзотических птиц.

На следующее утро, в субботу, я проснулся поздно, и было уже половина одиннадцатого, когда я вошел в главный дом и приготовил себе яичницу с беконом. Ограничения и дефицит военного времени, казалось, совсем не повлияли на содержимое огромного холодильника, которое могло бы обеспечить бесперебойную работу ресторана в средней гостинице. Я сидел в одиночестве за столом в большой, сверкающей чистотой и отделанной в современном стиле кухне и прислушивался к порывам надвигающейся бури.

Мне предстояло написать письмо, и я даже нашел для этих целей пишущую машинку в кабинете Ди; но я пока только обдумывал его содержание и поэтому решил устроить себе выходной.

Дэниел отвез меня в Нассау, где я подумал было, не зайти ли к Марджори, но так и не сделал этого. Ведь ситуация, если не считать оправдания Фредди, почти совсем не изменилась: как дала понять Нэнси, леди Оукс продолжала считать своего зятя убийцей ее мужа.

Кроме того, я завел теперь новый роман, не так ли?

Поэтому я посчитал за лучшее выбросить из головы дело Оукса, и с этой целью я отправился на утренний киносеанс в «Савой». В этот день показывали «Вне подозрений», а хорошенькой кассиршей, у которой я приобрел билет, оказалась Бетти Робертс.

Я перекусил в «Дерти Дикс» и поболтал с несколькими репортерами, задержавшимися на острове после окончания процесса и жившими теперь за казенный счет до понедельника. Когда я снова вышел на Бэй-стрит, было не по времени темно, что обусловливалось черными клубящимися тучами, нависшими над городом. Несколько дождевых капель упало мне на щеку. С трудом двигаясь против холодного ветра, я одной рукой прижимал к горлу воротник моего, казавшегося теперь слишком светлым, пиджака, а другой поддерживал на голове соломенную шляпу.

Небо взорвалось именно в то время, когда Дэниел вез меня на маленькой открытой моторке обратно на остров Хог. Потоки ливня спадали в море, пушечные раскаты грома раскалывали небо, пронизывая его, словно трещинами, белыми линиями молний. Промокший до нитки, я болтался от одного борта раскачивающейся на волнах лодки к другому, дрожа от холода, а возможно, и страха.

В своем уютном коттедже я стянул вымокшую одежду, принял горячий удш, вытерся насухо полотенцем и голышом забрался в постель. Я накрылся дополнительным одеялом, так как холод проникал и в дом, отчего окна и двойные стеклянные двери маленького коттеджа запотели. Снаружи стволы пальм сгибались, а их листья трепетали от мощных порывов ветра. Обезумевшие птицы носились в поисках укрытия, но не находили. Пулеметная дробь, которую дождь отбивал по крыше, окнам и стенам, перемежалась с завыванием урагана.

Кое-как мне удалось задремать, но это был не сон, а некое подобие ада. Это была какая-то дьявольская дыра в тропиках, где повсюду сновали крабы, а япошки шли со штыками наперевес, в то время как мы с ребятами пытались спрятаться в траншее, надеясь, что они пройдут мимо, но этого не случилось, они нас засекли и открыли пальбу, перестреляли моих ребят к чертям собачьим и искромсали их тела лезвиями штыков, а я был еще жив и продолжал стрелять под проливным дождем, только это был кровавый дождь, и он заливал меня...

Я сел в кровати, тяжело дыша. Рядом рванул снаряд, и я ударился о палубу.

Однако это был вовсе не взрыв снаряда, а раскат грома; я сидел голой задницей на полу, чувствуя себя полным кретином и покрывшись потом, словно Кристи на свидетельской трибуне.

Я вскарабкался на кровать. Простыня совершенно взмокла от пота, словно все это время я проспал под открытым небом. Шторм продолжался с неослабевающей силой, сотрясая стекла окон. Темные силуэты пальм наклонялись к земле под невероятным углом прямо за двойными стеклянными дверями.

Оставив за собой месиво скомканных и сырых простыней и одеял, я переместился на диван и лег там, нагой и задыхающийся, как будто только что пробежал целую милю, уставившись в черную пустоту над головой. Время от времени вспышка молнии озаряла комнату, вырывая из черноты оштукатуренный потолок, который защищал меня от ненастья и напоминал мне о том, что я не в тропических джунглях, хотя на самом деле так оно и было.

С помощью дыхательных упражнений, которым меня научили в психиатрическом отделении больницы святой Елизаветы, мне удалось успокоиться; я уже почти заснул, когда вдруг услышал, как в замке боковой двери поворачивается ключ.

На мгновение я подумал, что это была Ди, вернувшаяся из поездки раньше времени.

Однако, когда вспышка молнии в очередной раз осветила комнату, я разглядел вошедших: двое крепкого вида мужчин в темных промокших костюмах стояли в лужицах стекавшей с них воды. Один был выше другого, но оба оказались весьма массивными и широкими в плечах.

У первого на голове был парик, который прилип к лысине и напоминал темную руку с большим количеством пальцев, обхватившую его череп; грубое лицо боксера с маленькими, блестящими, широко расставленными глазами, плоским носом и тонкой полоской усов, словно пародировало одну из масок инков.

Коротышка был не менее плотным, и его глаза представляли собой узкие щелочки на круглом, иссеченном шрамами лице.

Оба держали увесистые пистолеты в своих огромных ручищах — автоматические, вероятно, сорок пятого калибра — из тех, что, выстрелив, оставляют маленькую дырочку на месте входа пули в тело, а на вылете выставляют ваши внутренности на всеобщее обозрение.

Это были те самые громилы, которых я видел вместе с Лански в «Билтморе».

Я не сомневался, что именно их заметил и покойник Артур у Лайфорд Кэй в другую не менее ветреную и дождливую ночь.

Все эти мысли пронеслись в моей голове за долю секунды, которую отпустила мне вспышка молнии, прежде чем комната вновь погрузилась во мрак.

Они направились к моей кровати, что стояла слева от двери, через которую они вошли; мешанина простыней и одеял в темноте вполне могла сойти за лежащего человека, а меня, распростертого на диване, они не заметили. Визитеры принялись расстреливать матрас, и грохот стрельбы перекрыл шум бури, а оранжевые феерические вспышки выстрелов озарили помещение. Пули пронизали простыни и одеяла, оставив в них обожженные по краям дымящиеся отверстия.