Гевара по прозвищу Че - Пако Тайбо II

Именно в это время Че нарушил свое собственное правило — держаться на расстоянии от кампесинос и городских подпольщиков, которым часто приходилось искать убежища в Сьерре. Он влюбился в Сойлу Родригес, восемнадцатилетнюю метиску, дочь неженатого кузнеца из Сьерры, сторонника Движения 26 июля. С этой девушкой он познакомился в Лас-Вегас-де-Хибакоа.

Спустя много лет Сойла написала об их встрече, нарушив молчание, которым до тех пор был окутан этот период жизни Че:

«Было часа четыре дня. Он появился, когда я загоняла корову в хлев. Он ехал на муле, с ним был еще один товарищ, тоже верхом. На нем была одежда какого-то странного зеленого цвета и черный берет. Поздоровав шись, он спросил, здесь ли живет Эль Кабо (прозвище моего отца) — Че хотел подковать своего мула. Я сказала ему, что нет ничего сложного, я сама могу это сделать, потому что отец научил меня.

Подковывая мула, я искоса поглядывала на него и заметила, что он смотрит на меня, причем так, как молодые люди смотрят на девушек, и по-настоящему разволновалась. Когда я пошла за рашпилем к ящику с подковами, он спросил, что я делаю, а я объяснила, что уже подрезала копыта, и теперь их нужно подточить, чтобы надеть подковы. Гевара спросил, было ли необходимо делать их копыта такими красивыми... Он продолжал все так же рассматривать меня... В его взгляде было что-то плутовское, казалось, что он хотел отругать меня за что-то, чего я не делала. Закончив работу, я предложила ему кофе. Он сказал мне, что любит кофе без сахара; так я ему и приготовила. Он заинтересовался мною — что я делаю, где научилась подковывать мулов, замужем ли я. Я сказала ему, что я не замужем, но у меня есть дочь. Прощаясь, он сказал:

— Скажи Эль Кабо, что приезжал Гевара».

Сойла сочла его «приятным и очень красивым молодым человеком. Он произвел на меня большое впечатление; действительно, я не могу отрицать, что он очень понравился мне как женщине, особенно его взгляд. Его глаза были очень красивы, и он обладал спокойной улыбкой; этого было достаточно, чтобы растопить любое сердце».

В ту ночь Эль Кабо сказал дочери, что Че «необыкновенный человек». Когда же она спросила, почему, старик объяснил: «Он здесь, чтобы избавить нас от несчастий, голода, грязи и бедности».

Через несколько дней Че и Сойла вступили в любовную связь, которой суждено было продлиться несколько месяцев.

Строительство в Минас-дель-Фрио тем временем успешно продолжалось. Че подумывал о постройке настоящей больницы с несколькими палатами-отделениями. Работа шла с частыми перерывами на воздушные налеты, так как авиация противника обнаружила местоположение лагеря спустя всего две недели после того, как было закончено первое здание. «С тех пор на протяжении трех месяцев мы день и ночь страдали от воздушных налетов».

«Для защиты от бомб нужно как можно крепче зажать зубами какую-нибудь палку. Еще есть пещеры. Но самая лучшая защита — это избавление от страха перед бомбежкой», — часто говорили местные кампесинос, буквально следуя инструкциям Че. Сам он вел себя во время налетов no-разному и время от времени не уходил в укрытие, а только смотрел на самолеты, как будто хотел кому-то что-то доказать.

В Минас-дель-Фрио в окружении Че появился новый участник — шестнадцатилетний Хесус Парра. Че обнаружил его в штабе Фиделя, где подросток лежал, охваченный приступом малярии. Парра, сын чистильщика обуви и кухарки, прошел трехмесячные курсы печатания на машинке. Он печатал двадцать пять слов в минуту, и этого было больше чем достаточно как для осуществления намерений Че, так и для того, чтобы партизаны сочли его интеллектуалом. Именно Парре Че объяснил, почему он собрал вокруг себя столько подростков: «Он сказал, что подростки более сумасшедшие, больше склонны к риску и не слишком много думают». Может быть, Че хотел описать себя?

Эта молодежь проходила военное обучение с палками вместо ружей и изучала кубинскую историю. Вечно голодные, ребята даже устроили голодовку, которую Че прекратил с помощью семи слов, десятка оскорблений и угрозы, что перестреляет их всех. В качестве наказания он оставил их на пять дней без еды, «проводить голодовку». Кастельянос, бывший в числе наказанных, так сказал об этой истории: «Че понимал, что ситуация была серьезной и что наказание было строгим, но ничего иного сделать было нельзя, так как продовольствия не имелось вовсе».

И тот же самый Че, по словам Лафарте, каждый вечер клал около своего гамака небольшую флягу с водой на тот случай, если ему ночью потребуется принять пилюли. Утром он смачивал кончики пальцев и протирал слипшиеся глаза, приговаривая при этом: «Я совсем промок, че, я совсем промок».

Сойла Родригес пришла, чтобы остаться в лагере, и Че перенес свой гамак в небольшую травяную хижину, где они поселились вдвоем. Сойла помогала на кухне и в больнице, а также носила корреспонденцию в Мансанилью. «Я сильно и нежно влюбилась. Я была предана ему не только как боец, но и как женщина». Ей предстояло научить Че мудрости гор.

«Он все время спрашивал меня о самых разных вещах, касающихся Сьерра-Маэстры — как называются те или иные растения, для чего они используются, особенно лекарственные. Его очень заинтересовали два из них; одно, которое мы называем пито разновидность агавы, с очень зелеными, острыми как бритва листьями, использующееся для остановки сильных кровотечений, и ямагуа, тоже применяемое при кровотечениях. Он хотел узнать все о животных и птицах гор».{13}

16. Сьерра и равнина.

В Сьерра-Маэстре 10—11 марта 1957 года состоялась общенациональная встреча руководства Движения 26 июля, на которой определялись ближайшие стратегические цели. Было решено, что в условиях политической изоляции режима и нарастающей силы сопротивления в городах пришло время воспользоваться преимуществом, которое давала политическая напряженность,

и начать готовить забастовку. Спустя несколько лет Че утверждал, что «решение о забастовке было принято Равниной, а Сьерра согласилась с ним, так как партизаны оказались не способны ее предотвратить». Но это представление является неверным. Во-первых, Фидель Кастро не выступал против забастовки; во-вторых, хотя у руководителей Сьерры и были определенные сомнения относительно предложенного плана, но не они определяли их позицию.

Че, не принимавший участия во встрече и не бывавший до того времени ни в одном городе Кубы, не имел четкого представления о том, что делается в городах, и вряд ли мог дать адекватную оценку политической ситуации.

Фидель подготовил призыв ко всеобщей забастовке, которая должна была начаться силами Д26 и немедленно распространиться по всей стране. Был основан рабочий фронт; считалось, что он является единым, но на деле в нем существовали различные секты. Ожидалась доставка трех значительных партий оружия. Партизаны должны были попытаться поддержать забастовку, мобилизовав несколько отрядов, которым предстояло спуститься на Равнину и следить за тем, как развернутся события. Не считая ни на чем не основанной надежды на то, что все пойдет как намечено, привлечение всей Повстанческой армии в поддержку попытки свергнуть режим при помощи забастовки было, вероятно, наименее продуманной частью плана.