Антропоцид - Игорь Строков

А, фиг с ним. Я просто хочу увидеть старого друга.

Я нажимаю кнопку «Активировать» рядом с именем бота. И через миг передо мной появляется Даня. Такой же пустой и глупый, как и всегда.

— Ну привет, дружище, — говорю я негромко.

— Привет, Вадим.

— Ты всегда казался мне просто забавным парнем. Неуклюжим, не самым способным, но весёлым. Порой я смеялся с тобой, порой — над тобой. И никогда не подпускал тебя к себе так близко, как Серёгу или Лёню.

— Друзья бывают разные.

— Я думал: неудивительно, что Даня не выжил, он же неуклюжий растяпа. Но говорят, ты спас нескольких человек во время эвакуации. Погиб героем. Это было неожиданно.

— Я умею удивить, Вадим.

Он говорит всё это с той же глупой улыбкой. А ведь нет в этом ничего весёлого.

— Это точно, — усмехаюсь я. — Знаешь, когда я узнал о твоей смерти — только тогда понял, что недостаточно тебя ценил. И что мне тебя не хватает. Я плакал. Так же, как плакал, когда умерла мама. Что имеем, не храним, да?

— Да. Ты прав.

И тут я не сдерживаюсь: обнимаю Даню и крепко прижимаю к себе. Он рефлекторно отвечает тем же.

— Теперь мне выпало стать героем, — говорю я, пытаясь сдержать слёзы. — Я не просил этого. Но ведь у нас нет выбора, да?

— У всех есть выбор.

Ну да, хорош выбор. Одна моя ошибка будет стоить жизней всем оставшимся людям в этой чёртовой Вселенной. Слишком большая ответственность для подростка.

Но я должен её понести.

— Дань, если я не справлюсь, и если там что-то есть… то скоро увидимся.

— Ты справишься, Вадим.

Я выбираюсь из Даниных объятий. Смотрю в эти мёртвые глаза с придурковатым взглядом. Переборщил я, не был он таким. Он, в общем-то, неглупый парень был.

— Спасибо, Дань. Я рад тебя увидеть. Ты был хорошим другом. И я тебя не забуду, знай это.

Я кладу руку ему на плечо и говорю:

— Спи.

Даниил послушно кивает головой и растворяется, будто человек, вышедший из Хомы.

А я вызываю такси и отправляюсь на место встречи. Надо поторопиться, у меня ведь не так много времени.

Некоторое время мне приходится потоптаться возле Арбата. Марина, видимо, из тех старомодных девчонок, которые любят опаздывать.

Людей здесь много, куда больше, чем в том же Митино. В центре всегда больше людей. Да, наверняка большинство из них — боты, но я уверен, что живые больше тянутся вот к таким местам, нежели сидят в своих спальных райончиках.

— Привет!

Марина счастливо улыбается и энергично машет рукой. На ней милый розовый сарафан.

— Привет, — говорю я. — Ты хотела о чём-то поговорить?

— Да нет, просто погулять.

Неожиданно Марина берёт меня под локоть и ведёт в сторону Арбата.

Чего ж я ожидал? Выбор места говорит сам за себя. Хотела бы поговорить — встретились бы в месте попроще. В кафешке, в конце концов, но никак не на романтичной прогулочной улице.

Я не сопротивляюсь. Марина держится за меня и неспешно шагает по оживлённому Арбату. Темноту всюду озаряют вывески, откуда-то доносится музыка. Боты-художники рисуют портреты, старое развлечение «как меня видит нейросеть». Люди сидят в летних кафе, и мне даже становится немного грустно: когда-то мы с ребятами так сидели, только по-настоящему. И следом я вспоминаю Амальгаму, ведь в последний раз в подобном месте сидел с Артуром.

Нельзя здесь надолго задерживаться. Эта прогулка — небольшая передышка перед моей вылазкой. А может, прощание?

— Так ты рисуешь? — спрашиваю я.

— Ну да, типа того. Когда-то мечтала стать художницей.

— И что за стиль?

Марина хихикает.

— Курицалапионизм, — говорит она.

— О, в этом стиле и я рисовать умею.

— Я не задумываюсь, — говорит Марина сквозь смех. — Рисую то, что идёт от сердца. Могу показать, когда прилетим.

Если мы прилетим, это, наверное, будет неловкая встреча. Мне и сейчас неловко, честно говоря.

Мы проходим мимо ещё одного нейросетевого художника. Он рисует мать с дочерью, и выходит достаточно интересно. Есть в нём что-то… не знаю, от Ван Гога? Не шарю я в изобразительном искусстве. Мане от Моне точно не отличу.

— Не боишься, что тебя заменят эти? — киваю на непись. — И в художестве, и в дизайне.

— Эти меня уже, наверное, пару сотен лет пытаются заменить. Пока у них что-то плохо получается. Профессии не умерли. Взгляд искусственного интеллекта или простой нейросети — не то же самое, что взгляд человека.

— Не знал, что тебе столько лет, — я с улбыкой кошусь на Марину.

— Бу-бу-бу, — передразнивает она меня. — Мне шестнадцать, вообще-то.

Моё внимание привлекает яркая синяя вывеска прямо за спиной у художника.

— Смотри, ресторан, — говорю я.

— «Подводный мир»? Хочешь угостить меня омарами с красной икрой?

— Дороговато, с учётом того, что ты даже вкуса не почувствуешь. Просто осматриваюсь.

Я подхожу к ресторану: на голоэкран у входа выведено меню. Я пролистываю его пальцем: интересно, сколько же всяких вкусностей я в этой жизни уже никогда не попробую?

— Что такое осьминожий фьют? — спрашиваю я.

— Блюдо, изобретённое во второй половине двадцать первого века, — говорит Марина. — Тогда один ресторан выдавал его за классическое английское блюдо. Хитрецы, блин! Но рецепт прижился, стал действительно классическим. Но его сейчас нечасто встретишь, упала популярность.

— А ты, я смотрю, разбираешься в морепродуктах.

— Скорее люблю всякую ерунду в интернетике почитать. О, смотри, музыкант!

Посреди улицы парень с акустической гитарой на раскладном стульчике исполняет песню про солнце. Но это не радостная попса или детская песенка, как обычно, а достаточно грустная вещь. Прослеживается в её мотитве какая-то обречённость, что сильно резонирует с моим настроением. У людей вокруг есть толика надежды, но это лишь потому, что они слишком мало знают. И даже не представляют, что в паре метров от них стоит человек, от которого зависит, проснутся ли они завтра утром.

Музыканта слушают несколько человек, кто-то даже подпевает. Песня мне смутно знакома, это что-то старое, некогда очень популярное. Я подмечаю, что гитарист расположился прямо рядом со стеной Цоя. Ну конечно! Легендарный музыкант позапрошлого века, лидер группы… как она там называлась?