Кремень и зеркало - Джон Краули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вести о великой победе дошли до короля Филиппа II; ему нашептывали на ухо подробности, а он сидел, не поднимая век, недвижный и безмолвный, как изваяние. Хью О’Нил сразился и победил, сообщили ему; небывалый, неповторимый случай; он выиграл великую битву в каком-то никому не известном месте под названием Желтый брод.
Брод есть всегда: люди сражаются, чтобы узнать, кому из них суждено пересечь реку, а кому – нет.
Вскоре после той битвы, единственной и неповторимой, Джон Ди у себя в Праге получил известие – при помощи все той же стеганографической процедуры, медленной и мучительной, – что Филип Испанский оставил сей бренный мир. Послание, которое он извлек из тысяч и тысяч одинаковых ангельских букв, переложенных на десятки алфавитов, гласило, что великая победа ирландского полководца на реке Блэкуотер стала большим утешением для умирающего. Ангел-посланник забрал последний вздох короля – вздох, что претворился в слова, которые ему предстояло доставить по назначению. Быть может, он немало подивился такому заданию, если смерть хоть что-то значит для таких существ. Джон Ди счел достойным удивления другое: что последние мысли католичнейшего из королей были обращены к Тирону, ирландскому зверю, сорвавшемуся с цепи. Когда-то он, Джон Ди, решил приковать этого зверя к королеве своим тайным искусством; но, быть может, не стоило этого делать?
Часть шестая
Слуа Ши
Захватчики
Человеку не дано услышать, как смеются те, кто ждет в темноте под холмами и в замках на дне озер. Но внук Ньяла все же услышал этот смех, когда после битвы у Желтого брода к нему привели пленных английских капитанов и развязали им руки. Капитаны рассказали, как над их солдатами и рекрутами шутили шутки какие-то воображаемые существа – или, быть может, черти; уж те-то вполне настоящие, это известно каждому. Как можно сражаться с врагом, когда другие, невидимые враги уже выпили из тебя всю отвагу и веру?
Слушая эти рассказы, Хью О’Нил и сам смеялся от души. Он понял, что это за существа – коренастые, смурные, бородатые и в шляпах, хранители богатства, которое не ухватить рукой, – донимали англичан. Он ведь и сам когда-то встретил одного из них – давным-давно, на заре своей жизни, близ рата в Данганноне, куда привел его бард О’Махон, слепой О’Махон, который все же прекрасно видел, кто тогда вышел к маленькому Хью из-под земли.
То, что принес ему земляной человечек, было сущей безделицей: просто осколок кремня, обточенный словно рукою ребенка, решившего поиграть в мастера. Но этот осколок оставался при нем до сих пор, лежал в его собственной руке. Безголосый камень – и все же, казалось, он говорит, повелевает, советует. Хью погладил большим пальцем зернистую поверхность. Он не представлял себе, что мог сделать этот кремень для победы при Желтом броде; сам он не просил его помочь и никого не призывал с его помощью; и все же он верил, что избравшие его раскинули сеть на все четыре стороны Эрин – на север и на юг, на восток и на запад. Эта сеть все еще цела, и по нитям ее струятся силы: с севера – отвага, потребная и для войны, и для мира. С запада – ученость и дар сказителя, потребный для того, чтобы ни одно из великих дел никогда не забылось. С востока – гостеприимство и песнь; они потребны для того, чтобы славить ученость и отвагу и вознаграждать королей, хранящих мир таким, каким мы его знаем. С юга же, из Мунстера, приходит музыка, и с нею – все блага земли, и с нею – могучие жены, бессмертные и прекрасные. Вот они каковы, четыре части. Но внутри у Хью О’Нила, как и у всех, были еще четыре, другие и те же самые: Слева и Справа, Впереди и Сзади. А при каждых четырех частях имелась еще и пятая, такая же огромная, как остальные, и название этой пятой части было ответом на загадку, которую О’Махон загадал ему давным-давно, когда учил маленького Хью именам четырех великих четвертей страны. Крутись – не крутись, а глазами эту пятую часть не увидишь; она не далеко, не близко, не впереди, не сзади, а просто здесь. Она-то и хранит все целое неизменным в вечном круговороте перемен; и это – единственная часть, из которой ни уйти, ни уехать. Хью О’Нил прижал к сердцу руку, в которой держал камень сидов – заповедь и обещание, – и прошептал одними губами: «Здесь».
Вести об удивительной победе, одержанной на Севере, всколыхнули старых английских лордов и ирландские кланы Юга, погнав их в набеги по всему Коннахту и Лейнстеру, как ветер гонит огромную волну, что сметает с побережья лодки и камни, дохлую рыбу и обломки разбитых кораблей, а затем, отступая, тащит на глубину все без разбора. После Желтого брода тем септам, которые боялись Томаса Батлера, лорда-маршала Багенала и саму королеву на престоле, бояться стало нечего. Зато страх охватил колонистов, и они бежали, бросая свои дома и отрекаясь от титулов трехсотлетней давности, на которые лишь недавно заявили новые права. Уже к октябрю ольстерские капитаны Тирона вместе с Красным Хью, лордом Тирконнела, и с Хью Магуайром, лордом Ферманы, и с тысячей конных бойцов пересекли гряду невысоких эскеров, отделявшую Удел Конна от Половины Муга.
– Куда ты ведешь нас, дядя? – спросил Лис.
– Пусть каждый ведет тех, кто хочет следовать за ним, – предложил Пес. – Единый вождь нам ни к чему.
О’Нил улыбнулся словам темного всадника. Черные волосы Магуайра, отросшие почти до пояса, сейчас были собраны в узел на затылке. Широкий с раздутыми ноздрями нос на длинном лице указывал точно на юг.
– А если я поведу, сэр? Неужто вы последуете за мной? – мягко спросил он. – Станете псом у ног моей лошади? По-моему, вы для этого слишком горды.
